Страница 106 из 125
— Да! Именно! Волк!
— А что дальше? — осторожно спросил Ингвар.
Волчья Пасть ответил, резко обернувшись:
— А потом они перемешались с чужаками. Не по доброй воле, надо думать. Но я борюсь с этим, борюсь, как только могу. Моя кровь борется. Я как те эски. Внутри как бы тёмный — как коренной житель Лалангамены. А кровушка у меня уже подпорчена всякими этими вот. Клятями этими внелалангаменскими! Голубоглазыми выродками!
Хольмудр произнёс это с жаром. Глаза его пылали.
Голубые глаза. Понимал ли он это сам? Понимал ли, какую чушь несёт?
— И как же ты? — неопределённо спросил Ингвар, чтобы спихнуть разговор с мёртвой точки и ослабить то напряжённое внимание, с каким воин сверлил Великана.
— Борюсь, — скромно ответил герой.
— И как?
— Ну, — усмехнулся Хольмудр. — Как видишь. Пока не поддался.
— Нет, не в смысле, как успехи. В смысле, как борешься-то?
— А. Как борюсь? Ну что. Известно как.
Волчья Пасть любовно погладил лезвие своего меча.
— Волчий Клык!
— Очень приятно, — Ингвар кивнул оружию, не вполне представляя, как принято реагировать, когда представляют меч.
И ведь же много раз в сказках были герои с поименованным оружием. И Великан всегда рассказывал от лица этого героя, когда он оглашал имя своего клинка. А как остальные должны были реагировать, он не задумывался. Представлять свои клинки? Или молчать просто? Или аплодировать?
Воин убрал меч в ножны и достал из рюкзака кожаный тубус.
— У меня тут уши солёные хранятся. Хочешь посмотреть?
Это было просительное предложение коллекционера. И отказывать было нельзя.
— Конечно.
Хольмудр ловко достал свёрток из прочной кожи и развернул. Человеческие уши были составлены попарно — наподобие крыльев бабочки. Этот ужасающий ковёр из бабочек был целиком обработан какой-то бальзамической мазью. Уши не гнили. Под каждой парой стояла дата и пояснительная надпись. Ярлычок.
Большие и маленькие. Дочерна загоревшие и совсем бледные. Обветренные лопухи. Пельмени борцов. Тоненькие детские. Нежные девичьи. Розовые женские. Стариковские, с оттянутыми мочками. Многие имели следы проколов. При жизни люди носили серёжки.
— С-сколько же здесь?
— Девяносто девять пар! Я ещё думал, когда заказывал этот коврик, а удастся ли дойти до такой цифры. Удастся ли перешагнуть значимый трёхзначный рубеж. Видишь, в последнем ряду не хватает пары?
— Вижу, — с ужасом признался Ингвар, глядя на свободную петельку.
— Будет ровно сто убитых мной голубоглазых блондинов. Этого отродья внешнего льда! Ты заметил, что их становится больше? Их всё больше и больше? И чем дальше, я забираюсь на север, тем больше этих сволочей! Надо бы нам с ребятами охотничье угодье организовать.
— С ребятами? Так ты не один?
Хольмудр воспринял это как попытку умалить значимость его трофеев.
— Это я один сделал! Я! Самолично их всех убил! И самолично у всех уши подрезал. Конечно, сначала я глаза думал забирать. А только, как их сохранишь-то? Банка с раствором нужна. А она тяжеленая будет. И потом ни подписей не сделать, ничего. А тут у меня ушко к ушку. Видишь светлые косички? Это волосики их сволочные, жёлтенькие.
И действительно. Между ушами-крыльями были приторочены косички сухих и ломких человеческих волос, похожих на пучки соломы.
Ингвар думал.
С одной стороны оставаться с этим сумасшедшим было опасно.
Во-первых, их могли всё-таки выследить и схватить. Ингвар надеялся, что за человеком, убившим сотню людей, должны были бы идти не просто стражники из службы поддержки. А пущены наёмные кмети, охотники за головами, наконец, местные тиуны. Или даже викарии. И попасться в компании этого ухореза не хотелось бы.
Во-вторых, Ингвар уже встречал коллекционеров раньше. И мог с уверенностью сказать, что, если какому-то увлечённому собирателю для заполнения свёртка, знаменующего серьёзную веху в коллекции, не хватало ещё только одной вещи, то он приложит все усилия, чтобы раздобыть недостающий фрагмент.
В-третьих, он мог убить Ингвара только за цвет глаз. Среди его трофеев попадались косицы лишь немного светлее, чем волосы Нинсона. И когда рассветёт, парень может легко пересмотреть своё решение.
Всё это говорило в пользу того, что надо скорее убираться отсюда.
Но как было уйти?
Они не то чтобы подружились, но хотя бы как-то нашли общий язык. Хольмудр азартно хвастался трофеями. Делился планами. Ингвар напряжённо думал и не вслушивался в эти бредни, лишь краем уха ловя обрывки идей...
Про изгнание чужеродных и человеческому и звериному миру пришлых голубоглазых иноземцев. Или лучше сказать иномирцев? Про то, что всем бабам надо бы их золотые кудряшки выдрать, а ощипанные инь наполнить благородным семенем кареглазых наследников Лалангамены. Некоторые блондинки смогут плодиться нормальными темноглазыми и чернобровыми детьми. У таких будет ещё шанс дожить свой век в новом обществе, хоть и на правах полукровок. А остальные не больно-то им нужны.
... а попытка уйти нарушит их хрупкий мир. Волчья Пасть спохватится, что уши уходят. Да и сам выход в ночную чащу будет смотреться странно.
Хольмудр каким-то образом ещё не попался тиунам. Не попался девяносто девять раз. Вероятно, не попадётся и дальше. Значит, надо его остановить. Драться с ним честно — бессмысленно. Надо было просто уйти от него живым. И рассказать тиунам, как выглядит убийца и где они повстречались. К тому же, по всему выходило, что он не единственный в своём роде сумасшедший. Раз обмолвился, «нам с ребятами», то их ещё несколько человек, этих ревнителей чистотой крови.
Ингвар протянул Хольмудру фляжку с водой.
— Вот спасибо. Я возьму, да? А то я свою потерял где-то.
— Бери, — радушно улыбнулся Нинсон, стараясь не провоцировать сумасшедшего.
— Сейчас бы ещё вздремнуть, да?
— Ага, — согласился Нинсон.
Нинсон отогнал навязчивое видение соблазнительной картины: он обхватывает рукоять — аж почувствовал дерево в ладонях — и со всех сил бьёт спящего Хольмудра топором по голове.
Предложил:
— Ты ж только пришёл. А я уже отлежался чутка. Давай я первый покараулю.
Волчья Пасть бросил фляжку в свой узелок и ухмыльнулся, открыв страшный шрам над губой:
— Я бы с радостью. Мы с тобой преломили пищу, ты угостил меня водой. Я верю тебе парень. Да и девчонка у тебя смышлёненькая и юркая. Я таких как раз люблю. А ты, видать, не жадный. Это тоже хорошо. Но мне пора.
— Пора? Сейчас? Ночью?
За время разговора окончательно стемнело.
— Ну да. Обогрелся, перекусил и дальше побегу. Волчья жизнь она такая. Надо успеть, в этом деле вторых не будет.
— Куда успеть?
— Постой, так ты летуна, не видел что ли?
— Летуна? Летучего викария? Нет!
— Вот это просто оянеть! — выругался Хольмудр. — Он же должен был прямо над вами пролетать. Клять! Ладно. А ветер не менялся?
— Ветер? Нет. Кажется, не менялся. Что за летун?
— Да никто не знает! Я неподалёку был. Гляжу, в небе летун пронёсся. Я даже не уверен, что он падал. Низко-низко над лесом шёл. А что ему в такой глуши делать? Он же к центру острова летел. Там нет поселений. Только Чёрная Гора, где викарии собираются. Да только брешут всё. Викариям там, тоже делать нечего вдали от народа. Если там кто и собирается, так синеглазая всякая шушера.
— Так что летун? — Ингвар поспешил вернуть воина в русло разговора, пока тот не начал разглагольствовать о наполненных благородным семенем ощипанных инь.
— Что-что? Даже если бы он летел к Чёрной Горе, или хотел пролететь остров насквозь, то он летел бы высоко. Ведь до горы ещё далеко. Летуны весь остров за день насквозь пролетают, если ветер в лоб не бьёт. Ни к чему ему было посадку тут устраивать. Знать, случилось чего.
— Тогда ясно. На помощь спешишь?
Волчья Пасть взял перевязь и недобро усмехнулся:
— На помощь? Ну, как пойдёт. Может и на помощь. Сначала посмотрим, каков он из себя. Не пришелец ли внелалангаменский. Представляешь — сотая пара ушей будет настоящего викария. Надеюсь это будет синеглазка!