Боль свободы

Вдруг Сталмир понимает, что так даже лучше. Нужно отыскать сил, чтобы сказать все задуманное, чтобы тот, в чьем уме теплится хотя бы слабое, едва уловимое сомнение, мог услышать его голос в устах Сталмира, решительно настроенного отдать жизнь во имя великой цели, во славу истинной, не искаженной лживой философией проклятой Федерации свободы.

– Да… да. Я… хочу воспользоваться… правом и сказать последнее слово.

Судья кивает, отклоняется, но ничего не говорит. Все продолжают следить за каждым движением Сталмира, дроиды не устают ловить подсудимого в объективы камер, а сам он, вздохнув, набирается решимости, забывает страх, помня теперь лишь о том, что должен сказать, чтобы не дать угасать в умах других желанию оставаться свободными.

– Пусть я умру! – начинает Сталмир, окончательно убеждая себя в том, что этот исход даже лучше, ведь теперь его голос напитан силой ужаса перед тем кошмаром, в котором Сталмиру предстоит вскоре погибнуть. – Но я ни о чем не жалею! Можете винить меня в том, что я желаю оставаться свободным! Можете пытаться убеждать себя, что подлинная свобода в том, чтобы быть рабом, но я никогда с этим не соглашусь! Пусть я умру в таких мучениях, какие вам даже никогда не смогут присниться, но я умру свободным! И…

Остается лишь сказать, что свобода будет жить в сердцах и умах таких, как он, что истинная свобода никогда не умрет, но что-то мешает. Вчера он не собирался умирать. Пройден самый важный этап, по Федерации нанесен удар, погибли храбрые соратники и товарищи, но задуманное уже удалось, и вчера Сталмир уже строил планы о том, как будет даже из заключения продолжать разносить по всей галактике голос свободы, но теперь должен умереть. И вдруг, последние слова в его устах сами изменяются, желая превратиться в кошмар и проклятие Федерации.

– Но я не умру… я не умру. Я выживу, чего бы мне это ни стоило! – с яростным, сумасшедшим выражением говорит изменившийся в лице подсудимый. – Пока свобода живет в моем сердце, я не сдамся! Я выживу и найду способ вернуться! Я вернусь, чтобы избавиться от лжи проклятой Федерации! И когда я вернусь, то восстанут те, кто прежде не решался этого сделать! И свобода однажды восторжествует!

Ведущий судья, ожидая, что больше подсудимый уже не скажет ничего нового, различая в его полусумасшедшей речи одни лозунги, поднимает ладонь, чтобы остановить речь, но Сталмир, рвясь вперед корпусом, кричит еще громче:

– Пусть это невозможно! Я вернусь светом подлинной свободы! – заявляет он с неистовой решимостью. – Я подчиню Асумгард! И каждый, кто направит телескопический зуминатор на эту чертову планету, сможет узреть, что я жив! Что свобода живет в моем сердце! И надежда…!

– Достаточно! – перебивает судья, но продолжает тише и спокойней, видя, что Сталмир подчиняется его воле: – Пусть так. Пусть вы останетесь жить, подсудимый. Асумгард навсегда поглотит вашу неуемную тягу к разрушению, убьет ваш дух и отнимет жизнь… как было с каждым, кого постигла участь оказаться на этой планете.

Сталмир дергается от злобы, но ничего не говорит, скалится, но уже ничего не добавляет.

– Суд объявляется закрытым! – тут же добавляет судья.

И как только выключаются камеры, как только репортеры отправляются наружу, ожидая выступления судей, как только Сталмира начинают уводить роботы охраны, судья обвинения, отчаянно требовавший самой высшей меры наказания, отпускает трибуну, пошатывается и сваливается без сознания на зеркальный пол, пораженный тяжестью ответственности в самое сердце.

Оканчивается день в камере, в нескончаемом гуле молчания, где ожидание завтрашней казни мучает, не давая уснуть и лишая сил. И как бы долго не шла вечность этого ожидания, утро наступает так быстро, словно время унесло прошлое мгновением, желая скорее бросить Сталмира в пасть непобедимого врага и растерзать его за грехи, за то, что он посмел желать свободы.

Не успевает Сталмир опомниться, как уже к нему приходят дроиды охраны, не спрашивая ничего, приковывают магнитными браслетами к своим механическим поясам и уводят, навстречу неминуемой смерти. А спустя, кажется, еще всего миг, Сталмир уже оказывается прикованным к движимому креслу рядом с небольшой, отправной капсулой, готовой отнести его на планету смерти, уже давно ставшую бессменной королевой самых пугающих фильмов и книг.

Выйдя из здания, приходится сесть в темный салон неприглядной, полицейской капсулы, и какое-то время ехать. Затем, роботы выводят Сталмира наружу, и он сразу замечает судей, занимающих особое место на процессе исполнения приговора.

Взгляд Сталмира тут же выхватывает из всех лиц судей то, которое принадлежит судье обвинения. Он с тяжелым, усталым лицом сидит на коляске, рядом с ним парит маленький, бесшумный, дежурный медицинский дрон, но Сталмир, испытав одновременно сочувствие и отвращение, сразу уводит взгляд.

Большая, газонная поляна, знакомая Сталмиру прежним видом, теперь выглядит совершенно иначе, перекрытая наполовину матовыми защитными панелями, окружающими готовую к взлету капсулу.

Судьи ждут вдали от капсулы. Еще дальше, за ограждениями, ожидает исполнения приговора толпа. Отсюда даже нельзя разглядеть хоть чье-нибудь лицо, но из толпы, пользуясь возможностями нейроинтерфейсных приспособлений, любой желающий может рассмотреть каждый оттенок выражения на лице Сталмира. И, понимая это, он изо всех сил старается не обнажать прошибающий до холодного пота страх.

Впереди, рядом с капсулой, кто-то стоит. Заметив его, Сталмир даже невольно ухмыляется, различая древнюю, как мир, маску палача на лице незнакомца. Маску, пришедшую из тех времен, когда палачи убивали осужденных своими руками, а не отправляли их на полумистическую, загадочную планету, о которой никто, кроме самых доверенных ученых лиц Федерации, почти ничего не знает.

Ставшая легендой ужасающих историй, мотивом для ужасов и жестоких боевиков, планета так и остается для всех загадкой, скрывая истинную суть от глаз общественности. Лишь сейчас задумывается Сталмир о том, а сможет ли он вообще исполнить свои угрозы и сумеет ли подать с планеты знак, дать понять, что он жив. Наконец, о самой планете, о том, что на самом деле на ней происходит, никому неизвестно, потому, что у планеты капризная атмосфера, а кроме того, научные спутники Федерации нарочно закрывают Асумгард от любопытных глаз.

В этот миг Сталмира уже подводят к капсуле и, когда полицейские дроиды останавливаются, он забывает свои наивные мысли. Дать понять, что он жив? Ему повезет, если выйдет прожить на этой чертовой планете хоть неделю.

Палач вдруг поднимает руку, двигается медленно и торжественно, и в тяжелой, молчаливой атмосфере, дроиды приковывают Сталмира к креслу, стоящему на платформе перед капсулой.

Сама капсула занимает всего два-три метра на платформе из защитного покрытия, и достигает высоты всего в три или четыре метра. Выглядит она слегка неуклюже, чем-то напоминая яйцо, а впрочем, есть ли разница, в каком именно гробу тебя увезут под землю.

Не успевает Сталмир опомниться или о чем-то подумать, как уже кресло, держа его за руки и за ноги магнитными наручами, медленно начинает самостоятельно ехать в капсулу. Дроиды тут же уходят, больше не имея нужды охранять подсудимого, а Сталмир даже и не пытается вырваться, совершенно ясно понимая, что никакой хитростью нельзя прорваться через холодные объятия сковавших его приборов.

Неожиданно, палач заходит в тесную капсулу вместе с Сталмиром, тут же приковав к себе его взгляд, а после даже снимает маску, открывая лицо. От самого лба, заходя толстой, кривой, отвратительной полоской на волосяную часть головы, шрам спускается по лицу незнакомца вниз до самого подбородка, где прерывается, а затем продолжается на шее и прячется еще ниже за воротником. И Сталмир, увидев жуткий шрам, поначалу даже замирает, но потом ухмыляется и уводит взгляд с отвращением.

– Федерация тебе приплачивает за такую морду? – спрашивает он, не пряча свое презрение. – Или хочешь, чтобы все знали, как ты доблестно воевал на границе Андромеды?