За перевал

Прошелестели торопливые шаги, юный синда откинул полог шатра.

— Мой командир, ты велел сообщить, когда пленный действительно проснется.

Предводитель пограничной стражи нахмурился, снова услышав слово «пленный». Лутиэн тоже.

*

Кажется, его куда-то несли и даже окунули снова в воду, а потом что-то громко стучало. Кажется, он поднимался раз, и упал снова. При этом он не видел снов и был очень рад.

Пробуждения он тоже не запомнил. Только понял вдруг, что лежит с открытыми глазами, разглядывая перекошенную стену и пытаясь понять, что перед ним такое.

От этого стало привычно неловко. Вспомнилось, как он после бунта едва понимал, что с ним делали целители, настолько болью отшибло ум.

Чтобы развеять мерзкое воспоминание, он протянул руку и коснулся неровной стены — та подалась под пальцами. Просто плотная ткань. Вокруг него — стенки низкого шатра.

А потом он понял, что лежит без одежды, укрытый такой же плотной тканью, смутно вспомнил, как его окатывали водой — и уши так и полыхнули.

Рауговы синдар! Нет бы оставить лежать на траве!!

Будь он Майтимо, спасённый родичами со скалы, проще было бы терпеть, да и когда его самого вытаскивал Эльгаэр почти из Мандоса, ничто не стесняло. Но здесь, рядом с холеными синдар, без одежды, не будучи лежачим раненым, он себя почувствовал особенно ободранным и грязным. Когда стоял перед ними с копьём в руках и видел нацеленные в себя стрелы, было плевать. Но принимать от них помощь… Особенно если ему все же решат оттяпать голову…

Выдохнув сквозь зубы, он медленно сел. Увидел свои ступни, обмотанные полосами чистой ткани, и почувствовал запах лечебного бальзама. Увидел, что наручника на левой руке больше нет — и очень смутно вспомнил, как его сняли. Тело одеревенело так, что раздайся при движении громкий скрип, он бы не удивился. Но болело меньше, чем он ждал. Свежие рубцы на рёбрах и поперек груди уже закрылись и не кровоточили, бальзам был тому причиной или долгий лечащий сон, уже неважно. Синяки покрывали тело, словно он сделался пятнистой лесной кошкой.

Снаружи стоял ясный день, солнце просвечивало в щели у входа. Возле себя Дагмор нашел большую чашку воды и одну маленькую лепешку — думают, что он долго голодал, ну, почти верно думают… Или пожадничали? Тьфу, пропасть.

Отломив кусочек, он задумчиво смотрел на него какое-то время, не решаясь положить в рот. А когда попробовал — едва поверил снова, что еда бывает настолько вкусной.

Лембас. Настоящий. Не иначе, этот Белег вхож к королеве Мелиан, если ему дают с собой в дорогу лембас! Вкус напомнил уже совсем далёкие времена до войны и затмения. Казалось, эти крошки тают во рту, возвращая силы.

Он бы лег снова, но полог колыхнулся, внутрь заглянул хмурый юный синда, бросил «с тобой хотят говорить» — и убежал.

Часть Дагмора мрачно твердила, что для свободных синдар это пустяки, и он им не обязан ничем. Другая часть вредно напомнила, что давать ему лембас и укрытие тоже никто не обязан, особенно родичи тэлери, и стоит говорить с ними немного любезнее. Он ещё слушал этот глупый спор, когда Белег откинул полог маленького шатра, вошёл и по-хозяйски сел напротив, скрестив ноги.

Рука у Дагмора так и дернулась выхватить удачно оказавшийся рукоятью к нему чужой нож. Он сам остановил движение на полпути, и Белег встречное — тоже.

— Привычка?

— Да. Удачу надо ловить, а орков пугать.

— Осторожнее здесь… с привычками, — предупредил страж границ.

— Если тратишь на меня настоящий лембас, убивать сейчас не собираешься. — Усмехаясь, Дагмор обмотал покрывало вокруг бедер, завязал узлом. Сел прямо.

— Не собираюсь, — согласился Белег спокойно. — Ты мало ешь.

— Это много. Что с моими эльдар?

— Охотники нашли их. К вечеру будут здесь.

— Уже! Так просто?.. — вырвалось у него.

— А что ждал ты?

— Недоверия. Долгой проверки.

— Я не доверяю только словам, — кивнул Белег. — Но мы наткнулись на тело синда возле перевала, двинулись вниз по следам орков, находили их трупы один за другим. Ты бежал и не один, мог сказать правду в остальном. И… Дом Феанора по-прежнему сражается против Моргота, несмотря ни на что. В этом я могу быть уверен. Это помимо того, что я не услышал в твоих словах лжи.

Дагмор скомкал покрывало.

— Его звали Хитуэн, дориатец. Он меня еле терпел, но молчал. Работал и дрался рядом.

— Как он погиб?

— Уводил орков от остальных вместе со мной. По следу пустили волка. Догнали нас, убили его.

— А ты?

— Орки решили сыграть в догонялки. С безоружным, — он усмехнулся.

— Радуешься?

— Радуюсь. Чужая злая глупость дала мне шанс. А драка… я или сдох бы свободным, или свободным выжил.

— Иные из нас думали увидеть рауга в конце следа. Не боишься сам уподобиться орку, вырастив в себе столько злости?

Вопрос был таким спокойным, что невероятно бесил. Пришлось даже выдохнуть пару раз перед тем, как отвечать.

— Слушай, Белег Куталион, — сказал он сквозь зубы, — я не знаю, на чем бы держался ты сам, когда от тебя требуют ковать оружие против своих, или спускают шкуру за отказ, или когда рубишь камень год за годом, а рядом кто-то умирает то и дело, или кого-то убивают за то, что плохо работает или не понравился надзирателям! Я держался, чем мог. Яростью. Злостью. Чужой помощью. Желанием вытащить тех, кто мне помог.

«Сказал бы — гордостью, но гордость там отшибают неплохо. Как я хочу дать тебе в глаз, чистюля, словами не описать… Но я твой должник».

— Считаешь меня темной тварью — убей. Но тогда ты зря тратил лембас. Или отпусти драться с Врагом дальше. Если вправе.

Белег это выслушал все с тем же спокойствием и снова спросил:

— За что дали имя Дагмор?

Ну да, с такими именами не рождаются…*

(Прим. * Дагмор — «темный убийца»)

«Я его должник», — снова сказал он себе, посмотрев на перевязанные ступни и половинку лембаса. — «Если не за себя, то за своих».

— После неудачного бунта. С десяток эльдар вместе со мной после него прятались в старых штреках, убивали орков и искали выход. Навели страх. Тогда сверху снова привели гауров и отловили. Я выжил после наказания — опять отправили рубить руду. Но теперь меня боялись надзиратели и не смели убивать для развлечения тех, кто был со мной на одной цепи.

Белег смотрел и слушал очень внимательно, изучая Дагмора с головы до ног словно заново.

Так, не все же Белегу задавать вопросы!

— Скажи, страж Дориата, что происходит с Домом Феанора? Последним вестям, которые до нас дошли, больше двух лет.

— Была договоренность, чтобы Феанарионы основали укрепления к востоку от Дортониона, — ответил Белег. — Она остаётся, на Восточных Вратах или Аглоне однажды встанет их крепость. Маэдрос возглавляет свой Дом. Маглор и двое младших князей живы. Больших сражений не было в последние годы.

— Благодарю. — Слишком кратко, но вряд ли можно ждать многого. И вряд ли стоит спрашивать подробнее.

— Хотел бы снова встать рядом с ними? — Вдруг спросил Белег.

— После такой дурости…

Дагмор осекся.

— После разгрома под Ангбандом я не слишком верю в их таланты военачальников, — сказал он, понимая, что размяк от благодарности и сказал лишнего. — Не хочу. Но должен. И, если начистоту… Где-то ещё мне места не будет.

«После Ангбанда, пожалуй, тоже. Синдар и нандор опасаются беглецов, говорили они, не ко Вторым же или Третьим… Ты отлично разговорил меня, добрый и заботливый Белег Куталион. А я — болтливый дурак!»

— И не остался бы с товарищами по несчастью? — добрый, заботливый Белег смотрел сейчас пронзительно и цепко.

— В лесах нандор, гонять белок!? — фыркнул он. — Среди синдар, которые будут помнить и напоминать? Нет. Если вечером я их увижу живыми…

«То я свое дело сделал».

— … то мне довольно. А Врага надо бить, пока есть силы.

Нет, теперь удача отвернулась, и разговор его не вывел.

— Кто ты, Дагмор? — спросил Белег негромко.