Про Life

— И чей это был идентификатор? Андрея… или Леры?

— Леры там не было, когда пришли серые. И это не Андрей. Это мы. Ты или я, уже неважно. Вот что сделал с нами наркотик-головоломка, понимаешь? Лишил нас идентификационного химеризма.

— Ты не можешь знать точно, - с упавшим сердцем сказал Сергей.

— Но я знаю! – горячо возразил Герман. – Есть ещё кое-что. Когда Андрей просматривал командную строку, я успел заметить, что было четыре подключения. Понимаешь? Четыре, и время начала двух из них совпадало с точностью до секунды. Просто в суматохе мы не придали этому значения.

У него зазвонил телефон, избавляя Сергея от необходимости отвечать. Звонил не Андрей и не Лера, но Серёжа узнал номер – по последним цифрам, 1104: они совпадали с датой рождения близнецов.

Бумажку с этим номером Герману когда-то дал Глеб.

Сергей в последний раз покормил и переодел Волчонка и вспомнил, что так и не дал ему имени. Наверное, это было к лучшему – не так тяжело будет расставаться. А расставаться придётся. Близнецы не могли взять его с собой туда, куда собирались. И оставить тоже не могли, потому что не знали, когда вернутся, и что ждёт впереди.

И всё равно, думать о том, что кто-то другой будет называть Волчонка по имени, которого Сергей даже не узнает, было очень грустно.

Через полчаса они были уже в парке, где когда-то встречались с Лерой. Высовывались из земли стволы деревьев, мокрые и потемневшие. Пустовал гранитный парапет фонтана, некогда засиженный чёрной, как вороньё, компанией. Стоял будний день, и редкие прохожие сторонились друг друга и одинокой фигуры в неестественно раздавшемся в стороны капюшоне – все, кроме женщины неопределённо-молодого возраста. Она направлялась прямо к близнецам.

Марго (а это была она) объявила, не сводя с них неподвижного взгляда:

— Понятия не имею, зачем я пришла. Предупреждаю сразу, если вы хотели напроситься обратно в «Сон Ктулху», то это исключено. И учтите, я спешу.

— Не беспокойся, нас ждёт такси. Разговор будет недолгим.

— Это не может не радовать. Выкладывайте, что у вас, и я пошла.

С момента их последней встречи Марго сильно похудела. Она напоминала бесплотный силуэт со стен Кукольного театра. На ней была куртка, сшитая из разных половин, что настроило Серёжу на добрый лад.

— Скажи, ты правда жалеешь… сама знаешь, о чём?

— Я не зверь, - сдержанно ответила Марго. – Но я уже всё вам сказала. Добавить мне нечего.

— Да, я помню. Я вот что хотел сказать… Мы довольно долго прожили в «Сне Ктулху», и я кое-что заметил. Там постоянная текучка. Люди не выдерживают, бегут с этой работы. Никому не нравится иметь дело с паталогиями. А ты всё ещё там. Знаешь, что я думаю? Ты испытываешь сострадание к таким, как мы. Пытаешься сделать мир чуточку лучше. Хоть порой и противоестественными способами.

Марго водила взглядом по верхушкам деревьев, изо всех сил сохраняя невозмутимый вид.

— Если кто-то и может помочь, то это ты, - заключил Серёжа и поставил на лавку переноску со спящим Волчонком.

Марго не поменялась в лице. Хотя в этом не было ничего удивительного, с её-то работой. Глаз замыливается.

— И что надо сделать? – нехотя отозвалась женщина.

— Подкинь его в бэби-бокс.

— Что, сами не можете?

— Я читал, что там везде камеры. А у нас, как ты однажды сказала, внешность больно уж примечательная. Нельзя, чтобы кто-то понял, откуда взялся этот ребёнок. Иначе его вернут обратно, а там… не самое подходящее для него место. Ты можешь надеть чёрные очки, косынку, и никто тебя не узнает.

Жестом остановив возражения, Сергей достал деньги – те самые, которые когда-то заплатил Балаклавиц. Как ни противно было к ним притрагиваться, но времени на то, чтобы снимать с карточки, у близнецов не оставалось, да и светиться им следовало поменьше.

— И вот ещё что. Проследи, чтобы эти деньги пошли ему на лечение и реабилитацию.

— Как я, по-твоему, это сделаю?!

— Очень постараешься.

Серёжа с подозрением взглянул на Марго. Она что-то быстро набирала на смартфоне.

— Что ты делаешь?

— Ищу, где в этом городе находятся бэби-боксы, - с раздражением отозвалась она, не открывая взгляда от экрана. – Что ж ещё?

Уже после того, как они скомканно распрощались, и Сергей пошёл к ожидавшей близнецов машине, его сердце пронзила тоска. Он совершил ошибку. Это плохо, неправильно. Волчонок проснётся, а Серёжи нет.

Сергей остановился и завертел головой по сторонам, высматривая женщину с ребёнком, но их уже нигде не было видно.

32.

Глеб обитал на окраине, в одной из панельных высоток, где раздают квартиры льготным категориям граждан, что становилось понятно издалека: из распахнутых окон первого этажа громко играла музыка, и что-то билось, лилось и пьяно орало.

Навстречу попался кто-то из этой развесёлой компании. Он поднял на близнецов подобные иллюминаторам глаза, круглые и остекленевшие – и поздоровался. Брат обрадованно поприветствовал его в ответ.

— Я тебя умоляю, Герман, - поморщился Сергей. – Что ты так воспрянул? Это же потомственный алконавт, пьяное зачатие. Мы прекрасно вписываемся в его картину мира. Ему и не такое мерещилось в горячечном бреду, наверное.

— Между прочим, даже Иисус не пренебрегал пьяницами. Он и ел с ними, и беседовал…

— Слава богу, я не религиозен, - ответил Серёжа.

— И в нашей ситуации это очень самонадеянно, - пробормотал брат.

Пока близнецы поднимались на шестнадцатый этаж, Сергей от нечего делать разглядывал надписи в лифте: «#сонразума», «@north_228» и нанесённый на стену при помощи трафарета QR-код, который вёл неведомо куда.

Дверь оказалась открыта. Бездумно гоняя по экрану смартфона какие-то шарики, Глеб ждал в прихожей. Сергей вдруг понял, что ненавидит его за то, что земля не горит у него под ногами.

— Не хочу говорить «я же предупреждал», но… я и правда предупреждал, - с фальшивой улыбкой сказал Глеб, проводив близнецов на кухню. – Вы допрыгались. Эйфориум шумит. Все обсуждают, что случилось на стыке сегодня ночью. И кое-где уже звучит твоё имя, Герман.

— Надо же, какая осведомлённость. Что насчёт твоего имени? Оно нигде не звучит, а? Или все уже забыли, как ты держал Оазис в страхе?

Герман попал в точку. Глаза Глеба сузились.

— Какая трогательная забота!

— Как и твоя. Но мы не друзья, чтобы трепаться ни о чём. Говори, зачем звал.

— Ты мог бы быть и посообразительнее…

Они оба закурили. Герман курил сигареты из узкой, как корпус мобильного телефона, пачки с серебряной полосой. Глеб курил что-то дешёвое, провонявшее кухню. Чего ему лучше было бы не делать вообще, учитывая его нездоровый вид.

— Я хочу, чтобы ты уступил мне доступ к твоей последней реплике. Взамен я возьму всё на себя.

— И как ты собираешься это сделать? Мы же там присутствовали.

— Скажу, что взял в плен ваши души, - издевательски ответил Глеб. – Ну а если серьёзно… Ты, к счастью, заблуждаешься. Никто не забыл, как я держал в страхе Оазис. И убедить серых, что происшествие на стыке – моих рук дело, будет несложно. А детали тебя не касаются. Да и смысл? Всё равно после случившегося тебе в Эйфориум вход заказан. Но ничего, есть множество других интересных и полезных работ. Составлять тележки в супермаркете, например, или коробочки клеить.

Сергей чувствовал, что Герман напряжённо обдумывает предложение Глеба. Это был выход. Но путь к этому выходу лежал по верёвке, натянутой над пропастью.

— Есть одна проблема, - медленно заговорил брат. – Реплика может быть уже занята.

— И кем же это?

— Лерой. Я хочу быть уверен, что она… не успеет себе навредить.

— Солнышко, тут тебе не страховое агентство. Я не предоставляю гарантий. Но в чём ты точно можешь быть уверен, так это в том, что я не потерплю никаких помех или конкурентов.

Герман промолчал, и Глеб добавил с раздражением: