За перевал

Нет, пожалуй, не настолько. Но Ангроду хватает. Огонек гнева вспыхивает в нем там же, где он горел во льду и во время стычки на берегу Митрим, пока слабый, но он все разгорается и грызет его изнутри неотступно.

Потому что этому, кажется, все равно, и мысль об этом равнодушии жжет, как уголь.

Разговор о дороге, наоборот, затухает, слова становятся суше, фразы короче, молчание — тягостнее.

Ангрод готов уйти и отмолчаться в одиночестве, но ему не дают.

Морьо заступает ему дорогу.

— У тебя есть чудо, переносящее сквозь время? — спрашивает он сквозь зубы.

— Что?

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?! — он снова кричит, сжимая кулаки. — Прошел с тобой босым по льду? Вернулся пешком в Араман? Утопился в проруби?! Или подскажешь, как вернуться в прошлое, вдруг без меня уже и эту задачу решили?

Ошеломленный Ангрод даже отступает на пару шагов от этой внезапной ярости — и отвечает правду.

— Не делал вид, что этого не было.

— Это значит — сделал что?! — выкрикивает тот.

— Майтимо и Макалаурэ сделали все, что могли, — Ангрод чувствует странное, холодное довольство от вспышки Морьо, и в то же время нелепую радость, что тому, кажется, и вправду не все равно, раз он так взвился. — Вряд ли ты знаешь. Выплатили виру немалой долей перевезенного на кораблях и большей частью лошадей. Говорили о том, что сожалеют.

— Да плевать на это! — кричит снова Морьо, и тут Ангрод прямо вздрагивает от желания его ударить. — Ты от меня чего хочешь? Здесь, теперь?!

— Чтобы ты замолк, наконец! — рявкает Ангрод, не выдержав. — Угомонись!

— Ну уж нет, договаривай!

— Отъешься, тогда договорим. На кулаках. Без оружия!

— Куда же так долго?! — теперь Морьо почти шипит и хватает его за руку, вцепляясь как клещами. И это нежданно жутко, Ангрод и не подозревает в этом истощенном теле немалую силу — и такую ярость. — Ты жалеть меня вздумал, дубина здоровая?!

Вот теперь у Ангрода в глазах темнеет.

— Тебя?!

Хватает Морьо за ворот и от души встряхивает. Впечатывает в стену.

— Я тебе скажу, чего я хочу, глупец! Когда-то у меня был друг!! Несколько друзей!! Не так давно, когда ещё стояли Древа! Друг у меня был, понимаешь, дурак, глупец, болван!! Не слишком умнее меня, хоть и старше… Такой же вспыльчивый дурень, что и я!! Ты что, вернёшь мне его?? Что с ним случилось?! Не сейчас, не в Ангбанде! Что с ним сделалось на том берегу? Или хотя бы на этом?

Твердым, костяным кулаком Морьо бьёт его под дых, точно, коротко и жёстко. Совсем не как на озере, удивлённо думает Ангрод, с трудом разгибаясь. Словно то и дело дрался с теми, кто сильнее его раза в два, а то и три.

— Я так сильно хочу тебя побить, дурака, — выдыхает он все равно, — будто это поможет! Будто это кого-то вернёт… И моего друга тоже!

И, не в силах больше удержаться, бьет Морьо в глаз. Вполсилы.

В то же мгновение получает в ответ, да так, что бровь рассадило костяшками худых пальцев. Что-то слегка дёргает пояс.

Он успевает увидеть, как Морьо скорчился у стены с его же ножом в руке, ожидая нового удара. А ещё через мгновение тот швыряет нож за окно…

И впивается зубами в собственную руку, прокусывая до крови.

Нож звенит по каменным плитам крепостного двора.

Ангрод отстраненно думает — а это ведь ещё называется «он не сломан Морготом». Достает из сундука охотничью сумку, а из нее — склянку жгучего настоя для промывания ран и свёрток чистых тряпиц. Прижимает одну к лицу, остальное кладет на стол.

— Пока хватит, — говорит он. Это не про настой и не про тряпки. Морьо медленно кивает, оседая на скамью, у него вид такой, словно ему не в глаз дали, а ударили по голове дубиной.

— Я… тебя… — выдыхает он.

Кровь с его руки капает на стол и на бумагу.

— Не убил, — первым называет это словами Ангрод. — И не ранил. Но объясняться на кулаках нам точно рано.

Распахивается дверь. Артанис воздвигается на пороге в тихой ярости.

— Это всё-таки случилось? — спрашивает она ледяным голосом, не глядя на родного брата — только на Морьо. А тот, кажется, едва заметил, что кто-то вошёл.

— Артанис, уйди. Не пытайся быть миротворцем, — говорит ей тихо Ангрод. — Не время.

Артанис переводит взгляд с Феанариона на родного брата. Смотрит обратно. Снова на брата. Видит два почти одинаковых расцветающих синяка на лицах…

И очень громко хлопает за собой дверью. Трещат дверные петли, на совесть прибитые к толстым доскам.

Морьо, наконец, плещет жгучим настоем прямо на руку и, не меняясь в лице, медленно заматывает рану полосой ткани. На ладони мелькают другие недавние рубцы.

— Я тоже не знаю теперь, с кем говорю, — бросает он в сторону. — Потому что Ангарато, которого я знал, с этого бы начал. И не остановился.

Ангрод садится рядом. И начинает говорить сам. Про то, как готовились к походу, вырубив на сани и топливо скудные леса Арамана. Как шили одежду и шатры из ковров и лучших тканей, потому что другого не было. Как учились ходить на лыжах, а это оказалось почти бесполезно в торосах. Как били зверей во льдах. Как от холода в пути погибали лошади, и их ели по дороге, часто — сырыми, одновременно оплакивая. Как на морозе перестают чувствовать холод руки и ноги, и если неосторожно снимать задубеневшую одежду или обувь, то можно содрать куски кожи вместе с ней. Как гнали пешком даже самых слабых, потому что на санях замерзали ещё вернее. Как под снегом скрываются трещины, а иногда неожиданно трескаются льды, с грохотом, прямо под ногами у идущих. И как иногда только ярость и поддерживает в ледяной темноте. Ярость — и тепло от тех, кто идёт рядом…

Он говорит неровно, перескакивая с одного на другое, и останавливает себя довольно быстро, надо сказать. Чуть больше свечи прошло, пожалуй.

Морьо рядом сутулится, как под тяжёлым грузом, и молчит.

Едва замолчав, Ангрод уже сожалеет, что заговорил вообще. Что бы ни было, ломать виной того, кто едва выбрался из-под земли, он не хотел. А чего хотел, уже не понимал.

Гнев утихает, приходит облегчение, но радости нет, одна усталость.

— Да, — хрипло говорит Морьо в пустоту, — и без оружия драться рано. Когда в следующий раз… Снимешь все с пояса. Совсем.

— Не раньше весны, — говорит Ангрод.

— Зимы. Что здесь зимой ещё делать?

— Воевать, — отвечает Ангрод. — Здешние орки за лето-осень запасают еду и начинают нападать или драться между собой. Раньше отсюда нападали на Хитлум, теперь идут на восток или к нам. Если к ним приходит подмога с Севера, то сразу сюда рвутся. После перелома зимы утихают. Нет, — говорит он резко, — даже не думай про эту зиму.

— Вот ещё.

— Вспомни, что сказал Финдарато. Хоть немного поживи без войны в голове.

— Говорит тот, кто обещает меня побить, — криво усмехается Морьо.

— Это не война. Это только наше дело.

— Финдарато назовет это искажением.

— Или скажет, что это лишь ещё один способ управлять гневом. Мечи я тоже хочу взять. Учебные. Потом, — Ангрод несколько мгновений позволяет себе с удовлетворением представлять, как гоняет Морьо по учебной площадке из угла в угол. Потом вдруг очень ярко рисует себе, как загнанный в угол Морьо снова перестает управлять собой, швыряет ему в лицо опилки из-под ног и бьёт в лицо концом деревянного меча. Вряд ли это видение, но, похоже, и с деревянными мечами стоило подождать.

А наяву Морьо отворачивается, вскакивает и почти выбегает прочь.

Чуть позже является хромой полуседой юнец Нарион, которого Морьо выгнал из гостевых покоев, и просит объяснить ему про будущую дорогу к Аглону.

Феанарион же снова пропадает на трое суток.

…Он больше не говорит с Финродом, как в первый вечер, либо Ангрод об этом не знает. И не спрашивает. Некоторым словам нужно время.

Аэгнор успевает застать Морьо, и с ним едва снова не выходит ссоры после встречи. Артанис вдруг получает из Дориата послание от своего синда и вновь неожиданно едет туда, не заговорив с Морьо с тех пор ни разу. И конечно, не ответив, когда свадьба.