Больше черного

Эта ночь выдалась безлунной. В такие ночи хорошо сидеть у камелька, попивая нечто согревающее и философствовать с хорошим человеком на вечные темы, а то и просто в полной тишине размышлять о судьбах людских, о возможности преобразовать собственную вселенную заключенную в человеческом теле. Ведь эта ночь выдалась безлунной.

Вахтенный «Счастливчика», чертыхаясь, вглядывался во мрак. Мгновенье назад он услышал всплеск от весла, когда же звуки приближающейся шлюпки стали явственнее, он, вскинув карабин, совершенно в сложившихся условиях бесполезный, крикнул в направлении шума:

– Эй, кого там черти несут?

– Меня, – метнули ответ, и вахтенный вмиг опознал капитана, а по интонации голоса степень его опьянения, – кидай трап!

Оказавшись на палубе, капитан стряхнул с плеча какую–то ношу, в ней, при свете факела, вахтенный разглядел мальчишку лет одиннадцати–двенадцати. Он был без сознания.

– Чего это, капитан, – хмыкнул матрос, слегка поддев ногой ребенка, – сын губернатора?

Капитан Гершем, высокий, атлетически сложенный мужчина примерно сорока лет, приподняв одну бровь, закурил трубку, и, затянувшись, обнажил в оскале свои идеальные зубы.

– Бери выше, – пробасил он. Заметив, что мальчик шевельнулся, бросил, – ишь, очухался.

Ребенок, приподнявшись на локте, непонимающим взглядом обвел темноту и двух моряков, стоящих над ним и, не предпринимавших никаких попыток помочь ему подняться. По правой щеке мальчика расплылся иссиня–черный кровоподтек, свидетельствовавший о сильном ударе наотмашь, от которого он и потерял сознание. Немного придя в себя, мальчик остановил свой взгляд на Гершеме, большие темно–карие глаза его загорелись ненавистью.

– Куда ты притащил меня, сволочь, – проговорил мальчик.

Капитан Гершем наклонился над ним и, пустив струю дыма ребенку в лицо, произнес:

– У тебя началась новая жизнь, сосунок, – и, выпрямившись, добавил, – Теперь–то я из тебя дурь выбью.

Мальчишка с трудом поднялся на ноги и, смотря на своего обидчика, так будто хотел испепелить его взглядом, отчетливо проговорил:

– Верни меня назад, урод!

Гершем осклабился и толкнул мальчика одним пальцем, от чего ребенок вновь упал. К этому времени на палубе собралось еще несколько человек, с интересом наблюдавших эту неприглядную сцену. Капитан дал знак какому–то верзиле приблизиться.

– Вот что, мистер Брайн, всыпь–ка парню пяток горячих. Пора заняться его воспитанием. Парень здорово распустился.

Боцман, коего Гершем назвал мистером Брайном, без слов, медленно вытащил из–за широкого ремня плеть и, взяв брыкающегося из последних сил мальчишку за шиворот, поднял его и, зажав его голову между своих коленей, нанес ему несколько ударов по спине и прочему. Мальчишка, стиснув зубы, не проронил ни звука. Гершем хмыкнул.

– А щенок–то упрямый. – Капитан подошел к парнишке, выдернув его из–под боцмана за черные, слипшиеся в испарине волосы, и, дыша ему в лицо крепким запахом рома, улыбнулся почти дружески.

– Ненавижу, – прошептал мальчик, и вновь потерял сознание. Гершем швырнул его какому–то парню лет двадцати, со всклоченной шевелюрой темно–русых волос.

– Брось змееныша в трюм, Биглз, – кинул он небрежно, направляясь к рубке. – Не поумнеет, продам за пару фунтов. Хоть какая выгода. А ну–ка, все по местам, лентяи! Ставить грот! Курс зюйд–ост!

Биглз, самый молодой моряк на «Счастливчике», обладал внешностью далекой от образа любителя приключений. Он больше походил на сельского кузнеца, простодушное лицо его с серыми искрящимися добротой глазами сразу вызывало симпатию. Женщины, глядя на него, рисовали себе картины тихого семейного счастья с надежным достатком, кучей ребятишек и добрым работящим супругом. Попав на судно контрабандистов исключительно только по доверчивости, теперь он мучился угрызениями совести, но так как сдружился со многими моряками, та, же совесть, а также некоторая мягкость характера, не позволяла ему их бросить. Про таких говорят, «славный малый». Речь его была проста и незатейлива, грамоте он был обучен скромно, но вычислить свой процент дохода от добычи Дэйв Биглз умел моментально.

После того как все разбежались, Биглз присел на корточки подле несчастного мальчика и, засунув в рот соломинку, легонько похлопал мальчика по щеке, тот открыл глаза. Матросы сновали в аврале, надрывалась боцманская дудка. Мальчишка присел и тихо застонал от боли.

– Эй, парень, – негромко произнес моряк, – ты как? Сможешь, сам идти–то, а то тащить тебя нет никакой охоты, я тут спину повредил.

– Что с твоей спиной, – спросил мальчик, пошатываясь, поднялся, давая понять моряку, что идти он может самостоятельно.

– Прыгал, хорошо выпивши, на спор с марса, ну и…– Биглз показал кривую траекторию рукой. – Еще легко отделался.

Мальчик усмехнулся.

– Куда идти, – спокойно спросил он.

– Капитан велел запереть тебя в трюме, – немного виновато произнес моряк, ему нравилась стойкость малыша, шедшего наперекор такому грозному типу, как капитан Гершем. – Ты уж извини, парень.

– Странный, ты, какой–то, извиняешься, – улыбнулся ребенок, опершись о мачту, – как твое имя?

– Дэвид Биглз, – ответил моряк, – я тут не так давно. А тебя как величать, малыш?

– Чарльз, – небрежно кинул он, разглядывая шлюпку, подвешенную на боканцах. – А тебе не приходило в голову, удрать отсюда, Дэйв? На что тебе эта свинья, Гершем?

– Думаешь, другие лучше, – усмехнулся Биглз, – а ты, я смотрю, бойкий парень, тебе бы отлежаться пару деньков, сил поднабраться, а потом и строить планы.

– Где это отлежаться, с крысами в трюме? – глаза мальчика блеснули. – Слушай, Дэйв, мне нужно на Барбадос, помоги.

– Горячий ты, приятель, – хмыкнул моряк, – так дела не делаются. Мы уже далеко от острова. Лучше мы сделаем так. Посидишь в трюме, не растаешь, а я за это время, все подготовлю. Не дрейфь, не обману. Мне и самому этот Гершем… – моряк провел большим пальцем себе по горлу. – К тому же не время сейчас, сам видишь.

– Вижу, – вздохнул мальчик, – ладно, пошли. Ну, если обманешь, прижгут тебя черти на том свете.

– А ты у них в командирах, что ли, – заржал Биглз, – не бойся, чертенок, Дэйв Биглз слово держит.

–4–

Боб Доджсон давно мечтал о такой добыче. Глядя в подзорную трубу, он с наслаждением наблюдал, как корма французской бригантины тяжело скатывается под волну, почти зачерпывая воду пушечными портами.

– Жадность до добра не доводит, – вполголоса, проговорил капитан Доджсон, – да, перегрузили «лягушатники» свое корыто.

Вот уже полдня его шхуна «Долли» шла на расстоянии двух миль от бригантины, не продвигаясь вперед и не отставая, капитан присматривался. Доджсон слыл хитрой лисой в обществе «берегового братства» и всегда действовал осторожно. Когда-то давно он был пойман властями, бит плетьми, клеймен и отправлен рубить тростник на Барбадос. Бежал с каторги совершенно таинственным образом. На его высоком лбу красовалась буква «П», которую он теперь скрывал ярко красным платком.

Ему было около сорока, из–за привычки всегда держать в зубах трубку, он прищуривал правый глаз, отчего создавалось впечатление подозрительности и парня себе на уме. Его далекое прошлое было также туманно, как и остров, приходившийся ему родиной.

Доджсон пользовался поддержкой зрелых моряков, ходивших с ним, сначала под британским каперским флагом, а затем, последние два года, под флагом черным, но молодняк был им не доволен. И сейчас, когда капитан со старпомом по очереди смотрели в подзорную трубу, вырабатывая план действий, группа моряков во главе с высоким смуглым юношей, собрались у правого борта.

      Мятежник, носивший имя Блэкмор, чрезвычайно энергичный и до крайности дерзкий, самый молодой среди собравшихся матросов. Ему едва минуло восемнадцать, но авторитет его в среде корсар, был очевиден. Попал он на судно к Доджсону около шести лет назад, уверенно встав на нелегкий и притягательный путь флибустьера, и через некоторое время обнаружил нешуточные задатки лидера. Все, за что Блэкмор брался, он делал четко, со смелой выдумкой. Юноша легко подчинял себе людей, был умен и остер на язык. Он был из тех людей, которые нередко вызывают у окружающих восхищение, но чаще и у большинства оживляют зависть.