Боль свободы

Несколько птиц уже летит в атаку. Ближайшую глаза легко замечают, ее удерживает взгляд, но в то же время сознание уже отмечает следующие цели. Вот еще несколько, позади нее, и как только птица вонзится в нож, то нужно будет сразу же попытаться ударить остальных.

И с первого же раза удается попасть. Радость успеха отдается эхом взбудораженного сердца, наполняет силами и обещает скорую победу. Птица напарывается на лезвие со странным, почти металлическим звоном, а потом с хрипом валится в сторону, пытаясь трепыхаться, но слишком быстро растеряв все силы.

Тут же взгляд перескакивает на другую птицу, рука готовится ударить и ее, но в этот раз сознание мешкает. Две птицы летят почти одна за другой. Ударить первую, значит пропустить вторую. Можно попытаться закрыться рукой, уже ясно, что армейский комбинезон для птиц слишком прочный, но там, следом за первыми двумя, несется еще одна, и она точно вырвет клок волос, если укрыться от первых.

Сомнения лишь мешают. Все происходит слишком быстро, чтобы успевать думать. Первая же из птиц ударяется прямо в руку, совершенно внезапно. Не удается поразить ее ножом, но хуже того, маленькая тварь показывает, на что способна.

Рукоять едва не выскальзывает из ладони. В кулак больно ударяет что-то острое, затем начинает тянуть с отвратительной болью, брызгает кровь, а в следующий миг, сразу за первой, в руку ударяет вторая птица. Она также вырывает клочок свежей кожи, воткнувшись в тело острым клювом, затем уносится прочь, а следом уже готовится поживиться свежим мясом и третья, проскальзывает мимо ослабевшей от свежей боли руки, отрывает мочку уха и уносится вверх.

Все, что рождает эта планета в душе – это одни только крики и ругательства. Мелкие твари. Мелкие, вонючие сволочи! Маленькие гадины. Решили сожрать. И самое обидное, что могут.

А сверху уже падает вниз целое облако. Не вся стая, лишь небольшая часть птиц готовится напасть и разорвать свою беззащитную жертву в клочья, и почему-то нет перед ними страха. Мелкие, отвратительные твари, галдящие так мерзко, что в ушах уже звенит. Ненависть пробуждают эти птицы, но не страх. А впрочем, ровно до тех пор, пока не становится ясно, что облако этих птиц, бросившись плотным строем вниз, накрывает такой плотной тенью, что становится даже, кажется, прохладней.

Вот теперь рождается страх. В нем бесследно растворяется весь гнев, который только что бушевал в уме, заставляя желать раскромсать этих мелких тварей на клочки. Боль не такая сильная, по сравнению с тем, что пришлось испытать за эти пару дней, но ее достаточно, чтобы рука начала слабеть. А глядя на это падающее облако мелких, крылатых хищников, становится так жутко, что едва не опускаются руки.

Копье! Взгляд бросается в сторону. Время не ждет, счет идет на секунды. Вторая рука тут же хватается за палку, выдирая ее из костра. Правая рука, несмотря на боль, еще крепче сжимает нож. Больше все равно ничего не остается. К черту мысли – в бой!

Трудно даже надеяться на успех. Палкой удается зацепить сразу несколько птиц. Пара из них даже сваливается на землю рядом с костром, но большинство только пошатываются в воздухе, а затем поднимаются вверх, оставив затею. Нож прорубается через несущихся на полном ходу птиц, срезает нескольким крылья, одну разрубает пополам, одной ударяет в клюв, но затем, чувствуя, как с лица, с рук, с головы мелкие твари рывками сдирают целые клочки кожи и мяса, как выдирают с корнем волосы, приходится закрыться руками, чтобы эти мелкие чудища просто не обглодали лицо.

Проходит всего миг, как уже кажется, что он длится целую вечность. Птицы впиваются в кулаки, и правая рука, не выдержав, начинает вслепую размахивать ножом, чтобы отогнать хоть нескольких прежде, чем на ней останутся лишь кости.

Еще несколько секунд, а этот ад все еще не кончается. По всему телу ощущаются удары птичьих клювов. Все верно, ошибки нет, пробить комбинезон им не удается, но настырные сволочи продолжают в него бить снова и снова, проскальзывают даже под руки и ударяют в ребра и в живот.

Только бы закрыть лицо. Палку тут же приходится выпустить. Очевидно, она не лучше ножа. Пока левая рука укрывает глаза, нос, рот и лоб, правая размахивает ножом так неистово, что кажется, должна была зарубить уже полстаи.

Черт его знает, почему. Глаза открываются, желая выглянуть из-под руки, и мгновение внезапно останавливается.

Время замирает, когда прямо здесь, перед глазами, на расстоянии пары ладоней оказывается одна из этих мелких тварей. Она будто зависает на миг в воздухе, мгновенно отпечатываясь в уме четкой, ясной картинкой.

Это уже потом, чуть позже сознание разглядит эту картинку в подробностях, когда рука снова укроет лицо, но именно сейчас взгляд улавливает все черты отвратительного создания. Маленькие, быстрые крылья, движения которых такие скорые, что выглядят, как черные, размытые облачка пара. Кривой, скрученный клюв похож на скошенные лезвия старых ножниц, полотна которых, хоть и кривые, но прилегают друг к другу очень плотно.

И вдруг, снова время разгоняется, в одно мгновение теряя всю плавность течения. Птичка рывком бросается вперед, ныряет под локоть и чуть не впивается в подбородок.

Ударившись в грудь, маленькая, противная сволочь начинает барахтаться под рукой, будто застряв, и рука тут же открывает лицо, чтобы выпустить, а лучше оттолкнуть, или даже убить мелкую гадину.

Только за птицей не удается даже проследить. Едва рука открывает лицо, как в обе щеки тут же впиваются скрученные птичьи клювы, а рука снова пытается скрыть от них лицо, пока на нем еще остается что-то, кроме черепа.

Кажется, прошло уже столько времени, что пора бы этим чертовым птицам оставить свои попытки и убраться, но они продолжают неистово долбить клювами по корпусу, по рукам и плечам, выдирать клочья волос с головы и иногда кусать за руки.

Больше всего опять достается левой. Не успела она перестать болеть от ожогов, как теперь кожу на руке вырывают эти чертовы птицы. Впрочем, правой тоже достается не мало. Ненасытные твари нагло дерут кожу, порываясь добраться до самых костей, ободрав с них все мясо.

– Аааа! – вырывается яростный крик.

Жаль, каким бы громким он ни был, птиц это ни на миг не заставляет испугаться. Про других зверей уже и думать некогда, только бы дожить до того момента, когда солнце начнет печь настолько сильно, что птицы не выдержат. Их черный окрас – худшая защита против такого безжалостного солнца.

Точно! Черт! Мысли едва успевают в этом безумии складываться в идеи, но и одной достаточно. Глаза страшно открыть, но ум резво вспоминает, с какой стороны костер, с какой стороны кусты, быстро угадывает, в какой стороне черный, зыбкий песок, который должен бы уже нагреваться лучами горячей звезды.

Приходится лечь на живот, обе руки положить на землю перед головой и ползти, забыв про еще только недавно сросшуюся, кривую ногу. Коленом сломанной ноги приходится опираться на землю, а второй ногой отталкиваться, чтобы двигаться быстрее, и добраться до песка, где палящие лучи не оставят голодной стае этих мерзопакостных тварей ни шанса.

Боль на какое-то время забывается. От этого противного галдежа уже в ушах звенит. Ноют щеки, руки, а особенно голова, из которой птицы успели повыдирать волосы. Сволочи. Будто бы вся эта планета не просто хочет убить, а старается доставить как можно больше мучений.

Впрочем, некогда сейчас отвлекаться ни на что, только бы доползти. И, наконец, вдруг, совершенно неожиданно ладонь опускается на влажную, уже горячую поверхность черного песка. Хочется рассмеяться, и в то же время хочется думать, что пара этих тварей успеет сгореть к чертям в раскаленных лучах проклятого солнца, но едва стоит поднять на радостях голову, забыв укрываться, как тут же в лоб и в щеки опять впиваются скрученные клювы этих адских птиц.

Голова тут же падает вниз. Хочется провалиться в этот чертов песок, лишь бы птицы отстали, но прежде чем лицо утыкается в мокрую, горячую почву, сознание успевает предостеречь. На лице есть свежие раны, ободранная кожа, в самый удачный момент напомнившая о себе неприятным, острым чувством. Руки быстро укладываются на песок и лицо утыкается в них. Лишь бы не в землю. Мало ли, чем может обернуться такая неосторожность, мало ли, что случится, если открытыми ранами уткнуться в этот черный песок.