Твоя Противоположность (ЛП)

— Дело в том, что травля иногда требует некоторого упорства. Ты сдашься. Я не волнуюсь.

Я хлопнула себя ладонью по бедру, вспомнив, что ещё не переоделась в рабочую одежду. Погода по-прежнему была жаркой, поэтому я надела яркие, жёлтые, цветастые шорты с высокой талией, потому что они были лучшими друзьями каждой девушки, и тёмно-синий кружевной топ.

— У меня много работы, Киллиан. Что тебе надо?

Он шагнул внутрь фургона, но дальше не пошёл.

— Я хотел... — он сделал ещё один шаг ко мне, его взгляд остановился на кипящей сковороде. — Ты что, переделываешь свой соус?

Я сглотнула, борясь с обиженным комком в горле.

— Нет.

Он понюхал воздух и придвинулся ближе ко мне.

— Ты уверена?

— Это не соус, — солгала я ему. — Я пытаюсь понять рецепт твоего песочного печенья.

Его низкий смешок скользнул по моей шее и прошёлся вниз по позвоночнику.

— Ты могла бы просто спросить.

Я резко повернулась к нему, нервничая от чувств, которые не должна была испытывать.

— И ты бы дал его мне?

Он пожал плечами.

— Конечно.

Я не планировала делать свои собственные десерты, но я хотела проверить его.

— Ладно, давай.

— А что я получу за это?

— А разве ты говорил, что тебе что-то нужно взамен?

Он выдержал мой взгляд, уголок его рта изогнулся в улыбке. Боже мой, он был неоправданно горяч. В этом Молли была права.

Стоя так близко к нему при дневном свете, я наконец-то смогла рассмотреть его татуировки. И я сделала это, наплевав на то, что он может поймать меня за разглядываем. Мы ушли далеко за пределы вежливой застенчивости.

На внутренней стороне предплечья было удивительно живо выбито анатомическое сердце, в центре которого торчал огромный окровавленный мясницкий нож. Кельтские узоры вились вокруг остального пространства, исчезая под рукавом его чёрной футболки. На другом предплечье от локтя до запястья тянулся большой компас, занимая почти всё пространство. Вместо стрелок, указывающих на направление, была умело использована кухонная утварь. Лопаточка указывала на запад, а венчик на север, как часы, показывающие время.

Он скрестил руки на груди, разрушая мгновенное заклинание, наложенное на меня его татуировками.

— Вот так мы и сыграем в эту игру, Делайн. Дай мне что-нибудь. Я дам что-то тебе в ответ.

Я моргнула, глядя на него.

— Мы не играем в игру.

— Уверена?

Он языком скользнул по нижней губе, и я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не подражать ему.

— Да, — твёрдо ответила я.

— Попробуй, — предложил он. — Попроси меня о чём-нибудь. Я скажу тебе, сколько это стоит.

— Так как же мне помешать тебе от попытки дать мне ещё один нежелательный совет?

Его рот расплылся в широкой улыбке. Он наблюдал за мной несколько долгих секунд, обдумывая что-то сам с собой.

— Это не имеет значения. Рецепт песочного печенья не мой. Я не могу тебе его дать.

Я бы удивилась, если бы он был его. В конце концов, он был известен отнюдь не своими десертами.

— Он мне всё равно не нужен был.

— Но тебе нужна моя помощь с соусом.

— Нет.

Он протянул руку и коснулся моей талии, не обращая внимания на то, что я стою между ним и плитой.

— Если ты только...

Не имея возможности дотянуться до чистой ложки, он схватил меня за бедро двумя руками и физически отодвинул в сторону.

— Что...

Я в ярости наблюдала, как он попробовал соус, а потом постучал себя по носу кончиком ложки. Он постоял в раздумьях, потом достал из холодильника фрикадельку и откусил от неё кусочек. Он взял другую ложку и попробовал соус ещё раз, а потом уже доел фрикадельку.

Он метался по моей кухне, роясь в полках и открывая металлические шкафы. Наконец он подошёл к холодильнику и достал свежую мяту.

Я купила её для соуса цацики. Я подумывала положить её во фрикадельки, но не сделала этого. Я не хотела перебить вкус.

Киллиан вернулся к стойке и вытащил чистую разделочную доску. Затем, не стесняясь, он взял мои ножи.

Я сжала руки в кулаки.

— Что ты делаешь?

Он оглянулся и посмотрел на меня.

— Ох, ты не возражаешь, если я просто... — он указал на разделочную доску с ножом в руке.

— Я... что...

Он снова повернулся к мяте и принялся крошить её на мелкие кусочки.

— Хороший нож, — он прочёл марку и вернулся к работе. — По крайней мере, ты разбираешься в приборах.

— Что за идиотские вещи ты говоришь.

Его плечи затряслись от беззвучного смеха.

— Я только что сделал тебе комплимент.

— Ты сделал мне двусмысленный комплимент. И ты это знаешь.

Он положил мяту в белый соус и добавил укроп. Потом вернулся к холодильнику и достал лимон.

— Прими комплимент, шеф, и перестань считать всё, что я говорю, оскорблением.

Он назвал меня шефом.

Он назвал меня шефом!

Моё самолюбие воспрянуло от неожиданной похвалы, и я попыталась вспомнить все те ужасные вещи, которые он сделал со мной за то короткое время, что я его знала.

— Ты делаешь этот соус слишком похожим на цацики, — пожаловалась я.

Он покачал головой, его губы изогнулись в улыбке.

— Имей хоть немного веры.

Затем он схватил хлопья красного перца и бросил весьма щедрое количество в соус.

Он стоял над сковородкой и помешивал, а я наблюдала за ним. Долгое время никто из нас не произносил ни слова. Я не могла угадать ход мыслей в его голове, но пыталась примириться с тем, как хорошо он выглядел на моей кухне.

Он должен был быть слишком большим для маленького интерьера. Но он сгорбил свои широкие плечи, пока работал, склонив своё длинное туловище над едой… оберегающе... задумчиво. Его мускулы перекатывались при каждом малейшем движении, при каждом взмахе венчика или поднятии новой ложки, пробуя на вкус прогресс.

Его эго должно было казаться претенциозным и неуместным в моём скромном пространстве. Но он двигался с естественной непринуждённостью, которая одновременно притягивала и пугала. Он догадывался, где что находится, но в большинстве случаев оказывался прав. Он овладел моими ножами так, словно всю жизнь ими пользовался. И он работал с соусом, как будто это был его оригинальный рецепт.

Он был слишком хорош для моей кухни, и всё же он вёл себя совсем иначе. Что бы мы ни говорили друг другу до сих пор, он был очень мил.

Даже дружелюбен.

И это приводило меня в замешательство.

Паника скрутила мои внутренности, предупреждая, что это опасно. Он был опасен.

— Чего ты хочешь, Киллиан?

Он повернулся, держа в одной руке ложку, а другую руку подставил под ложку, чтобы капли не упали на пол или рабочие поверхности.

— Чтобы ты попробовала вот это.

Он почти засунул ложку мне в рот. Я закрыла рот, потому что у меня не было другого выбора.

Было слишком горячо, но мне всё равно пришлось подавить стон. Он взял мой хороший соус и сделал из него шедевр. Он превратил мой скромный рецепт из обычного в жизненно-важный, из мёртвого в живой, из анонимного в пятизвёздочный. Я отступила назад, не выпуская ложку из рук. Он взглядом следил за мной, ожидая, выжидая.

— Это слишком похоже на цацики, — сказала я ему.

— В том-то и дело, — объяснил он. — Используй только соус. Оставь цацики для жареной картошки. Ты разделишь вкусовые профили и сделаешь его интереснее.

Я так сильно стиснула зубы, что у меня свело челюсть. Он был настырным, назойливым засранцем. И был совершенно прав. Чёрт бы его побрал! Я протиснулась между ним и плитой, хватая хлопья красного перца, просто чтобы подчеркнуть, что это всё ещё моя кухня.

— Ты добавил слишком мало.

Он выглянул поверх моего плеча, на мгновение прижавшись грудью к моей спине. Его низкий голос загрохотал у меня в ухе.

— Осторожнее, шеф.

Я вздрогнула. Я ничего не могла с собой поделать. Он заставил безжалостный летний день показаться холодным по сравнению с теплом его тела. Его дыхание танцевало на мочке моего уха, и, несмотря на пикантный соус, наполняющий кухню средиземноморскими ароматами и ощутимым поражением, все, что я могла чувствовать — это его запах.