Пассажир

– Тут вагон с килькой в томате пришел, я вчера попробовал, так всю банку съел с хлебом. Очень вкусно! Хочешь, возьмем по ящику?

Кильки мне не хотелось, но и отвергать предложение Упыря тоже.

– Ну, я не знаю, можно в принципе.

– Отлично, пойдем, поможешь в багажник загрузить, а я тебе ее до дома подкину.

– Отлично!

– И из зарплаты только полцены вычтем.

Вот тебе и раз, а я-то, надеялся, что обрету ящик консервов на халяву, как это делали те же водители. Однако, что было позволено Юпитерам, не было позволено мне, а отступать было поздно. Мы вышли в завод. Обогнали промасленную группу рабочих, прошли по впрессованным в асфальт старым рельсам узкоколейки и вошли в китовое брюхо склада. В полумраке до крыши возвышались еще не переваренные едкими желудочными соками коммерции материальные ценности. Ящики с шестернями, валами, редукторами. Ряды коробок передач, двигателей, связок тракторных гусениц. Специальный угол был отведен под продукты. Пришедшая с Владивостока в обмен на асфальтоукладчик и дорожный каток килька в томате стояла в картонном штабеле. Упырь кратко пообщался с кладовщиком. Взгляд у кладовщика был презрительным. Упырь пошел подгонять машину, а я стоял молча. Кладовщик не смотрел в мою сторону, всем своим видом демонстрируя превосходство. Это была обычная поза заводчан. Нас фирмачей, не любили, считали жуликами и паразитами сосущими соки завода и мечтали у нас работать.

Подкатила темно зеленая БМВ. Упырь получил эту машину недавно и надолго стал предметом обсуждения всего завода. Его бывшие коллеги передвигались в основном на полуразрушенных автобусах и трамваях. Мы закинули ящики и выехали. На повороте Упырь притормозил пропуская идущую на зеленый пожилую тетку. Тетка, увидев едущую на нее дорогую иномарку, застыла посреди дороги. Части ее тела произвели одновременные разнонаправленные движения вперед, в сторону и обратно на тротуар. В тоге она застыла как вкопанная, не зная, что делать. Упырь отчаянно замахал, мол, иди!

– Нет, ну ты видел? Насколько народ зашугали! У нее зеленый, а она боится и не идет!

Мы проехали, оставив тетку у обочины, а я думал, что это отвратительно, но приятно, переместится из категории шарахающихся к обочинам, в категорию вальяжно проезжающих на удобный сигнал светофора. На площади мы заметили митинг. Среди плакатов и флагов возвышался ватман с требованием «Верните награбленное!».

– Верните награбленное! – воскликнул Упырь и засмеялся.

– Нет, ты видел? Может действительно кто-нибудь вернет, как считаешь?

Я только криво усмехнулся, представляя, как тысячи красномордых и наглых, интеллигентно – страшных и по бандитски обаятельных новых хозяев жизни, по требованию этих старух, ветеранов и мужиков в бесцветных куртках и отечественных ботинках, расстаются со своими заводиками, магазинчиками, базами, ресторанами и деньгами. К носителям лозунга, никаких движений чувств я тоже не испытывал, их пафос казался бессмысленным и не относящимся к реальности. Кроме того, я ведь сейчас вроде был среди тех, к кому этот лозунг был обращен и не чувствовал неправоты.

– Поработаешь, годик, машину получишь – продолжил мои мысли Упырь.

– Машину? Да я и без нее неплохо живу. Никогда не интересовался машинами.

– Да ладно, машина это комфорт и свобода. Получишь – поймешь.

Возражать я не стал. Работал я старательно, освобождая Упыря от множества задач, ранее бывших его ответственностью, так что Упырь мог мне помочь с дальнейшим продвижением.

Закинув ящики по домам, мы развернулись и взяли курс на сауну, расположенную в частном секторе промышленной окраины. Бывший санаторий для работников железнодорожных мастерских был частично отдан под магазины и подозрительные конторы, один из флигелей предприимчивые молодчики переоборудовали под сауну. Когда мы подъехали, весь честной народ был уже в боевом состоянии, расположившись в вольных позах вокруг большого стола с пивом и закусками. Лоснящиеся физиономии, полуобнаженные телеса и туники из простыней делали обстановку похожей то ли на тайное собрание римских патрициев, то ли на пьянку дембелей в солдатском предбаннике.

Масленица натужно изображал хозяина вечеринки и стремился все время угодить Постороннему В. и Лосю. Открывал им пиво, предлагал откушать особого копчения рыбу и выхватывал наиболее охлажденные бутылки из рук коллег специально для руководства.

Народ же развлекался в меру своих наклонностей. Толян жарко опрокидывал ледяную водку внутрь распаренного тела. Раскрасневшийся Балу, похохатывал, сложив пухлые ручки на большом белом животе. Дубовир, которому досталась простыня с дыркой, просунул туда немаленькое хозяйство, и скорчив детскую обиженную мордочку картинно восклицал: «Витя, я буду жаловаться на этот сервис!». Лось ржал, стреляя при этом не смеющимися глазами по сторонам. На заднем плане незнакомые мне люди стучали бильярдными шарами. Потом открылась дверь, в сауну легко вскользнули три проститутки. Хоть я и ожидал этого, но сердце мое учащенно забилось.

Надо сказать, что при всеобщей сексуальной революции вокруг, с переходами набитыми эротическими журналами на плохой бумаге, вечерними передачами по центральным каналам и штабелями кассет с порнухой в каждом ларьке видеозаписей, я жил в своем замкнутом мире, без женщин и всякого секса. Не то чтобы я был слишком застенчив или нехорош собой, нет, просто бегать за противоположным полом ради секса, тратя время и деньги, казалось мне нецелесообразным. Кроме того, я ждал, что со мной, возможно, случится любовь, и не хотел размениваться по мелочам. Однако сейчас, доступная близость трех еще вполне свежих девиц мобилизовала мое мужество, и я принял стоику, приготовился и стал наблюдать, поджидая нужную минуту. События тем временем развивались быстро. Первая партия из трех человек, подталкивая девок впереди себя, набились в «комнату отдыха».

Комнаты отдыха, сколько жирных и влажных тел елозило в каждой из них в клубах пара и пивных испарений, в саунах больших и малых городов. Сколько пива, спермы и блевотины было пролито. Сколько стеклотары и использованных презервативов выгребалось уборщицами по утрам. Однажды, много лет спустя, иностранцы, посетив такую сауну с удивлением расспрашивали меня зачем в бане стоит широкая двуспальная кровать. Что я мог им ответить?

Первая и вторая партии потрахавшихся, выползли в общий зал, а девки, голышом плюхнулись в бассейн, демонстрируя свое право на законный отдых, ибо мужиков оставалось еще много. Масленица тихо возмущался, что Лось дал денег только на трех и их явно не хватало. Гремели бутылки, слышались возбужденные голоса спорящих за столом, в парах предбанника бродили пьяные менеджеры в простынях, орало Русское радио. В какой-то момент в общем угаре возникла передышка, пресыщенное руководство занялось обсуждением бизнес проблем, уже побывавшие в комнате отдыха занялись бильярдом, Толян напился и заснул, а я поймав момент, взял одну из проституток за руку и повел работать. Кровать была свободна, я опрокинулся навзничь увлекая девицу за собой.

– Подвинься! – услышал я вдруг, и кто-то уверенно сдвинул нас на край кровати и плюхнулся рядом. Окна в комнате были плотно зашторены, тусклая лампа почти не светила в мокром банном тумане. На соседней кушетке в полумраке мелькал чей-то голый зад. Рядом на кровати пыхтел неизвестный мне человек, проститутки неохотно постанывали, ритм задавал приглушенный полузакрытой дверью бумбокс в общем зале.

– Rum, sodomy and lash, – подумал я, – Свальный грех и кильки в томате, блин!

И еще,

– Вот она, новая жизнь….

Египетские полковники и 15 экскаваторов.

Выматывающее лето начало, наконец, отползать за горизонт. Закаты становились холоднее и контрастнее. Панельные зиккураты в микрорайонах отсекали солнечные лучи от дна улиц. Ниши, углы и арки заполнялись промозглой темнотой. Гипсовый аист посреди разбитого фонтана во дворе бывшего дома руководства железной дороги, не отбрасывал тени. Мы с Митей сидели на лавочке с бутылками пива в руках. Разговор шел о наших новых работах, моей, коммерческой и Митиной, коммерческо-преподавательской. Работах, о которых мы никогда не мечтали и не ожидали их появления.