Поэмы Оссиана

Снимает со стены тяжелое копье,

И уж звучит броня на раменах его.

Вокруг его встают все витязи Морвена,

Друг на друга они в безмолвии глядят,

И на Фингала все свой обращают взор.

Они в чертах его зрят яростны угрозы

И гибель сопостат в движении копья.

Вдруг тысяча щитов покрыли перси их,

И тысяча мечей булатных обнаженны,

Чертоги осветя, сверкают уж в руках.

Раздался в воздухе оружий бранных гром,

Недвижны ловчих псы ужасный вой подъемлют.

Безмолвно все вожди теснятся вкруг царя:

Всяк, взоры устремя на грозный взор Фингала,

Наносит на копье нетрепетную длань.

"Морвенские сыны! - так царь вещал к дружине,

Не время пиршеством нам прохлаждаться ныне,

Се туча брани к нам, как бурный вихрь летит,

И с нею алчна смерть над сей страной парит,

Я видел некую тень дружнюю; Фингала

О битве предварить она сей день предстала.

К нам вражья сильна рать несется на судах.

Из волн вознесшихся я зрел неложный знак,

Морвенским берегам опасностью грозящий.

Да препояшет всяк меч, смерть врагам носящий,

Десницы копьями, друзья, вооружив

И предков шлемами чела приосенив,

Да все покроются железными бронями

И ополчатся в бой пред нашими холмами.

Се буря брани к нам летит; и с сей зарей

Глас смерти лютыя услышим над главой".

Фингал перед челом неустрашимой рати

Течет как некий страшный вихрь,

Летящий пред грядой молниеносных туч,

Когда они, на мрачном небе

Простершися, пловцам предвозвещают бурю.

На злачный Коны холм восшедши, стала рать.

Морвена дщери зрят ее из низких долов,

Подобную густой дубраве.

Они предвидели младых героев смерть;

Взирали с ужасом на море;

Белеющимися волнами

Тревожились они,

Приемля их за отдаленны

Ветрила чуждых кораблей,

И токи слезные лились по их ланитам.

Восшедшу солнцу над волнами,

Вдали узрели мы суда.

Как моря синего туман,

Приближились они и бранноносных воев

На берег извергают.

Меж ими виден был их вождь,

Подобно как елень в средине стада серн.

Весь щит насечен златом.

Бесстрашно шествовал он к Селме;

За ним его могуща рать.

"Улин! - так рек Фингал, - навстречу чужеземцу

Теки и предложи во мирных словесах,

Что страшны мы на ратном поле;

Что многочисленны врагов здесь наших тени;

Что чужды витязи на пиршествах моих

Осыпаны честьми и в отдаленных царствах

Оружие моих великих кажут предков:

Иноплеменники дивясь благословят

Морвеновых друзей: зане слух нашей славы

Наполнил целый мир, и даже в их чертогах

Мы потрясли владык земли".

Улин отшел. Фингал, склонившись на копье,

Броней покрыт, взирал на грозна супостата,

И тако размышлял о нем:

"О как ты сановит и красен,

О сын лазуревых морей!

Твой меч - как огненосный луч;

Копье твое - высока сосна,

Пренебрегающая бурю;

Твой щит - как полная луна;

Румяно юное лице,

И мягки вьющиеся кудри.

Но может быть герой падет;

И память с ним его увянет.

Млада вдова на волны взглянет,

И токи теплых слез прольет.

Ей дети скажут: "Лодка мчится;

Конечно, к нам несут моря

Корабль балклутского царя".

Она вздохнет, и сокрушится

О юном витязе драгом,

Что спит в Морвене вечным сном".

Так Селмы царь вещал, когда певец морвенский

Улин приближился к могущему Картону.

Он перед ним поверг копье,

И мирну возглашает песнь:

"О чадо моря отдаленна!

Прийди на пиршестве воссесть

Царя холмистого Морвена

Или спеши копье вознесть.

В весельи дружелюбна пира

Вкушающи с ним чашу мира

Приемлют знамениту честь:

На славу в их домах хранятся

Оружия сих стран царей;

Народы дальны им дивятся

И чтят Фингаловых друзей.

Зане мы с предков славны были;

Все облаки, весь воздух сей

Теньми противных населили

И гордого царя земли

В его чертогах потрясли.

Взгляни ты на поля зелены,

Могилы камни зри на них,

Из недр возникшие земных,

Травой и мохом покровенны:

Все гробы наших то врагов,

Чад моря и чужих брегов".

"Велеречивый мирный бард! - ему возразил Картон,

Иль мечтаешь ты разглагольствовать с слабым воином?

Ты приметил ли на лице моем бледный страха знак?

Иль надеешься, вспоминая мне гибель ратников,

Смерти ужасом возмутить мою душу робкую?

Но в сражениях многочисленных отличился я;

И в далекие царства слух о мне простирается.

Не грози ты мне; и не здесь ищи робких, слабых душ,

Чтоб совет им дать пред царем твоим покоритися.

Я падение зрел балклутских стен; так могу ль воссесть

В мирном пиршестве сына лютого того воина,

Чьей десницею устлан пепелом дом отцов моих?

Я младенцем был и не знал, о чем девы плакали;

С удовольствием клубы дыма зрел, восстающие

Из твердынь моих, и с веселием озираяся,

Зрел друзей моих, убегающих по вершинам гор.

Но младенчеству протекающу, как увидел я.

Мох, густеющий на развалинах наших гордых стен,

При всхождении утра слышался мой унылый вздох,

И в тени нощной токи слез моих проливалися.

Не сражуся ли, я вещал друзьям, с вражьим племенем?

Так, о мирный бард! и сражуся с ним; отомщу ему.

Пламень мужества днесь в душе моей возгорается".

Вокруг Картона рать стеснилась;

Все извлекают вдруг сверкающи мечи.

Как огнен столп, средь их стоит их сильный вождь,

В очах его блестит слеза;

На память он привел падение Балклуты;

Но вдруг скопившеесь в душе негодованье

Воспламенило гнев его.

Он яростны кидает взоры

На холм, где наша сильна рать

Во всеоружии блистала,

И наклонившися вперед,

Казалось, угрожал Фингалу.

"Итти ли мне, - так царь Морвена размышлял,

Итти ли мне против героя?

Препнуть ли шаг его, пока еще средь боя

Себя он славой не венчал?

Но бард веков текущих,

Зря гроб его, речет: "Фингал

Тму витязей могущих

Был должен ополчить,

Дабы победой бой решить".

Никак, о бард веков грядущих!

Ты славы не затмишь моей:

Пусть юный витязь сей