Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 11



Он не мог  отказать себе в удовольствии посетить своих пленников в камере  и, надо сказать, во время визита сиял от счастья: давно жизнь не подносила ему таких чудесных сюрпризов! Ибо месть врагам была одним из тех чувств, которое граф Монтелеони любил даже больше власти и больше самой войны.

– Кого я вижу! – радостно улыбаясь, провозгласил он. Его враги, бледные, в оборванной одежде, все в синяках, и особенно истерзанный Предводитель, с его окровавленной спиной, теперь являли разительный контраст с ухоженным видом, дорогой одеждой и чуть мрачноватой красотой самого графа.

– И вы здесь, прекрасная дама в красном?  – усмехнулся он, проведя ладонью по плечу Марисоль. – У меня сохранились о вас и хорошие воспоминания, дорогая синьора. И плохие тоже. Однако, несмотря ни на что, воспоминания воспоминаниями, а закон Республики – превыше всего! Потому скоро вас троих публично повесят на площади! Да-да, и вас это тоже касается, Королева пиратов, вы вполне заслужили! А пока у меня будет еще один вопрос. Где графиня Д’Алесси?

– Маринелла в Испании,  живет в своем замке, как и положено знатной даме, – откликнулась Марисоль.  – И вам, Ваша Светлость, до нее не дотянуться. Руки коротки!

– А тот щенок, которого я поклялся убить? – нахмурился Монтелеони. – Барт, кажется?

– Барт, как и положено монаху, отплыл в свой монастырь, – смиренно, но весьма язвительно, с готовностью ответил Мишель. – И добраться туда тоже непросто, хочу заметить.

– Для полного счастья его здесь не хватает!  Но пока и вы трое – лучше, чем ничего! А? Капитан Жослин? Предводитель! Где теперь твой отряд? Не сражаешься больше? И выглядишь неважно!

– У меня связаны руки… – хрипло сказал Венсан. – Развяжи меня и сражайся, как мужчина, если хочешь драться. Я и в таком состоянии справлюсь с тобой! Если бы твои верные псы не подоспели тогда, ты бы уже давно лежал в земле!

– Я не сражаюсь с пиратами… – презрительно бросил Монтелеони, – Но зато с большим удовольствием посмотрю, как тебя повесят! Мы истребили всех, кто имел отношения к твоему восстанию. Я приложил к этому много усилий. И если вы думаете, что монахи-иноверцы и графиня выйдут сухими из воды – то нет, клянусь, я не допущу! Скоро, как возможно вам известно, я займу место Великого дожа, почившего недавно. Царствие ему Небесное! И тогда первым делом доберусь до этих лже-рыцарей. А после – займемся графиней. Я бываю в Испании, и довольно часто. Что ж. Отдыхайте, синьоры. Ваше время на исходе.

С этими словами он, глумливо усмехнувшись, повернулся и пошел к выходу, но Венсан, взбешенный его тоном и усмешкой, не сдержался. Он понимал, что роет себе могилу и рискует превратить свои последние дни на земле в ад, но уже не мог остановиться и громко крикнул ему в след:

– И все же, пусть так! Но мне лучше, чем тебе, граф! Мы с Маринеллой собирались пожениться, она любит меня! И ненавидит тебя! Мы провели чудесные месяцы в ее замке вместе. Да-да, представь себе, я тоже жил в замке, будто благородный господин… Рассказать тебе что-нибудь из нашей жизни? Пару занимательных историй, к примеру?

Монтелеони остановился, он отказывался верить в услышанное, но голос в глубине души говорил, что сказанное пиратом – правда. Он же и сам подозревал… Маринелла не ввязалась бы в восстание, если бы не влюбленность в Предводителя, ясно, как день! Она бунтарка, но не безумна!

Он вернулся и, схватив Венсана за шиворот, поставил на ноги и несколько раз ударил спиной о стену, тот сжал зубы, чтобы не закричать, после чего граф швырнул пленника на пол, где Венсан тут же лишился сознания от боли.

– Завтра вы уже будете гореть в аду, – бросил Монтелеони, удаляясь, после чего дверь в темницу захлопнулась за ним.

– Кажется, мы крепко влипли на этот раз, хотя – давно пора, столько раз ходили по краю могилы, нам не может везти вечно! Кстати, только я заметил,  что нам  все время везет в последний момент? Или кому-то еще это кажется странным? – спросил Мишель, пока Марисоль пыталась привести Венсана в чувство, что было весьма сложно сделать – кровь не останавливалась, а сознание не возвращалось. Если так продолжится – бедняга не доживет и до казни! Оно и к лучшему…  Женщина подняла глаза.



– Если уж завтра умирать, может, хоть признаешь, что любишь меня? – устало спросила она.

На лице Мишеля тут же отразилось возмущение.

– Ну, уж нет! С какой стати? – он вызывающе скрестил руки на груди, – Предпочту пройти через казнь хоть двадцать раз, чем лгать перед смертью! А вот тебя твой любовник-граф может еще и пощадит, если хорошо попросишь!

Марисоль с негодованием отвернулась, понимая, что этого горбатого точно исправит только могила.

Через несколько дней они были доставлены в поместье графа Монтелеони, где в день казни на площади небольшого поселения близ Езоло собралось необычайно много народу: в основном это были, конечно же, любопытные зеваки, которым не терпелось поскорее посмотреть на казнь, ведь других развлечений в городке все равно не было. И потому местные жители принарядились и в большинстве своем пребывали в отличном настроении. Но были и те, кто сочувствовал Предводителю, памятуя о мятеже, о том, что этот человек пытался восстать против самоуправства дожей, помочь простому народу и теперь должен умереть за свою храбрость. В общем, мнения разделились, но горячо обсуждали происходящее все без исключения, а уж сколько сплетен родилось в тот день – не счесть!

– Говорят этот Шамет – и есть сам морской дьявол! – сказал кто-то полушепотом, – Будто он трижды оплыл вокруг света!

– Ага, я тоже слышал! – подтвердил другой крестьянин, – Причем, люди говорят, без парусов и без штурвала!

– Как есть душу продал, – перекрестилась старуха рядом.

– Не знаю насчет Шамета, а его подружка продала душу черту и стала ведьмой, это уж наверняка! – добавила ее спутница помоложе. – Всю жизнь по морям таскалась и грабила, а все вполне хороша!

– Есть на что взглянуть! – хором согласились мужчины.

Так обсуждали горожане и крестьяне предстоящую казнь, а знать уже занимала лучшие места на возвышении, среди них были и специально прибывший на один день ради такого события граф Монтелеони со своим вечным спутником Ванди: оба сияли от счастья, готовясь увидеть долгожданное зрелище. Причем, сложно сказать, кто радовался больше. Ванди до сих пор злился за похищенный корабль, за побег Маринеллы, которую он столь любезно преподнес своему господину, да и просто любил казни, особенно казни смутьянов и бунтарей. Сам-то он был верным слугой, этого не отнимешь! Монтелеони же не мог простить Предводителю слишком многое: восстание, побег, неуловимость. Победу в том поединке. Но главное – не мог простить ему Маринеллу! Он искренне не понимал, как могла мятежная графиня отказать ему, почтенному человеку, влиятельному дожу, и выбрать пирата, у которого нет другого будущего, кроме веревки с петлей? Казнь Шамета его мало интересовала – пират должен быть повешен, это же ясно. Что касается Марисоль… Эта женщина, и правда, ведьма, пусть же отправляется в ад! В конце концов, если бы она не помогла бы графине Д’Алесси бежать, Маринелла и сейчас была бы с ним.

Виселицы меж тем подготовили, а повозка с пленниками уже въехала на площадь. Все трое они были связаны, Марисоль – с распущенными по плечам спутанными волосами, Венсан Жослин и вовсе имел жалкий вид, хотя его и переодели в свежую широкую рубашку, чтобы скрыть раны от народа. На телеге с ними примостился еще один приговоренный – он не имел отношения ни к мятежникам, ни к пиратам, но его решили повесить заодно, чтобы не собираться лишний раз из-за одного ничем не примечательного преступника. Толпа загудела, послышались проклятья, хотя иногда кто-то выкрикивал и слова сочувствия, а какая-то женщина подняла руку и осенила несчастных крестом.

Иногда крики толпы заглушало лошадиное ржание: неподалеку находился загон, где паслись молодые жеребцы, предназначенные для продажи на рынке.

Вскоре появился священник, он торопливо прочитал молитву и перекрестил осужденных, напутствуя раскаяться, прежде чем предстанут перед Создателем, после чего на помост взошли палачи: их лица по традиции были закрыты.