Вся его жизнь

Фамилия Кирпичников приклеилась к его сыновьям за род занятий Наума. Он построил кирпичный завод. «А что тут трудного?» – отвечал Наум на расспросы повзрослевшего внука, – «Вот лес, в лесу глина. А вот – Волга». Иван запомнил этот нехитрый ответ.

Младший сын Наума, Павел, захотел жить своей головой и уехал в Петербург. Здесь он открыл ломбард. Это новое для тогдашнего времени занятие быстро принесло ему хороший доход. Он открыл еще два ломбарда, купил небольшой дом на Васильевском острове, отдал сына в гимназию и зажил вполне крепким буржуа. Но так продолжалось недолго: через десять лет после отъезда Павел вернулся в родную деревню навсегда, еще живой, но уже заметно исхудавший. Туберкулез убил его за следующие три месяца. Мать с младшей сестрой Ивана остались жить в доме у свекра – Наума. А сам Иван отправился в Петербург – доучиваться в гимназии и поступать в университет. Все это совершилось, как того хотел отец Ивана, и в 1915 году Иван Павлович получил диплом инженера-путейца. Затем полгода он проработал на Николаевской железной дороге, а потом был призван в действующую армию. Ну, а дальнейшая судьба его мало отличалась от судьбы его товарищей: его величество случай заменил государя императора.

Происхождение Удомлянцевых было совсем иным. В 1445 году, как о том свидетельствуют летописи, в княжение Василия Второго в битве у стен Спасо-Евфимева монастыря под Суздалем воевода Алексей Сухой из Можайска многих татар поразил и сам принял лютую смерть. В чем заключались мучения, летопись не уточняла. Этот Алексей был прародителем Удомлянцевых. Следующим важным событием в истории рода были события смутного времени. Никита Удомлянец привел отряд конных воинов в ополчение князя Пожарского. За личные заслуги при освобождении Руси он был избран на земский собор 1613 года от тверской земли. Значение рода стало возрастать. Но недолго. Уже в царствование Алексея Михайловича старший в роду попал в опалу, поскольку нелестно отзывался о друге царя – Никоне. С тех пор Удомлянцевы честно служили престолу, но никогда не добились значительных высот. История рода вызывала в каждом новом его поколении размышления о справедливости: на престоле сидели Романовы, которые древностью рода не превосходили Удомлянцевых. И заслуги их перед Россией до избрания на царство неизвестны. А уж после Петра вообще говорить о законности царской власти всерьез невозможно. Но понятие о долге и чести в роду было настолько крепким, что более верных слуг престолу цари не могли себе пожелать. Эта двойственность в двадцатом веке проявилась довольно своеобразно. Боль об угнетенном народе и жалость к несчастной судьбе родины соединялась с презрением к Николаю, и эти чувства разделяли все члены семьи. Но Удомлянцевы – на протяжении всей своей истории воины, и нарушить присягу для них немыслимо. Поэтому они находились среди сторонников царя ровно до момента его отречения. С момента его отречения они стали яростными его гонителями. Приносить присягу повторно Василий Удомлянцев отказался и ушел в отставку. Но это мало что решало в его профессии. Уже с 1906 года он занимался в основном испытанием новейших взрывчатых смесей. Поэтому, перейдя в разряд гражданских ученых в апреле 1917 года, он совсем не изменил своих занятий. Все также лаборатория в Новой Голландии и полигон на берегу Ладоги ждали его указаний. Имел он и свой резервный арсенал боеприпасов в Кронштадте. Именно из этого арсенала получил свои заряды крейсер Аврора перед самым своим знаменитым рейдом 25 октября 1917 года, именно из рук Василия Удомлянцева. Аврора тогда подошла к Английской набережной, спустила шлюпку, на которой на берег переправился Василий и пешком отправился домой, благо жил он совсем рядом. Через час после этого с той же стоянки Аврора произвела холостой выстрел в сторону Зимнего дворца. Услышав его, Василий обнял жену и сказал: «Вера, меня могут расстрелять за участие государственном перевороте. Я хочу, чтоб ты знала: последний мужчина в роду Удомлянцевых служит Богу и родине без измены».

– Кажется, они уже догадались! – шепнула Таня на ухо мужу, когда ее родители ушли из столовой.

– Как ты это поняла? – откликнулся Иван.

– Мама второй раз за день спрашивает, как я себя чувствую.

– Ну и что? Может ты, с ее точки зрения, болезненно выглядишь.

– А с твоей точки зрения?

– С моей – ты прекрасна.

Татьяна заулыбалась. В этот момент в столовую вошла Вера Филипповна.

– Танечка, что с тобой? Что-то с тобой не то. Только что улыбалась, а вот я вошла, опять погрустнела.

– Мама, все хорошо.

– А может, ты беременна?

По лицам молодой пары пронеслась буря эмоций. Возникло недолгое молчание, но его длительность была вполне достаточной для того, чтобы все стало окончательно понятно. Влюбленные молодые люди напрасно полагают, что могут легко скрыть от окружающих свои чувства. Достаточно было один раз внимательно пронаблюдать за взглядами, которые они бросают друг другу, чтобы понять, что у них есть какая-то тайна. Ну, а какая тайна может быть у молодой семьи?

– Так? Правда? – Вера Филипповна часто задышала. Было неясно, волнуется она от радости или от негодования, – Василий, Василий!

Она повернулась к Ивану.

– Зря вы, Ваня, нам раньше не говорили. Можно подумать, что мы для вас посторонние.

– Вера Филипповна! Мы попусту не хотели Вас беспокоить.

– Как попусту? Мир новый, но человек прежний. Для меня дочери и внуки не пустое, – Вера Филипповна к месту и не к месту упоминала про новое устройство общества.

– Я хотел сказать, что Таня могла и ошибиться, – от игривости и благодушия у Ивана не осталось и следа. Он уже явно хмурился.

В столовую вошел Василий Алексеевич.

– Василий, наша Танечка ждет ребенка.

Иван ничего другого и не предполагал: Ребенка ждет Танечка, про то, что он тоже принимает участие, не упоминается.

Василий Алексеевич был более тактичен. Он подошел к сидящим Тане и Ивану и положил левую руку на плечо зятю, а правую – на плечо дочери.

– Дети, дорогие! Я счастлив. Таня, хорошо ли ты себя чувствуешь?

– Все хорошо, папа.

– Жизнь этого человека будет иной, чем у нас с вами. Наша задача сделать все, чтобы он был счастлив. Когда вы ожидаете?

– В сентябре, – ответила Таня. Ваня тоже было открыл рот, но подумал, что будет выглядеть глупо, и промолчал. К нему начала возвращаться веселость.

– Вот бы летом усадьба наша пригодилась! – сказала Вера Филипповна.

– Да. И изба простая пригодилась бы. Живы – слава Богу! – Василий Алексеевич улыбнулся жене с легкой укоризной.

Он обнял сидящих Таню и Ивана.

– А сестре сказала?

– Нет.

– Эх ты! Она обидеться может. С каких пор у тебя тайны от нее? Обязательно скажи. А мы, Вера, пойдем.

Татьяна действительно никогда не держала тайн от сестры. Но только до появления Вани в их семье. Он разделил их с сестрой. Причем Таня понимала, что это она прячется от Леры, а не наоборот. Но все-таки с не проходящим напряжением ждала, что ее слова откликнуться болью в сердце Калерии – так она понимала ее чувства. Так она думала, когда стала встречаться с Ваней, когда объявляла об их свадьбе. Так думала и теперь. Но Лера видела ситуацию иначе: один раз примирившись с безответностью своей любви, она радовалась возможности оказаться ближе к Ване через сестру. Она даже сильнее стала любить ее, будто пытаясь стать частью их союза. Поэтому, когда Таня сообщила сестре о том, что беременна, Лера радовалась не меньше самой будущей мамы, ведь теперь появлялась еще одна ниточка, тянущаяся от Вани к ней. Радость сестры даже озадачила Таню. Но чувства беременной женщины подвижны, и скоро Таня перестала сомневаться в чистоте и искренности сестры. И с тех пор они стали ближе друг другу, чем были в детстве, когда все у них – и игрушки, и секреты, и чувства были общие.

Зато сильно удивился Ваня. Жена периодически стала высказывать ему обвинения, что он недостаточно внимателен к Калерии.