Страница 5 из 15
Скоропомошники сродни другим адреналиновым профессионалам. Есть места, где спокойнее и денежнее, где уютнее и безопаснее. Но вот только что-то заставляет их: докторов и фельдшеров, медсестричек и санитаров, диспетчеров и операторов «03» снова и снова приходить на работу, надевать неновые халаты, забираться в разболтанные машины и, ругая погоду, зарплату, пациентов и дороги, подъезды, этажи и свою судьбу, ехать навстречу чьей-то боли, окунаться в чужую беду, как в пламя…
Я требую к ним уважения и понимания, сочувствия и помощи.
Они все это заслужили.
P.S. Имена, адреса и прочие уточняющие детали были изменены по понятным всем причинам…
2
Кто из бригады у «аквариума» первый, тот и вызов забирает. На маленьком, в ладонь величиной листке адрес, код ситуации, фамилия, время приема вызова на «03» и его передачи бригаде скорой.
Адрес знакомый, код тоже. Бабулька – божий одуванчик. Три инфаркта в прошлом. Но держится молодцом. Вызывает, когда уже невмоготу… от одиночества. Ритуал всегда один и тот же. Бригада приезжает, бабуля встречает, жалуется на боли в сердце, получает укол анальгина и чудесным образом исцеляется. После чего, с торжествующе-хитроватой улыбкой стаскивает накрахмаленную кружевную салфеточку с подноса на столе. Бригада дружно «изумляется»: на подносе чайник со свежезаваренным чаем, тарелочка с сушками, сахарница и по конфетке-карамельке на брата. Начинается изученная в деталях процедура уговоров-отнекиваний. Наконец бабуля «побеждает» – врач дает бригаде добро на краткое чаепитие.
– Леша, сбегай в машину, у меня там завалялось…
«Заваливались», как правило, пачка печенья, или баночка варенья, или шоколадка, купленные пятнадцать минут назад в киоске по дороге.
Следующая серия уговоров-отказов принять гостинец. Наконец все усаживаются и чинно пьют жиденький чай, солидно похваливая хозяйку. Хозяйка светится. Расспрашиваем о новостях и внимательно слушаем подробный, но короткий отчет о всех событиях (бабуля точно знает, что больше чем на 15 минут мы задержаться у нее не можем). Медсестра гладит старенькую кошку, та с мурлыканьем обвивается вокруг ласкающей руки. Мурка – индикатор. Медсестра исподтишка ее ощупывает. Если кошка становится похожа на велосипед и можно пересчитать ее ребра, значит бабуля опять сидит на сухарях. Пенсию или задержали, или еще что. Следует короткий кивок доктору. После нашего ухода бабуля найдет под телефоном небольшую денежку. Напрямую она не возьмет помощь никогда. У нее своя гордость. Она была медсестрой на комсомольской стройке и на фронте была – однажды показала нам свои четыре ордена. Жаль только, что не размачиваются ордена в жидком чае.
Уезжаем, шумно и весело благодаря за чай. И в арке выезда из двора водитель обязательно моргнет синими фонарями, прощаясь, зная, что она стоит у окна…
– Медики-медики-медики! На Ипподромской – «телевизор»!
Это значит, что гаишники спрятались с радаром и ждут жертву. Иногда попадаются и наши, забыв, что едут с вызова, и привычно погоняя. По правилам – без мигалок и больного – ты такой же нарушитель, как и все. Понятно, что содрать денег со скоропомошного водителя невозможно, но вот «потоптать» шанс есть. Чем иногда некоторые гайцы и развлекаются. Хотя, справедливости ради надо сказать – скорая и милиция скорее дружат, чем ругаются. Уж очень часто им приходится сталкиваться на одних и тех же адресах. Демонстративно ползем, включив «мигалку», мимо незаметного фургончика – своего рода озорство. Из-за фургона высовывается длинный рыжий гаец и, скорчив свирепую рожу, грозит нам кулаком. Представляем, как злобные гайцы грызут свои полосатые палки и жаждут нашей невинной крови. Ржем. Санитар, перевесившись в водительский отсек, начинает анекдот, старательно опуская матерные «кружева». Становится еще смешнее, глядя на его филологические потуги…
– Медики-медики!!! Кто на Ипподромской или близко – срочно к ментам у «телевизора»! 69Р!!!
Успеваем обменяться ошалелыми взглядами – у всех одно выражение лица – выпученные глаза и отвисшая челюсть. «Р» – означает реанимация. То есть там – смерть. Водила, с каким-то жутким рыком, затягивает «ручник» и бьет по газу, выворачивая руль. РАФ совершает полицейский» разворот. Мы успели отъехать метров на триста-четыреста через перекресток. Кажется, что машина прыгнула. Слава богу, вечер и встречных машин немного. Все посторонились, наш пируэт никого не загнал в столб. У милицейского фургончика стояла «восьмерка» с распахнутыми дверями. Двое милиционеров с дикими матами удерживали на тротуаре рычащий, хрипящий, воющий клубок. Еще двое сидели в сторонке на бордюре в позе «покатаемся на санках». Голенастый рыжий зловредный гаишник широко разбросал руки-ноги и почти интимно откинулся головой на грудь своему напарнику. Тот, оскалившись прокуренными зубами, держал его одной рукой поперек груди за портупею, а второй сжимал рыжему горло. Сквозь пальцы била тугими фонтанчиками кровь.
– Бритвой гнида! Б…дь!.. Он ему: «Документы!» А тот бритвой! И за кобуру его! Я вот держу, а все равно течет!
Кровищи-то! Два зажима прямо в рану. Пережимая все что можно и не нельзя. Лишь бы остановить кровотечение. Я впервые видел, как может фонтанировать кровь из артерии. Струей мне снесло с лица очки…
– Зажимы накинул?!
– Да!
– Придерживай! Соскочат – потеряем мужика… Света, подкалывайся!!!
– Куда?!! У него давление по нулям уже – сосуды спались!!!
– Режь, епть!!!
Вам приходилось делать венесекцию на тротуаре, на коленях, по уши в крови? Нет? Попробуйте… Вас потом уже ничего не выведет из равновесия…
– Скорее!!! Лей струей!!! Вторую руку тоже режь!!! Объем теряем!!! Встанет – не заведем!!!
Через прорез в трахее натекла кровь. Рыжий начал захлебываться. Особо не мудрствуя, прорезали дальше и завели трахеостому. Через нее же отсосали кровь. Милицейский старшина (а про него просто забыли!), который все это время держал безвольное тело товарища у себя на груди, насмотревшись на наши манипуляции, вдруг начинает блевать.
Перекидываем пациента на носилки. Визжат тормоза, рядом останавливается сразу несколько патрульных машин. От мигалок начинает мельтешить в глазах. Старшина, отблевавшись, поднимается с четверенек и закидывает руку за спину. Лязгает металл. С нечленораздельным ревом, почти с колен, он прыгает в сторону ментовоза, куда только что запихнули агрессора. Кто-то из его коллег успевает перехватить и отбить вверх ствол. Пуля уходит в небо. Старшину зажимают свои. Отбирают оружие, утирают лицо, заталкивают в машину. Присутствующие офицеры делают вид, что ничего не видели. Наконец носилки в машине. Водитель рвет с места так, что захлопываются открытые двери. Почти мгновенно нас догоняют и обгоняют две патрульные машины. С ревом, мигалками летим в Горбольницу. Там ждут…
Долго отмываемся в приемном покое. Не стесняясь друг друга, раздеваемся и замываем одежду. Халаты ладно – новые выдадут, а вот брюки… Эх-х-х, жалко штаны, почти не ношенные…
Около нашего РАФа стоит патрульная машина ГАИ. Наш водитель и милицейский лейтенант молча курят. Молодой гаишник старательно домывает наш салон. Не за страх, по совести.
Что говорить? Молча киваем друг другу и забираемся на свои места.
– Медик. Медик-42. Горбольница. Свободен в 19.35.
К ночи наконец заехали на Станцию. Поменяли шприцы, сдали карточки, дополнили укладку лекарств. Поднялись в холл у «аквариума». Там стояли квадратом дермантиновые диваны с низким столом посередине – ритуальное место чаепития и чаетрепа. Налили, заварили, еще налили – кофейники работали непрерывно. Только их конверсионная родословная (делались на каком-то оборонном заводе) позволяла выдерживать такие сумасшедшие нагрузки. Пили чай три-четыре бригады, в тот момент в холл зашел странной походкой один из наших коллег. Педиатр. Обычно ездил один. Спокойный, уравновешенный человек.