Друг

   А корабли всё взлетали...

   ...Внезапно внимание Андрея привлёк странный участок стены. На фоне всеобщей неподвижности он, казалось, едва заметно вздрагивает. Что самое интересное, если отойти на пару метров дальше, то такой эффект пропадал. Он осторожно приблизился к стене и протянул руку, чтобы потрогать, убедиться, что это всего лишь оптический обман. Пальцы без всякого сопротивления погрузились в стену и Андрей, чертыхнувшись, отдёрнул руку. Мгновенно изменившийся сердечный ритм стал отбивать сумасшедшее крещендо в висках. Он посмотрел на свои пальцы. Всё в порядке, лишь небольшое покалывание в области ногтей напоминало о случившемся. Это мелочи, вполне можно списать на проделки нервной системы.

   Голографическая проекция? Но такая реалистичная - нет, невозможно. Но что тогда? Андрей вытащил осветительную палочку, согнул, ломая тонкую внутреннюю стеклянную перегородку, и бросил в направлении голограммы. Было дико наблюдать, как её мгновенно поглотила стена. И тишина. Ни звука. Ничего не взорвалось, не загрохотало, никто, рассерженный, не выбежал ему навстречу.

   А время, между тем, текло. Нужно было решаться на опасный эксперимент, благо терять по сути нечего. Жирную точку можно поставить здесь и сейчас. Или на корабле. Андрей сделал глубокий вдох и плавно выдохнул, стараясь успокоиться, а затем, не раздумывая, шагнул в неизвестность...

   Сначала он ничего не почувствовал, потеряв ориентацию в пространстве, словно из яркого солнечного дня вошёл в тёмную комнату и дверь за спиной мгновенно захлопнулась. Но затем иррациональная, давящая темнота яростно накинулась на него, опрокинула, вогнала свои твёрдые когти в область груди, и Андрей потерял сознание...

   Он открыл глаза.

   Он лежал на противоперегрузочной койке в своей каюте и знакомая неоновая лампа, с треснутым с левого края абажуром светила мягким, успокаивающим светом. Дверь была открыта и со стороны камбуза доносились странные, неразборчивые звуки, как будто кто-то насвистывал мелодию смутно знакомой песни. Недоумевая и нащупав рукоятку бластера, он попытался подняться. Острая, резкая боль прошила область груди и, слабо застонав, он нащупал эластичную фиксирующую повязку, которой была туго перемотана грудная клетка.

   - Что за...

   Собравшись с силами и стараясь не обращать внимания на болевые ощущения, но мимоходом отметив про себя, что несколько рёбер всё же сломано, Андрей поднялся, пошатываясь, вышел из каюты и направился в сторону камбуза. Обоняние вполне отчётливо разобрало аппетитные запахи жареного мяса, щедрой рукой сдобренного специями и приправленного луком. Абсурдность ситуации не мешала вытащить бластер и крутануть верньер мощности, приведя его в боевое положение. Он перешагнул порог камбуза и замер с поднятым оружием в руке.

   В камбузе хозяйничал неизвестный в комбинезоне космодесантника со споротыми опознавательными знаками, но по расцветке определённо принадлежащий к хондейским вооружённым силам. Он ловко перевернул на шипящей сковороде начавший подгорать бифштекс и, заметив маячившего на пороге Андрея, обернулся, продолжая насвистывать мотивчик популярной песни. Губы его сложились в приветливую улыбку, и он произнёс:

   - А, оклемался. Это хорошо. Да ты не стой, присаживайся, сейчас будем пробовать, чего я здесь сварганил.

   "Карие глаза, открытое, мужественное лицо, правильный греческий нос", - отметил про себя Андрей и надсадно прохрипел неожиданно пересохшим горлом:

   - Ты... ты...

   Неизвестный, как будто сейчас заметив направленный на него бластер, примирительно поднял руки:

   - Спокойно, камрад, я безоружен. Видишь, - он ещё раз продемонстрировал пустые ладони Андрею и отчётливо, по слогам, повторил, - бе-зо-ру-жен. Подумай сам, если бы я хотел тебя убить, то сверхусилия для этого не требуются. Ты ж в отключке валялся, забыл? Да и зачем я тебя тогда вытаскивал из-под рухнувшей балки, а, камрад?

   "Балки?"

   Но всё же резонно, отметил про себя Карельев, но бластера не опустил. Что ж ты за птица? На военного вроде не похож, на гражданского тоже... Внезапно его осенило - контрабандист, точно! Чёрный копатель. Под эту характеристику подходит и вальяжно-развязный тон, и споротые знаки отличия, да и вообще это многое объясняет. Например, по какой причине он оказался на станции.

   - Я - Марк, - доброжелательно поведал неизвестный, продолжая колдовать над бифштексом.

   - Андрей, - машинально буркнул Карельев, наконец-то совладавший с непослушными голосовыми связками. И чего это я так разоткровенничался? Надо брать инициативу в свои руки. - Ты хондеец?

   - Я-то? - зачем-то переспросил Марк и тут же продолжил. - В принципе, можно сказать и так - я действительно родился на Хондее, но Родиной в широком смысле этого слова предпочитаю считать открытый космос.

   Андрей хмыкнул:

   - Как представитель вооружённых сил Гефары, должен поинтересоваться, прежде чем тебя пристрелить, какое отношение ты имеешь к военным действиям?

   - Отдалённое, - охотно отозвался Марк. - В войне участия не принимал, не принимаю и в обозримом будущем принимать не собираюсь, по причине полной бессмысленности этого конфликта.

   - Тогда как ты объяснишь свою хондейскую форму космодесантника?

   - А-а, ты об этом, - Марк загадочно усмехнулся, - это подарок одного приятеля, который имеет склонность к азартным играм, но талантами в этих самых играх не блещет.

   - Зачем ты меня спас?

   - Знаешь, похоже на допрос...

   - Это и есть допрос, - отрезал Карельев, - и пусть тебя не смущает неофициальность обстановки.

   Он надеялся, что Марк прекратит, наконец, свои кривляния, и проникнется серьёзностью своего положения. Хонтеец, судя по всему - контрабандист, один из "чёрных копателей", непонятно как оказавшийся на станции, готовит на его корабле бифштекс... Бред. Кому расскажи - не поверит. Неужели он не понимает, что в данный момент решается его судьба?