КАРЕ

– Есть!.. – вскликнул Градский. К его лицу хлынула кровь, и он было поднял руки кверху в победном при- ветствии… Но тут же и увидел, как легкий, как пушин- ка, шарик непостижимым образом, уже перед тем как рулетка остановилась, подпрыгнул и перескочил с циф- ры двадцать шесть на цифру три, где и застыл на месте… Градский опустил руки. Ему стало не по себе. Он с тупым выражением лица смотрел на то, как крупье жадными своими руками сгребает под себя его фишки, и не ощущал в себе жизни. Наконец Градский обрел себя и прошипел, как змея, сквозь едва приоткрытый рот:

– Дрянь, сука такая, опять сделал меня…

Крупье в ответ на это виновато улыбнулся и развел

руки в стороны, не замедлив после этого оплатить выи-

грыш тем игрокам, которым и в этот раз повезло. Как

только игровое поле было полностью очищено от фишек, крупье произнес на весь стол дежурные и привычные слова:

– Делайте ставки, господа…

На Германа в этот момент было страшно смотреть. В

его в карманах осталось фишек на четыре тысячи баксов.

Градский стал машинально загружать ими стол, все в той

же комбинации. Но в этот раз он поставил на чет не тыся-

чу долларов, как в двух предыдущих случаях, а две. На

черное же и третью дюжину он поставил, как и прежде, по

тысяче долларов… Крупье выбросил шарик, подождал… и

провозгласил:

– Ставок больше нет…

Но Герман уже не слышал этих его слов, он ничего не

слышал. Он находился в коматозном состоянии. Зрачки

глаз Градского все так же бегали по колесу вслед за ска-

чущим по нему шариком. Градский смотрел сквозь шарик

на рулетку, и у него рябило в глазах от мелькающих перед

ним красных и черных цифр. Когда же шарик начал при-

тормаживать свой бег кругу, Градский, как лошадь, вытя-

нул вперед свою шею и стал буквально пожирать его

взглядом. В тот же момент, когда шарик в очередной раз

упал на красное, выражение лица Градского стало зве-

роподобным. Он смотрел на крупье, как на животное, и

пожирал теперь уже его, а не шарик, своим взглядом. Ког-

да же крупье начал в очередной раз грести под себя фиш-

ки Германа, то тот смертельно побледнел и разразился в

его адрес отборным трехэтажным матом. Так, что самому

крупье стало от этого несколько не по себе. Гера букваль-

но исходил слюной, извергая из себя поток бранных слов

в его адрес. Выплеснув из себя негативные эмоции, Гер-

ман достал из бокового кармана очередные десять тысяч

баксов и вне себя от охватившей его ярости швырнул их

на стол так, словно перчатку в лицо крупье выбросил.

– Разменяй все по лимону (по двести долларов – прим.

авт.)… – сказал приказным тоном Градский.

– Будет сделано… – произнес подрагивающим от

волнения голосом крупье и отсчитал трясущимися сво-

ими руками положенные Градскому фишки. Теперь уже

у крупье было смертельно бледное выражение лица. Вполне могло показаться, что он вслед за Градским вот- вот потеряет свое самообладание. Градский же рассовал половину фишек по карманам, а те, что остались у него в руках, свалил горстью на черное. Он поставил в этот раз на черное, сразу пять тысяч баксов!

– Извините… – начал было крупье, – но на этом столи- ке на цвета можно ставить не больше двух тысяч долла- ров.

– А мне срать на это! Я пять хочу поставить! Тебе понятно?.. – прорычал в ответ Градский.

Крупье огляделся по сторонам и жестом руки подо- звал к себе управляющего казино. Управляющий неза- медлительно подошел к столику, увидел фишки, стоящие на черное, понял, в чем дело, и не раздумывая разрешил крупье принять ставку к игре. После чего мило и пони- мающе улыбнулся Градскому. Крупье запустил колесо, помедлил, бросил взгляд на игроков, столпившихся у рулетки, и сказал, запинаясь от волнения:

– Делайте ставки, господа…

Но в этот раз никто ни откликнулся на его призыв,

никто, кроме Германа, не стал делать свои ставки. На

суконном поле стояло только его пять тысяч, и все на чер-

ное… Крупье выбросил шарик и произнес спустя считан-

ные секунды все тем же дрожащим от волнения голосом:

– Ставок больше нет…

Теперь уже все происходящее на рулетке напоминало

собой поединок между крупье и Германом. Никто из игро-

ков даже не попытался протянуть свою руку к игровому

полю, расчерченному прямоугольниками по серому сукну.

Градский смотрел в сторону вращающегося по кругу

шарика и повторял в уме одно и то же: «Одиннадцать раз

подряд красное. Одиннадцать раз подряд красное. Один-

надцать раз подряд красное…» Колесо все еще вращалось,

а вот шарик уже нет. Он застыл на месте. Герман не пове-

рил глазам. Шарик опять, теперь уже в двенадцатый раз

подряд, упал на красное, упал на цифру один, все из той

же первой дюжины.

– Один красное!.. – произнес крупье.

Градский посерел. У него уже не было сил ни ругать- ся, ни матерится, ни еще как-либо выражать свои эмоции. Он вошел в штопор, он находился в том самом критиче- ском для человека состоянии, которое зачастую предше- ствует умопомрачению, или же суициду. Крупье выставил на суконное поле долли и сгреб под себя фишки. После чего вновь тронул рукой колесо и обратился ко всем тем, кто стоял возле столика:

– Делайте ставки, господа…

Но и в этот раз никто из игроков, стоящих подле

рулетки, так и не пошевелил рукой и не стал делать свои

ставки. Все в полной тишине смотрели на обезумевшего

Германа. Герман же, не замечая никого вокруг себя, сог-

нулся над столом и стал доставать трясущимися руками

те последние фишки, которые все еще были рассованы у

него по разным карманам пиджака. У Градского дрожали

не только руки, но и губы. На нем лица не было. Он без

конца ронял фишки на сукно и лихорадочно двигал их

после этого не на черное, но на красное! В этот раз Герман

вопреки всякой логике, вопреки математическому ожида-

нию, вопреки здравому смыслу и своему же плану на игру,

сыпал фишками, точно сорил, на красное. Крупье выбро-

сил шарик. Пока шарик вращался, Градский лазал по

карманам и все так же сыпал фишки на красное. В тот же

момент, когда в его карманах не осталось ни одной фишки

и он разогнулся над столом, крупье произнес:

– Ставок больше нет!..

Градский отвернулся от рулетки, сделал шаг в сторо-

ну и прикрыл глаза, чтобы не видеть, как притормажива-

ет колесо, и не потерять рассудок еще до того, как шарик

застынет на одном месте. Он слышал, словно сквозь сон,

как гремит шарик, и видел, как сквозь туман, как он замед-

ляет свой бег по кругу. Он стоял спиной к столу и беззвуч-

но шевелил губами, повторяя про себя как заклинание:

«Только бы опять красное, только бы опять красное, толь-

ко бы красное…» Шарик гремел все звонче и звонче, и все

реже и реже. Стук, стук, стук… Градский замер, перестал

шевелить губами, раскрыл глаза, затаился, как мышь, и

навострил уши. Шарик перестал греметь. Стало совсем

тихо. Глаза Градского застыли на одном месте. Гробовую тишину зала нарушил раздавшийся из-за спины Германа голос крупье:

– Двадцать шесть черное!.. – Крупье, не раздумывая, выставил на цифру двадцать шесть маркер.

Мистика. Наваждение. Глюки… Стоило Герману пере- ставить свои фишки с черного на красное, так сразу же и выпало то самое черное, на которое он поначалу так надеялся и рассчитывал. Германа Градского переехал бульдозер! Он поплыл сознанием. Перед его лицом появи- лись мурашки, и у него потемнело в глазах. До его ушей стали доноситься с самого детства и до боли ему знако- мые жуткие звуки похоронного марша. Герман пригнулся, прикрыл уши руками, зажмурил глаза и, так и не пово- рачиваясь лицом к рулетке, сделал несколько шагов в сторону от нее… Сделал несколько шагов и чуть было не потерял сознание и не упал. Герман выставил вперед себя руки, открыл глаза… И сразу же увидел лежащего в дере- вянном гробу папу, которого он похоронил три года тому назад, и маму, которая пока была жива, но одной ногой все же стояла в гробу, но в другом, не в том, в котором лежал его отец, но в том, который стоял рядом и был заранее сколочен из досок для ее будущих похорон все еще и ныне здравствующим его старшим братом Робертом. Перед глазами Германа появился еще один, третий по счету и высеченный из гранитного камня заледенелый гроб. А вслед ему и еще четыре маленьких, один другого меньше, заколоченных и обтянутых нежной человеческой кожей гробика. Пока Герман с самым плохим предчувствием, со страхом и ужасом разглядывал четыре гробика, из треть- его гроба показалась иссушенная мумия. Мумия встала во весь рост, подбоченилась правой рукой, выставила вперед левую и начала вещать картавым голосом на все казино, тыкая пальцем в сторону Германа.