КАРЕ

– Это ты детей погубил! Ты погубил, ты их убил! Это ты, иуда, свою душу дьяволу за тридцать тысяч продал. Ты продал, ты убил, ты погубил, ты убил…

Герман смотрел на стоящую во весь рост мумию, а в это время до его ушей доносилось со всех сторон:

– Ты убил. Ты продал, ты убил. Ты убил, ты продал…

– Все крупье и все собравшиеся в казино игроки смотре-

ли стеклянными своими глазами в сторону Германа и под

звуки похоронного марша дружно скандировали, прихло-

пывая себе в ладоши, эти страшные для него слова. При

этом остекленевшие зеленые глаза, которыми они смо-

трели в сторону Германа, вовсе были без зрачков.

Герман упал пред всеми на колени, воздел руки, рас-

топырил пальцы и с испугом силился открыть рот и про-

кричать: «Уймись картавый, уймись! Я не убивал своих

детей! Я не продавал свою душу дьяволу…» Герман надры-

вался от бессилия, тряся перед посиневшим лицом рука-

ми, но так и не мог произнести вслух ни единого слова в

свое оправдание. У Германа Градского в эту самую страш-

ную для него минуту была отнята воля к каким-либо

словам. А оттого-то он и чувствовал себя нагим и ничтож-

ным, трусливым и беспомощным…

Мелодия похоронного марша смолкла, и все разом

смолкли. Из-за спины Германа, в полной тишине, трижды

прозвучал заупокойный голос управляющего.

– Гроб для Германа! Гроб для Германа! Гроб для Гер-

мана… – Сказав это, управляющий трижды хлопнул в

ладоши.

После третьего по счету хлопка послышались шаги.

Перепуганный до смерти Герман обернулся… и увидел,

как четверо широкоплечих крупье уже несут на сво-

их плечах в его сторону: узкий, длинный, прозрачный и

наполовину наполненный водой гроб. Повеяло прохла-

дой. Градский спинным мозгом ощутил на себе смертель-

ный холодок, почувствовал себя утопленником и онемел.

– Не верь им, сынок! Не верь картавому! Не верь

душегубу!.. – прокричала Герману, выставив руку вперед,

его мама. – Беги скорей отсюда, сынок, спасай свою душу,

гробы пустые, в них нет твоих детей!..

Герман посмотрел на все еще живую свою маму, из

правого глаза которой текла кровавая слеза, посмотрел

на мумию, голову которой покрывала кепка, вскочил с

колен и вне себя от страха бросился со всех ног к выходу…

Герман миновал охрану и оказался на улице, в этот же

миг видения покинули его разум. Герман шел по троту- ару в сторону подземного перехода, и в его жилах стыла кровь. Он покачивался из стороны в сторону, как скелет, и ощущал себя приговоренным к эшафоту ходячим мерт- вецом, у которого палач, перед тем как отрубить голову, не только отобрал все ценные вещи, но и высосал всю без остатка кровь. Гера находился в состоянии транса, он спу- скался вниз по ступенькам подземного перехода – точно на эшафот всходил – и только что и делал, что сокрушал- ся в сердцах: «Боже, что я наделал? Почти тридцать тысяч баксов просадил! Боже! Почти тридцать тысяч баксов просадил! О Боже, тридцатку засадил, тридцатку про…» Перейдя на другую сторону Арбата, Градский подошел вплотную к проезжей части дороги и вытянул поперек нее руку.

Солнце уже скрылось за крышами домов и уверен- но клонилось к горизонту. Майский вечер вступал в свои права, предвещая собой скорые сумерки, и это было без- возвратное событие. Чего никак нельзя было сказать про сегодняшний проигрыш Германа, которого, вне всяких сомнений, можно было избежать. Сегодня жене Германа Градского исполнилось тридцать четыре года. Сегодня же Герман проиграл в казино в довесок ко вчерашнему проигрышу еще двадцать тысяч зелени. День, обещав- ший стать для Градского торжественным и праздничным, превратился для него в кошмарный. Теперь уже Герману было не до праздника и не до торжеств. Градский сел в притормозившее напротив него такси и обозначил води- телю маршрут своего дальнейшего передвижения.

– Шеф, в Кунцево за пятьсот.

– Лады…– ответил ему водитель.

Как только машина тронулась с места, Градский

посмотрел на часы и улыбнулся с грустью в своих гла-

зах. На часах было начало восьмого. Оказывается, Гер-

ман потерял счет времени и простоял возле рулетки в

ожидании нужной ему комбинации больше трех часов! А

ему-то самому казалось, что не больше часа. Судя по все-

му, гости уже сидели за праздничным столом и отмеча-

ли день рождения Стеллы. А что до того, что творилось в

это время в душе у самой Стеллы, так Герману было не до этого, поскольку у него самого было тошно на душе, и ему было в этот момент не до излишних сантиментов. Маши- на переехала через Москву-реку и въехала на Кутузовский проспект. И тут Германа Градского пронзило! Именно в этот момент своего прозрения он осознал всю чудовищ- ность своего поступка, всю чудовищность той ситуации, в которой он оказался. Герман понял, в какой угол сам себя загнал. В нем проснулась совесть, и до него, до тупо- го, наконец-то дошло, какой же он все-таки по отноше- нию к супруге подлец! Как же на самом деле он нехорошо поступил по отношению к близким себе людям. «Боже! С какими глазами я появлюсь сейчас дома? Что скажу жене и детям? Что я им совру насчет хлеба, что выдумаю насчет цветов, за которыми ушел восемь часов назад? Я им в оче- редной раз совру, а они в очередной раз не поверят мне, но сделают вид, что поверили. Кошмар! Тридцатку мень- ше чем за сутки проиграл, это же ужас». Герман от этих своих мыслей побелел и не заметил того, как и Давыдково осталось за его спиной. После всего того, что с ним сегод- ня произошло, он действительно не знал, как ему в этот вечер появиться перед своими домочадцами. «Какими глазами я посмотрю им в лицо, что скажу Стелле? Бессты- жие мои глаза», – подумал Герман и уставился бесстыжи- ми своим глазами на дорогу…

– Командир, говори куда дальше ехать? Уже Кунцево… Герман прикрыл глаза, откинулся на спинку сиденья,

вздохнул и произнес, изнывая от душевных ран.

– На улицу Красных Зорь. А оттуда снова на Арбат. Я

тебе еще одну пятихатку добавлю.

– Лады… – донеслось до ушей Градского.

Герман ехал в офис за деньгами. Ставки были им сде-

ланы. Других вариантов на сегодняшний вечер он для

себя не видел. И это были уже не шутки. Вместо того что-

бы сесть одиннадцатого мая года одна тысяча девятьсот

девяносто шестого вместе с женой, детьми и гостями в

пять часов вечера по московскому времени за празднич-

ный стол, Герман решил устроить себе в этот день Ватер-

лоо. Герман зашел в офис, открыл сейф и, не раздумывая,

положил в карманы пиджака пятьдесят тысяч долла- ров. Закрыл сейф, закрыл офис, вышел на улицу и сел в машину. Через пятнадцать минут машина притормози- ла напротив казино «Тропикана», которое находилось в начале Арбата, в двухстах шагах от казино «Метелица». На часах было без пятнадцати восемь, вечер для Градского обещал быть томным. Градский решил сменить обстанов- ку, а заодно и собраться с мыслями, он всегда так посту- пал в критических для себя ситуациях. «Только не бухать, только не бухать, только не бухать…» – повторял про себя Градский, поднимаясь на второй этаж здания, в котором располагалось казино «Тропикана». А нервы-то были на пределе! Но перед тем как сесть за игровой стол, Герман решил подкрепиться в здешнем ресторанчике. Ресторан примыкал к игровому залу, был уютным и рассчитан при- мерно на десять-двенадцать столиков. За одним из столи- ков Герман разглядел сидевшую в одиночестве Кристину, которая, увидев его издали, подняла в приветствии руку и пригласила к своему столу, прокричав на весь ресторан:

– Привет, Гера! Что, перекусить решил? Подсаживайся ко мне, вместе поужинаем…

Герман, не раздумывая, направился в сторону столи- ка, за которым расположилась Кристина. Он еще на подхо- де к казино разглядел среди множества авто ее «Бентли», а потому и знал наперед, что непременно встретит ее сегодня здесь. Кристина была топ-менеджером одной из крупных нефтяных компаний. И в силу того, что име- ла склонность к игре и была одинока, зачастую коротала свое свободное время то в «Метелице», то в «Тропикане». Выглядела она впечатляюще, одевалась стильно, ходила на каблуках, на вид же ей было под сорок лет. Познако- милась же она с Градским за игровым столом, за который подсела после того, как обратила на Геру внимание. Зна- комство же меж ними, как это обычно и бывает средь игроков, было шапочным и носило, как представлял себе Герман, поверхностный и ни к чему не обязывающий характер. Как только Градский подошел к столику и при- сел за него, Кристина поинтересовалась у него с милой улыбкой на лице: