Боль свободы

Сталмир поворачивается и миг глядит на палача, открывшего ему свое лицо.

– Шкура продажная, – бросает он презрительно.

Незнакомец со шрамом остается на удивление спокоен. Он тоже глядит с печалью и жалостью, как остальные, будто сочувствует преступнику, хотя Сталмир знает, что все это лишь игра. Впрочем, что-то в выражении незнакомца не дает покоя, что-то в глазах палача не дает на него так же рассердиться, как на того клоуна-судью, разыгрывающего сердечный приступ. Кажется, будто во взгляде палача действительно отражается самая настоящая печаль, и становится до отвращения тяжело, что не выходит найти хоть самый маленький, самый неприглядный признак его неискренности.

– А с чего ты взял, что я воевал? – спрашивает палач.

Сталмир даже забывает о своем отвращении, вдруг недоумевая. Действительно, кому придет в голову носить на лице такой отвратительный шрам, избегая возможности сделать рядовую операцию и избавиться от этого уродства? Разве что какому-то недоумку, с истерзанным ярым патриотизмом умом.

– А что, шрам ты для красоты носишь? – говорит Сталмир чуть спокойнее, внезапно для себя потеряв чувство отвращения, но не потеряв его выражения на лице.

Палач вздыхает, опускает на миг глаза, но не торопится уйти.

– Память об ошибках, – неожиданно отвечает палач спокойным голосом. – Есть вещи, которые… нельзя позволять себе забыть.

Сталмир пытается вслушаться и понять, но теперь решает, что эта чушь наверняка в голове незнакомца оканчивается словами «подлинная свобода» и «Федерация», а значит и слушать его нет никакого смысла. Сталмир отворачивает голову, а палач достает армейский нож старого образца, знакомый разве что любителям оружия и завсегдатаям тематических музейных экспозиций о старых войнах.

Сталмир тут же оборачивается, заметив краем глаза, как блеснуло лезвие. С отвращением и яростью он глядит на палача, уже ожидая, что тот вонзит нож ему в сердце, а затем холодеющий труп свободного человека отправится на планету ада. Все сразу получает объяснение, взбудораженный ум мгновенно находит причинно-следственные связи. Вот, почему никто не выживает на планете, вот, почему о ней сочиняют ужасы. Сейчас он умрет и никогда уже не сумеет подать с планеты знак, вот, почему никому неизвестно, что в действительности творится на Асумгарде.

Хотя, Сталмир увлекается, в спешке ошибаясь раньше, чем он успевает дождаться хоть каких-то подтверждений своим опасениям. Вместо того, чтобы хладнокровно убить осужденного и отправить его труп путешествовать к одной из соседних планет по черному покрывалу космоса, палач наклоняется ближе, кладет руку на плечо и аккуратно закрепляет нож на поясе тюремного комбинезона.

– Выживи, – говорит он тихим, проникновенным голосом, заглядывая будто прямо в душу, – и ты все поймешь.

Лишь на пару секунд проникается Сталмир этими словами, но тут же сердится, узнавая в них почерк государственной философии.

«Прими – и тебе откроется знание; поверь – и ты разгадаешь», – все это приелось и осточертело еще в годы младшего ученичества.

– Пошел к черту! – кричит Сталмир яростно, видя, как с чувственным лицом палач готовится хладнокровно исполнить обязанности. – Шавка Федерации! Вонючая подстилка! Бездушная тварь!

Впервые Сталмир ругается так, обычно всегда оставаясь холодным и расчетливым. Как бы ярко ни горела в его мыслях жажда восстания, как бы отчаянно не желал он возродить свободный дух жизни, уничтоженный деспотизмом Федерации, как бы яростно ни ненавидел всех, кто добровольной верностью служит на благо объединенных государств, давно потерявших самобытный облик, но никогда еще эти чувства не вырывались таким припадком негодования, обращаясь бессмысленной руганью.

– Лучше бы ты меня этим ножом прирезал! Тварь! Мразота! – продолжает кричать Сталмир, не в силах удержаться. – Шваль! Ублюдок!

Палач только смотрит с тем же выражением, и его просто невозможно игнорировать, даже пропадает желание разругаться еще сильнее, едва оно появилось и обратилось ливнем оскорблений. Хочется тут же объяснить это желание даже не палачу, – черт бы с ним, – самому себе, и речь тут же изменяет направление, не успевая отразиться вразумительным планом в мыслях.

– Бросить на Асумгард того, кто этого не заслужил! Криворожий урод! – продолжает Сталмир. – Убери свое вонючее рыло! Бросить меня в гребаной тюремной робе….

– Это не тюремная одежда, – спокойным голосом перебивает незнакомец со шрамом. – Это усиленный армейский комбинезон. Модель «Жук-Б18» из укрепленного титанита на основе… хотя, это не важно.

Сталмир застывает, внезапно для себя потеряв желание ругаться, хотя следы его ненависти еще не успевают сползти с лица.

– Это сверхпрочный материал, устойчивый к износу, – объясняет палач. – Выдерживает огнестрельные снаряды и даже разрыв близкой гранаты. Правда….

Незнакомец застывает со странным выражением, будто теряется, а потом взглядывает на обездвиженного удивлением Сталмира.

– Правда, от кислоты он не спасает, – договаривает палач.

Затем он вздыхает, опускает глаза, не ждет, когда Сталмир опять заговорит, делает всего шаг и уже оказывается за пределами тесной капсулы. Незнакомец еще раз оборачивается, встав на выходе, с тем же красноречивым, сочувственным выражением он взглядывает на приговоренного, сжимая губы так, будто готовится отправить на смерть небезразличного человека.

– Удачи, – говорит он тихо.

А когда незнакомец делает еще шаг и движением руки дает интеллектуальной системе капсулы сигнал к запуску, Сталмир вновь начинает изо всех сил выкрикивать ругательства, ожив вместе с медленно задвигающейся дверью капсулы. Он продолжает орать изо всех сил, не зная даже, слышит ли кто-то его отчаянную ругань, и кричит до тех пор, пока двигатели не начинают гудеть, оповещая о начале пути и конце привычной жизни.

Сталмир внезапно замолкает, чувствуя, как бессилие сдавливает глотку, мешая дышать, как подступает к горлу ком и как рождается детское желание разрыдаться, но прежде чем слезы начинают обжигать глаза, Сталмир крепко зажмуривается, на миг задерживает дыхание, заставляет себя проглотить горесть и страх, но вдруг замечает, что весь дрожит.

Дрожит все. Капсула на удивление ровно поднимается в воздух, но догадаться об этом можно лишь благодаря тому, что ускорение начинает вдавливать в кресло. И все же, Сталмир чувствует, что дрожит не корпус аппарата, дрожит он сам, вглядываясь в черный, низкий потолок капсулы, ничего не различая в темноте, и смотря будто бы в бездну, которая вскоре разверзнет перед ним свои адские объятия.

Все кончено. Никто и никогда еще не возвращался с Асумгарда, планеты-убийцы, планеты смерти, этого портала в адскую бездну вселенной.

Глава 2

Планета смерти

Асумгард. По истине, самое мистическое, самое чудовищное место во всей галактике. Трудно вообразить, что где-то в целой вселенной найдется образ еще более ужасный, чем этот железно-каменный шарик, плавающий на орбите ласковой звезды.

Планета смерти, планета-убийца, планета, завоевавшая десятки, или даже сотни имен, абсолютно каждое из которых наполнено безмерным ужасом и вселяет невольный страх одним своим звучанием в сердце каждого жителя галактики, Асумгард давно превратился в излюбленный образ фильмов и книг, погружающих в атмосферу невыносимого ужаса.

Трудно даже представить, где фантазия режиссеров, сценаристов и писателей невольно переходит границу реальности. В бесчисленных произведениях о Асумгарде, часто встречаются очевидно вымышленные, магические существа, ужасающие своей выдуманной мощью, но не менее часто истории о планете стараются поражать реалистичным повествованием, используя образы самых жутких хищников, паразитов и тварей, обитающих на планетах Федерации, в заповедниках и в самых уголках галактики, чтобы создавать похожих на настоящих созданий монстров.