Больше черного

Мисс Патрисия Кленчарли приходилась единственной дочерью сэру Томасу Кленчарли. Когда-то род Кленчарли, считался славным, но дед сэра Томаса, человек неуравновешенный, склонный к пьянству и интригам, был окончательно совращен с пути истинного мятежным герцогом Монмутом, и послан на плаху. После столь позорной кончины отца, сын его Хьюго Кленчарли, потерял все, кроме ветхого именья Латус–хилл. Жил он в бедности и забвении, жалко радуясь тому, что ему не предъявляют претензий за грехи его недалекого предка. Женившись на некой Мэри Энн Маккин, мистер Хьюго от тоски наплодил детей, кои в свою очередь имели счастье умереть в раннем детстве. Судьбе угодно было оставить в живых только дочь Маргарет, которая вскоре была отправлена в Эдинбург на воспитание к шотландской тетке и сына Томаса, тревожившего тихого Кленчарли своим неуемным дедовским характером.

Умер Кленчарли–старший, даже не дожив до пятидесяти лет. Смерть его была столь же робкой, как и существование, церемония скромной, а присутствующие весьма немногочисленны.

Сэр Томас получил в наследство долги и Латус–хилл, приносящий в большей мере убытки. И его это не устраивало. Он был полон решимости действовать. Он мнил себя финансовым гением. И вскоре Томас Кленчарли продемонстрировал свои таланты всей Англии, ввязавшись в один нелицеприятный проект в королевских колониях, но авантюра, на удачу, оказалась успешной и обогатила не только его самого, но и королевскую казну. Он поправил свои дела, восстановил поместье, к его имени пришлась приставка «сэр», и, прикупив земель, он женился. На поприще Гименея, правда, с точки зрения общества, сэр Томас дал маху, совершив мезальянс. Но молодой супруг был счастлив. Дочь спившегося и всеми забытого полковника королевской кавалерии была хорошенькой, доброй и непритязательной. Но родами, производя на свет малышку Патрисию, она умерла.

Томас Кленчарли горевал долго и тяжело, но даже безутешное горе не заставило его отказаться от новых финансовых приключений. Громкое дело с «Благотворительной корпорацией» прозвучало заключительным аккордом в его карьере. Имя Кленчарли стояло не последним в списке замешанных в сей неблаговидной и грязной авантюре высокопоставленных лиц. То был крах. Репутация погибла навсегда, имущество пошло с молотка.

Но не все святые отвернулись от сэра Томаса. В самый отчаянный момент, когда Кленчарли подумывал пустить пулю в лоб, пришла помощь в лице его университетского друга Джонатана Гуилхема.

Когда–то, в Кембридже, судьба свела двух совершенно разных молодых людей. Кленчарли сам пробивал себе дорогу, а Гуилхем мчался по проторенному пути в крепкой карете с гербом. Отец Кленчарли лежал в могиле всеми забытый; предок Гуилхема заседал в палате лордов, имел обширные земли и безупречную репутацию.

Кленчарли был беспорядочен, неразборчив в знакомствах, не знающий меры и ни в выпивке, ни в плотских утехах. Гуилхем был педантичен во всем. Начиная с утра, когда он вставал и все процедуры проводил в определенном порядке, никогда и ни при каких обстоятельствах ничего не меняя и до вечера, когда на веселой пирушке он выпивал определенное количество спиртного и храня себя в плотской чистоте.

Время юности прошло. Разлетевшись по своим родовым гнездам, молодые люди не расстались. Они вели активную переписку и кое–какие совместные дела. Вскоре Гуилхем, похоронив без особой скорби своего батюшку, стал подписываться несколько длиннее обычного, перечисляя всевозможные земли и поместья. А когда он взял в жены старшую дочь лорда Брокуэлла, красавицу Элеонор, да еще с приданым в пять тысяч фунтов в год, думалось, что сей джентльмен, всучил–таки взятку неподкупной Фортуне. Стоит ли, в таком случае, заострять внимание на том, что когда сэр Томас женился по любви на дочери недостойного человека, сэр Джонатан отправил ему скупое поздравление, больше схожего с нравоучениями, в весьма холодном тоне и перестал, как бы невзначай, принимать его в своем доме. Переписка была прекращена, дела прерваны на неопределенный срок.

Так что в тот момент, когда курок был уже взведен, можно представить удивление Кленчарли, когда на пороге его дома явился его старый товарищ, в блеске своего величия и деловым предложением.

Предложение было простым. Он, Гуилхем, выкупает именье Латус–хилл и отправляет его, Кленчарли, на Барбадос, где он, Гуилхем, приобрел землю акров на…, впрочем, это неважно, и просит его, Кленчарли, управлять его, Гуилхема, делами в южной колонии за определенное вознаграждение. Предложение было унизительным. Но Кленчарли согласился. Это было лучше, чем пуля. А что до чести? Ох, если о ней задумываться всерьез!? А что же с малышкой, Патрисией? Если он, Кленчарли не возражает, то девочка может воспитываться вместе с его, Гуилхема, детьми, и он, Гуилхем, впоследствии устроит ее судьбу. Что ж, он, Кленчарли, согласен, ведь малышка может не выдержать тропического климата Барбадоса.

В дальнейшем Кленчарли писал дочери длинные письма, бойкие, но лишенные особого тепла. В них было больше долга, нежели привязанности, которая, если быть честными, и не могла возникнуть между отцом и его чадом через тысячи миль. Но когда Патрисия научилась читать и писать, ей понравились послания единственного родного для нее человека. Сэр Томас писал много, вероятно восполняя этим сердечную прореху, описывая все происходящее вокруг него ярко и объемно, с грустной иронией, называя себя плантатором и отпуская по этому поводу невеселые, но остроумные шутки. Патрисия стала отвечать ему, а так как она воспитываясь в обстановке тотального контроля и армейской дисциплины, то у нее выработался свой стиль выражаться метафорами и забавными словесными оборотами, который завоевал сердце ее непутевого отца и между ними возникло нечто вроде дружбы.

      Сейчас Патрисия, сидя на подоконнике и обхватив колени руками, думала о возможности в будущем уехать к отцу на Барбадос и освободить себя и мистера Кленчарли от опеки лорда Уорбрука. Ей казалось, что, несмотря на долгую разлуку и отчуждение, они, по сути, два совершенно одиноких человека, смогут мирно сосуществовать вместе. Миледи собрала ей кое–какой капитал, – естественно в обход сэра Джонатана, – который гарантировал относительную независимость.

Патрисия твердо решила, найти себе полезное занятие. Она выучится и впоследствии может учить других. Перспектива стать гувернанткой ей понравилась. Мыслями о будущем она немного развлекла себя. Слезы высохли. Девочка собрала всю свою волю, рассуждая, что без Чарльза, его поддержки и веселых выходок, ей придется туго в мрачном доме лорда Уорбрука, но необходимо потерпеть. Она пройдет все испытания, уедет на Барбадос к отцу и начнет новую жизнь, пусть не столь сытую и респектабельную, но свою.

–3–

Ночь выдалась безлунной. Чернильный воздух слился с непроницаемостью воды, не давая шанса очам телесным разделить верх и низ. И хотя небеса выставили напоказ все свои сокровища, высыпав на темный шелк божественной бездны сияющее серебро, редкий путник порадовался бы столь завораживающей картине.

Когда вас угораздило путешествовать морем, не освещенным лунным светом, звезды на время перестают быть ориентиром. Отражаясь в океане, мерцающие точки заполняют пространство, соединяя воедино и небеса, и воду, превращая его в чудовище, способного не только поглотить вас, но и ввергнуть в полное забвение. Страх и одиночество, вечные попутчики человека, в такой момент приобретают исполинские размеры, делая дитя земное ничтожнее, нежели он есть на самом деле. Сознание своей хрупкости и незащищенности некоторых подталкивает к решительным действиям, а некоторых пригибает к земле и ставит ногу на горло. Человек и так блуждает во тьме, но, когда к тьме духовной прибавляется тьма физическая, боль утрат и ненависть к миру обостряются. Часто только потому, что несложно, люди позволяют страху властвовать над собой, не прилагая усилий вырваться из этого порочного круга, сделать шаг в черную мглу и убедиться, что под ногами все же твердь. Данным, якобы разумным существам, трудно понять, чтобы чувствовать себя уверенным необходимо поверить, что тьма, это просто отсутствие света, а не гибель, и чтобы вернуть сей свет, нет необходимости доставать звезды с небес, надо просто сделать шаг.