Красная книга

Но отлично слышала шелест подсайдачных ножен. Великан так и хотел.

Уголёк быстро раздался, превратившись из крысы с маленьким, как проволочка хвостиком в огромного дымчатого кота.

Губы Фэйлан затряслись, но она не попыталась ничего сказать.

— Тш-ш-ш... — успокаивающе прошипел Ингвар и медленно провёл ножом полукруг под грудью женщины.

Она не могла видеть, что он касается кожи рукоятью ножа. Он надавил сильнее. Осталась хорошо различимая багряная полоса.

— Если сейчас татуировка окажется нарисованной, а шрам налепленным, я тебя...

— Не, нда, пж, ста.

— Тш-ш-ш...

Она заткнулась. Да и сложно было говорить в такой позе. Тем более что Ингвар ещё немного потянул за волосы. Из уголка глаза стекла слезинка. Это Нинсон заметил, потому что внизу крутился Уголёк. Крутился как обычная кошка у праздничного стола. Он ждал эту слезинку. Предвкушал её.

Ингвар с силой провёл по татуировке туда и обратно. Рукоять ножа скребла Фэйлан по рёбрам. Багряная полоса стала фиолетовой. Женщина не проронила ни звука. Татуировка настоящая.

Но это не успокоило Ингвара, а только распалило.

— Следи за собой, Фэйлан, — прошептал он на ухо. — Будь осторожна.

Он потянул волосы ещё, и женщина дёрнулась, чуть не упала, но смогла отогнуться ещё дальше. Слёзы скатывались, проторив дорожку по грязной щеке. Капли падали в чёрный дым фамильяра и исчезали там, будто вода в костре.

— Теперь тихо...Тш-ш-ш...

Ингвар несколько раз провёл рукоятью по бугристым белым шрамам, полосовавшим бок. Нинсон давил так сильно, что Фэйлан уже не могла вздохнуть от боли. Шрам был превосходно выполнен. Наверное, даже не рыбий клей использовался, а что-то алхимическое. Никак не поддавался. Тогда Нинсон перехватил нож, повернул лезвие и чуть надрезал, чтобы отлепить его. Пошла кровь.

Фэйлан судорожно дёрнулась и вдохнула так, будто собиралась плакать.

— Думала я тебя уже того?

Она именно так и подумала, когда поняла, что холодная сталь рассекла кожу.

Уголёк превратился в огромную рысь с пылающими, как два люмфайра глазищами и стоячими ушами. Поднявшись на задние лапы позади Фэйлан, он невесомо опирался ей на плечи и пытливо обнюхивал мокрые дорожки на щеках. Иногда женщина пыталась что-то сказать, но Нинсон только слегка дёргал за волосы и она сразу затыкалась.

Ингвар снова повернул нож. Провёл красно-синюю полосу вниз, по уже залитому кровью боку. Испытал сильнейшее искушение, чтобы не ткнуть Фэйлан в пупок. Но не стал издеваться сверх того, что сам для себя мог оправдать проверкой. Проскоблил кожу вниз, до бедра, до ещё одного странного, будто из уголков составленного шрама, проходящего через ноги и захлёстывающего ягодицы. Этот шрам был совсем не похож на настоящий.

— Цп. Цп.

— Тш-ш-ш...

Это был не грим. Настоящие следы глубоких и не самым лучшим образом сросшихся ран. С трудом верилось. Даже сейчас. Когда бок был залит кровью. У Фэйлан была хорошая кожа и ладная — хоть и мужская — фигура. На ней эти белые полосы вспаханной плоти смотрелись, как на актрисе в ярмарочном кино.

— Ты актриса?

Великан снова перехватил нож и приставил острие к плоскому животу Фэйлан.

— Нт.

— Что это за шрамы? Что ты за...?

Он имел в виду всё сразу. И эту кривую неслаженную стрельбу, и этот хаос при обстреле, и даже то, что сейчас остальные Красные Волки преспокойно сидели на берегу, пока он издевался над их командиром. И в то же время их целеустремлённость, выносливость, их спокойное отношение к своей и чужой боли.

— Я сказочник. У меня хорошее воображение. Но картинка не получается.

— Я...р. Рр. г.

Теперь Ингвар собирался утопить клинок по самую рукоять, если она солжёт.

— Не ври... Что за ярг?

— Ртгр...

— Клять!

Он понял.

Нинсон выпустил волосы.

Фэйлан всхлипнула и упала в траву. На миг показалось, что Уголёк поглотил её. Женщина скрылась в облаке непроницаемого жирного дыма. Но тут же появилась в ворохе чернильных брызг и шлёпнулась наземь. Она тёрла шею. Очумевшим взглядом осматривала тоненький порез на боку, из которого текло куда больше крови, чем рассчитывал Ингвар.

— Я рутгер. Дай мне сказать. Убери нож. Мы спортсмены. Рутгеры. Мы, правда, наёмники. От случая к случаю. Но мы не убийцы. Мы соврали. Очень нужны были деньги. Пожалуйста. Возьми вот.

Фэйлан сняла цепочку квадратных звеньев и швырнула в Нинсона.

— Всё забери. Не режь больше.

Сдвоенный вибросвисток. Пара серебряных трубочек с симметричными прорезями торчала из стального кожуха с гравировкой в виде двух рун Соул. Два свистка, две руны, двойная удача. Ещё и собакам по ушам бьёт в два раза сильнее. У свистков, делавшихся на продажу, стояла пометка. От кого они. От волков, медведей, акул. Говорят, даже от людей делали. Но если собачьи-то не всегда работали, что уж говорить о человеческих.

На том же колечке раскрывающийся медальон в форме сердечка. Нинсон подковырнул ножом, открыл. Два крохотных рисунка, залитые сверху прозрачной орновой смолой. Молодая Фэйлан и курносый лобастый мужик.

Ингвар посмотрел на окровавленный клинок Кутха в своей руке. Фамильяр мурчал, обхватив женщину кольцом. Ластился к ней. Пил её. Она не стала надевать рубаху. Наоборот стянула через голову, скомкала и прижала к пупку, пряча срамное место, а заодно и закрывая порез на боку.

— Смотри. Это вот сделал Мбулу. Этого ты ещё не видел.

Она показала переломанную и криво сросшуюся ключицу.

— И вот этот тоже под рубашкой прятался. Это Цимбер оставила.

Следы рассечённой кожи и точки от игл, которыми стягивали края ран.

— Вот эти шрамы, которые ты ковырял, это удары мечом. Один удар — одно ребро. Поэтому выглядит так странно. Надо же было, чтобы парню так не везло. Столько раз резанул меня и всё зазря. Самое забавное, что его звали Кость.

Она не стала убирать напитавшуюся кровью ткань. Нинсон и так понял о чём речь.

— Это вот Пёс выкусил. Пёс это в смысле не собака, это их квика так звали.

На подвздошной кости действительно белело пятно сильного укуса.

— А вот этот вот странный шрам — это цепь Гара. Смотри, как пришлась по ноге. Ещё бы чуть-чуть и кусок жопы мне оторвала. А так только ногу захлестнуло.

То ли они сражались заточенной цепью, то ли что там у них происходило, но нога выглядела так, будто её пытались отпилить. Фэйлан поняла его взгляд.

— Жёстко, да? Это сувенир из Красного города. Там всё жёстко, а как же. Вот ещё!

Она хвастливо показала на стянутую плоть, отмечавшую вырванный кусок на икре.

— А за кого болеешь? За какую команду? Дай угадаю! За «Жнецов»? Нет? А за кого ж тогда? За «Грифонов»? Нет-нет, не говори! За «Тиггров»? Только не говори, что ты болеешь за этих сучек, которые выступают с голыми пупками — за «Вставь Монетку»? Нет? Тогда знаю. Всё. Точно. За «Алмазных Псов»?

Великан отрицательно помотал головой:

— Ни за кого.

Фэйлан кивнула, и стала приводить в порядок собранные на затылке волосы:

— Ну да. Логично. Если бы ты увлекался рутгером, то сразу бы опознал шрамы.

— Теперь уходи. И вибросвисток забери.

Женщина неуверенно отошла на несколько шагов и остановилась. Нинсон не понимал, почему она не уходит. Должна бы уже. Он даже вернул серебряную цепочку с оберегом сдвоенных Соул и портретом того, кто сделал для Фэйлан этот вибросвисток. Великану казалось, это самое естественное желание — свалить, как можно скорее от того, кто тебя только что резал и хвост на кулак наматывал.

Потом подумал, что рутгеры, во-первых, воспринимали боль не так, как остальные люди. Или это в них воспитывается, или изначально рутгером может стать только тот, кто легко относится к повреждениям.

А во-вторых, она ведь тоже недавно намеревалась его убить. А теперь он с ней беседует. Без какого либо страха. Без злобы даже. Наоборот. Очень комфортно. При иных обстоятельствах, может, позвал бы её куда-нибудь. Она на него тоже не без интереса посматривает. Рутгеры любят упорных.