Поэмы Оссиана

С Рымникским в тьме сошлися к бою:

Чело с челом, глаза горят;

Не громы ль с громами дерутся?

Мечами о мечи секутся,

Вкруг сыплют огнь - хохочет ад!

1799

К. Н. Батюшков

МЕЧТА

(ОТРЫВОК)

Явись, богиня, мне, и с трепетом священным

Коснуся я струнам,

Тобой одушевленным!

Явися! ждет тебя задумчивый Пиит,

В безмолвии ночном седящий у лампады;

Явись и дай вкусить сердечныя отрады.

Любимца твоего, любимца Аонид, {1}

И горесть сладостна бывает:

Он в горести _мечтает_.

То вдруг он пренесен во сельмские леса,

Где ветр шумит, ревет гроза,

Где тень Оскарова, одетая туманом,

По небу стелется над пенным океаном;

То с чашей радости в руках

Он с бардами поет: и месяц в облаках,

И Кромлы шумный лес безмолвно им внимает,

И эхо по горам песнь звучну повторяет.

1802-1817

ПОСЛАНИЕ К Н. И. ГНЕДИЧУ

(ОТРЫВКИ)

Что делаешь, мой друг, в полтавских ты степях?

И что в стихах

Украдкой от друзей на лире воспеваешь?

С Фингаловым певцом мечтаешь

Иль резвою рукой

Венок красавице сплетаешь?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Так! сердце может лишь мечтою услаждаться;

Оно все хочет оживить:

В лесу на утлом пне друидов находить,

Укравшихся под ель, рукой времян согбенну,

Услышать барда песнь священну;

С Мальвиною вздохнуть на берегу морском

О ратнике младом.

Все сердцу в мире сем вещает;

И гроб безмолвен не бывает,

И камень иногда пустынный говорит:

_Герой здесь спит!_

1805

Н. И. Гнедич

К К. Н. БАТЮШКОВУ

(ОТРЫВКИ)

Когда придешь в мою ты хату,

Где бедность в простоте живет?

Когда поклонишься Пенату, {1}

Который дни мои блюдет?

Приди, разделим снедь убогу,

Сердца вином воспламеним,

И вместе - песнопенья богу

Часы досуга посвятим;

А вечер, скучный долготою,

В веселых сократим мечтах;

Над всей подлунною страною

Мечты помчимся на крылах.

Иль посетим Морвен Фингалов,

Ту Сельму, дом его отцов,

Где на пирах сто арф звучало

И пламенело сто дубов;

Но где давно лишь ветер ночи

С пустынной шепчется травой,

И только звезд бессмертных очи

Там светят с бледною луной.

Там Оссиан теперь мечтает

О битвах и делах былых

И лирой тени вызывает

Могучих праотцев своих.

И вот Тренмор, отец героев,

Чертог воздушный растворив,

Летит на тучах с сонмом воев,

К певцу и взор и слух склонив.

За ним тень легкая Мальвины

С златою арфою в руках,

Обнявшись с тению Моины,

Плывут на легких облаках.

1807

В. К. Кюхельбекер

ПОЭТЫ

(ОТРЫВОК)

Я слышу завыванье бурь:

И се в одежде из тумана

Несется призрак Оссиана!

Покрыта мрачная лазурь

Над ним немыми облаками.

Он страшен дикими мечтами;

Он песней в душу льет печаль;

Он душу погружает в даль

Пространств унылых, замогильных!

Но раздается резкий звук:

Он славит копий бранный стук

И шлет отраду в сердце сильных.

1820

ОССИАН

ВОСПОМИНАНИЕ О КАРТИНЕ ЖИРОДЕ

Пастух

Сын отдаленной чужбины,

Муж иноземный, - куда?

В бездне лазурной пучины

Теплится искра-звезда;

Там же в парах белоснежных

Спит золотая луна;

Нет еще вихрей мятежных,

Всюду еще тишина.

Но уже пали на очи

Брови седой полуночи;

Бурь просыпается дух.

Странник

Жаждут и сердце и слух

Песней Улина и Гала:

Дом благодатный Фингала

Близко ли, древний пастух?

Пастух

Хладный, немой, обгорелый,

В сизой трепещущей мгле,

Остовом дом опустелый

Черный стоит на скале;

Смотрит на синие волны:

Из дружелюбной страны

Уж не приносятся челны

Шумно к подножью стены;

Уж за трапезой Фингала

Арфа давно замолчала:

Рино и Гал и Улин,

Да и мужей властелин,

Сам он, отец Оссиана,

Все они в царстве тумана;

Сын только бродит один.

Скорбью ведом и мечтами,

Бродит унылый певец

Между родными гробами,

Сирый и дряхлый слепец.

Строгой судьбой пораженный,

Он полонен темнотой;

Но его дух дерзновенный

Мир созидает иной,

Мир сладкозвучья и стона:

Там еще дышит Минона,

Юноша Рино не пал,

Жив и Оскар и Фингал;

Кровные барда обстали,

Слушают песни печали

Призраки с облак и скал.

Пастырь умолкнул, и взоры

Муж иноземный подъял

С дола на мрачные горы:

Камни мостов и забрал,

Своды упавшей бойницы,

Сельму и поле могил

Змий быстротечной зарницы

Белым огнем серебрил;

Грома огромные струны

Задребезжали; перуны

Весь очертили обзор;

Вздрогнул от ужаса бор,

Скалы трепещут от гула...

Чу! чья-то арфа дерзнула

С арфой небесною в спор!

Смелы и резки удары,

Тверд повелительный глас,

Грозны священные чары:

С дивных и пламень угас

И улеглися стихии;

В лоно безмолвья и сна

Пали воздушные змии,

Снова на небе луна;

Старца луна осветила:

Будто широкие крыла,

Вьется с рамен его плед;

Молча и прадед, и дед,

Сын, и отец, и клевреты,

В лунное злато одеты,

Слушают барда побед...

Помню эфирное племя...

Некогда зрел их и я

В юное, мощное время

(Где оно? где вы, друзья?).

В райские годы, когда мы

Из упованья и снов

Строили пышные храмы

Для небывалых богов!

Часто я в светлые лета

Вдруг из святыни поэта

Гнедича, {1} сына Камен, {2}

Несся ко гробу племен;

Поли необъятного чувства,

В дивном созданьи искусства

Видел воскресший Морвен!

Ах! и мой Дельвиг, {3} Вильгельму

Он с вдохновенным челом

В Лору вождем был и Сельму,

В радостный, царственный дом.

Рек же владыка: "Чужбина

В Сельму послала певцов;

Чашу привета, Мальвина,

Дева, царица пиров!"

Гнедич и Дельвиг! и оба

В дверь безответного гроба,

Оба и вдруг вы ушли!

В глубь беспредельной дали

Ухо вперяю напрасно;

Все и темно и безгласно:

Там они, высше земли!

Тихо; по звездному своду

Ходит немая луна;

Ночь обаяла природу

Маками мертвого сна;

Дремлют и стоны и бури.

Вдруг... по дрожащим лучам

Что-то скользнуло с лазури,

Зримое вещим очам...