Про Life

Запястье оттаяло.

— Не обижайтесь, - сказал Палочник. – Сами знаете, каково тут. Волей-неволей начинаешь подозревать самое плохое.

Герман полез в карман за сигаретами и достал подвернувшееся под руку зеркальце. У Палочника вытянулось лицо.

— Убери это! Видеть не могу своё отражение. С ума схожу, - взмолился он, жмурясь. – Всё? Убрал?

— Всё, всё. Прости, я не знал.

Сергей не выдержал:

— Как ты это терпишь? А главное, зачем? Кукольник даёт тебе гораздо больше свободы, чем остальным. У тебя даже водительские права есть! На твоём месте я бы сто раз свалил.

— Давно ли вы сами были на моём месте. И что-то я не видел на вас цепей и кандалов.

— Да мы чуть не сожгли всё к чёрту, чтобы сбежать! – выпалил Сергей и осёкся.

— Да уж, горело здорово, - мечтательно сказал Палочник. На миг его лицо озарили отсветы давнего пожара. – Не переживайте. Кукольник не догадался, что это устроили вы. А я вас не выдам.

Несмотря на эти заверения, по спине пополз холодок. Сергей не сразу разобрался, что причина не в Палочнике.

Кто-то сверлил близнецов взглядом. Они обернулись. В проходе между трибунами стоял парень и рассматривал близнецов в упор.

— Нам есть, что обсудить, тебе не кажется? – сказал незнакомец Герману.

Палочник занервничал:

— Тебе же запретили лезть к гостям, задрот.

— Заткнись, Палка, я не с тобой разговариваю, - уронил парень и добавил, обращаясь к близнецам: - Выйдем на воздух. Скоро начало, а у меня голова болит от того шабаша, который тут почему-то называют представлением.

Они покинули шатёр. Незнакомец передвигался с такой осторожностью, будто это у него, а не у близнецов координация могла пойти вразброд на льду.

Хотя почему незнакомец? Сергей узнал его. Это был мальчик с Гениной фотографии. Глеб, так, кажется его звали.

Незапоминающееся лицо, серенькие волосы – он вырос невзрачным, и до сих пор одевался, как детдомовский, что Сергея раздражало ещё в Лере. Но держался Глеб так, словно был выше всех, кто его окружало.

— Это ещё что за хрен с горы? – для порядка поинтересовался Серёжа.

Глеб взглянул с нехорошим любопытством.

— Прикольно… А скажи ещё что-нибудь. Или нет, поговорите между собой, а я посмотрю.

— Да конечно. Ты сначала отсоси сам у себя. А я посмотрю, - не постоял за ответом Сергей.

— Вот на кого меня променяли. Сюр какой-то, - сокрушённо сказал Глеб.

— Променяли? – изумился Герман. – Ты так это называешь?

Глеб вскинул ладони, будто защищаясь. Одна из них потемнела и опухла с тыльной стороны.

— Эй, между прочим, я с добрыми намерениями. Хочу предложить тебе поработать со мной.

— Не понимаю, о чём ты.

— Всё ты прекрасно понимаешь, не прикидывайся. Это я придумал методы взлома, проникновения и вывода денег, которые используют выворотни, терроризирующие Оазис в последнее время. И кроме меня их знал лишь один человек. Лера. Оставалось только прикинуть, кто ей помогал… Это было несложно, ведь после того, как ты вернулся в дом Грёз, всё улеглось. И знаешь что? Если догадался я, то серые тоже поймут рано или поздно. И ты попадёшься.

— Как попался ты? – уточнил Герман. – Так говорят. Говорят ещё, что ты сдох.

Глеб взглянул на него затравленно. Как маленький ребёнок, которого обидел другой, более сильный малыш.

— И тем не менее, я всё ещё жив и на свободе, как видишь. Хочешь так же? Тогда тебе с Грёзом не по пути… Он любитель, а я профессионал.

— Если ты научился кидать тех, кто тебе доверяет, это ещё не значит, что ты профессионал.

— Да что же тебе неймётся! Влюбился ты в него, что ли? Вынужден тебя расстроить. Его фи-блок до сих пор у меня. Я выясню, что он задумал, с тобой или без тебя, и проверну первым.

Глаза Глеба зажглись мрачным светом, будто пропущенным через тонированный фильтр. Синие в красных прожилках воспалённых капилляров, они выглядели фиолетовыми, нездоровыми.

— Ты ради этого приехал?

— Браво. Видишь, ты соображаешь, когда постараешься.

— А как же твой наниматель? Он в курсе, что ты затеял подработку? Тем более, криминальную.

— Слово-то какое – наниматель… Сегодня один, завтра другой, к чему вообще принимать их в расчёт? – Глеб кивнул на шатёр. – В данный момент меня кормит искусство.

Герман расхохотался.

— С чем тебя и поздравляю, придурок! Ты не представляешь, с кем связался. Да Кукольник тебя двумя пальцами раздавит, если ты решишь не принимать его в расчёт!

— Кукольник сам не свой до Косоглазого и подражает ему во всём. Ему льстит, что он меня нанял, а в нашем деле он не разбирается. Раздавит, скажешь тоже… И не такие пытались. А я в порядке, как видишь.

— Не-а, не в порядке. Совсем не в порядке. Ты говоришь, что Кукольник одержим Грёзом, а сам-то? Почему бы тебе не оставить его в покое? Что ты прицепился?

— Потому что я могу. Потому что нутром чую, что он что-то затеял, и не собираюсь упускать свою выгоду. Кто он такой, чтобы я о нём думал? Почему я, такой замечательный, вынужден был воспитываться и расти в компании непонятно кого? Батрачить на вашего Косоглазого? Это ведь оскорбительно… А тебя послушать, так он чуть ли не благодетель.

Глеб взял близнецов за руку. Хватка у него оказалась железная. Задрал рукав, полоснул взглядом по запястью.

— Надо же, как много у нас общего. Он ведь и мне тоже рассказывал эту историю… Одна кричит, а другая не отвечает, да? Ты принимаешь близко к сердцу всё, что болтают? Ах, мы все в одной лодке, разве можно воровать друг у друга, а вдруг кто-то узнает, - раздражённо передразнил Глеб. – Ну, узнал ты, что я собираюсь обойти Грёза, и дальше что? Что ты мне сделаешь, Герман?

Он улыбался, всем видом показывая, как много знает о близнецах, и неуловимо напоминал Яна, ведомого немыми криками из головы.

— Дай угадаю… Ничего ты мне не сделаешь. Ты даже для себя ничего не сделаешь, хотя можешь многое. А знаешь, почему? Это Эйфориум имеет над тобой власть. А должно быть наоборот. Иначе всё бесполезно. Так и будешь шарахаться от собственной тени.

— Это не моя татуировка. Её брат сделал. А в делах Андрея я не участвую, как бы тебе ни хотелось думать иначе. Я завязал. Вот видишь, не всё ты обо мне знаешь, - с превосходством ответил Герман, вырываясь.

Глеб отпустил близнецов. В ладони у них остался бумажный клочок с номером телефона.

— Завязал он, ну-ну… Увязнешь в этом дерьме – звони. Вместе что-нибудь придумаем.

Островерхая палатка имела два входа. Из одного из них, широко разинутого, прихваченного по бокам на манер занавеса, тянуло духотой. Близнецы постояли рядом, чтобы согреться, а затем обогнули палатку и вошли через неприметную прореху сзади.

Они оказались в подсобном помещении. Со столовой его разделяла тканевая перегородка. По перегородке двигались тёплые тени тех, кто находился по другую сторону.

Подсобку переполняли многочисленные разрозненные вещи, как в игре про поиск предметов. Фитбол в виде преувеличенного морского ежа, прогорклое массажное масло, россыпь ампул, перевязанных по линии скола нитками мулине…

Не заметить ампулы среди бросающегося в глаза барахла было легче легкого. Сергей подобрал одну. Он помедлил и, не встретив внутреннего сопротивления, перегрыз её горлышко и проглотил содержимое.

Ничего не произошло.

Не было разницы, чёткой, как граница между тенью и светом, как в прошлый раз. Если бы не до рвоты мятный вкус, моментально въевшийся в язык, Сергей решил бы, что ошибся наркотиком.

— Подействовало? – в растерянности произнёс Серёжа.

Герман усмехнулся.

— А ты ложись и поспи, заодно и проверим. Ну что ты встал? Пора выметаться, пока никто не пришёл. Вот только…

Он сделал паузу, и Сергей понял, что брат подбирает слова.

— Знаешь что, захвати ещё таких штучек. Мало ли…

Серёжа сел на корточки и зашарил по полу, собирая остеклённые капли, как вдруг высокий пронзительный звук заставил его почти всё рассыпать. Рассовав по карманам уцелевшие ампулы, Сергей заглянул в бельевую корзину.