Страница 123 из 130
Нам было приказано затаиться в тайге в паре верст от аласа и, дождавшись, когда красные уснут, атаковать под покровом ночи. Вначале все развивалось по задуманному плану. Убедившись, что красноармейцы в аласе, разведчики подкрались к четырем юртам и без шума сняли три поста парных часовых. Получив донесение о том, что дозорные ликвидированы, генерал приказал наступать. Мы поднялись во весь рост и молчаливыми цепями вышли из чащи.
К сожалению, воспользоваться эффектом внезапности не удалось из-за бдительности пулеметчика у пятой, отдельно стоящей в лесу юрты. Он засек наши цепи и поднял тревогу. Выбив из оконных проемов льдины, красные длинными прицельными очередями остановили нашу атаку. Захлебнулась и вторая. Ее красные встречали уже во всеоружии. Как позже выяснилось по нашим цепям било около трехсот(!) стволов в том числе три тяжелых ручных пулемета, два пулемета Кольт, восемь автоматов Шоша! Тысячи невидимых пуль ежеминутно, с коротким певучим пересвистом, разрезали воздух и валили на снег наших ратников.
Огонь был столь плотным, что пришлось отойти в тайгу, черной стеной окружавшей поляну. Наша неосведомленность о столь большой численности отряда красных привела к огромным потерям. На истоптанном снегу поляны осталось лежать сорок девять убитых! Уверен, что все они пополнили пантеон российских героев. Иначе их не назовешь. Вообразите на минутку: на вас смертоносным градом летит свинец, а надо не только встать, но еще и пойти ему навстречу, преодолевая самый сильный инстинкт — инстинкт самосохранения. В такой обстановке встать в атаку уже подвиг! Ведь надо не просто встать, а встать навстречу смерти и идти сквозь рой пуль! Сказать, что это неимоверно трудный шаг — значит, оценить заключенную в нем доблесть только наполовину. И каждый, кто, попирая смерть мужественной верой в свою правду, неважно, красный он или белый, сделал его — достоин звания героя.
Хозяева юрт, после первой же атаки, как только смолкла стрельба, сложили свой небогатый скарб в сани, укутали детей и покинули насиженный угол, бросив свое маленькое, но огромным трудом сколоченное хозяйство, включая оставшихся в живых коров, толпившихся между двумя десятками телег красных, посреди прямоугольного двора.
Строд понимал, что с приходом подкрепления мы возобновим атаки. Используя дневную паузу, он весьма грамотно строил оборону: красноармейцы, невзирая на обстрел, подтаскивали к ограде из жердей, опоясывающих прямоугольный двор, убитых животных, подносили балбахи — крупные кирпичи из замороженного навоза и, складывая из них стенку, обливали ее водой. Она моментально замерзала, превращая кладку в скользкий ледяной бруствер. Для пулеметов оставляли бойницы. Всего по периметру у них получилось восемь пулеметных гнезд.
В итоге хутор Сасыл-Сысы к вечеру превратился в настоящую крепость. Глядя на сверкающий под лучами низкого солнца ледяной бастион, возведенный за несколько часов посреди ровного, покрытого глубоким снегом поля, мы поняли, что осада будет затяжной. Нас бы в этой ситуации могли выручить пушки, даже легкие, но где их взять?
Уже готовый к решающему походу на Якутск генерал Пепеляев, получив через гонца донесение Вишневского, посчитал опасным оставлять столь мощное и боеспособное соединение противника у себя в тылу. Он решил, объединив все силы, либо уничтожить Строда, либо добиться его капитуляции.
Всего на эту операцию было брошено шестьсот дружинников.
Отряд красных оборонялся отчаянно. В иные дни из каждого пулемета они выпускали, как признавались потом пленные, по два десятка лент. Но и сами несли тяжелые потери. Из-за недостатка продовольствия они вынуждены были есть мясо, настроганное с убитых лошадей и коров. Строд, несмотря на ранение (насквозь прострелено легкое), продолжал руководить обороной.
Чтобы укрепить ледяную стену, опоясывающую двор, красные ночью собирали убитых и из их тел наращивали и расширяли брустверы. Щели между трупов затирали снегом и по новой заливали водой. Кроме того, спилили десятка два деревьев, росших вокруг юрт и хотонов. Повалили их так, что они легли ветками наружу. Получилось нечто вроде засеки.
В минуты затишья между нами, через заснеженное поле, то и дело начинала метаться перебранка:
— Эй, беляки, зачем притопали?
— Мы пришли спасти Россию. Большевики обманывают вас красивыми посулами, а вы верите.
— Без офицерья разберемся, никто вас не звал сюды!
— Да нас как раз позвали, это вы на чужое заритесь!
— Мало вам нашей кровушки на войне было! Повернуть все по-старому хотите?
Дальше следовало упоминание многих предков и на этом диалог, как правило, иссякал.
После двухнедельной осады силы красных были на исходе. Чувствуя это, генерал Пепеляев направил им с пленным красноармейцем ультиматум:
«Вы окружены со всех сторон Сибирской добровольческой дружиной и повстанческими отрядами. Сопротивление бесполезно. Во избежание кровопролития, исключительно в интересах сохранения жизни красноармейцев, предлагаю сдаться. Гарантирую жизнь всем красноармейцам, командирам и коммунистам.
Генерал Пепеляев».
Стродовцы подняли над юртой красное знамя, а гармонист заиграл «Интернационал».
Через часа два мы получили ответ. Вскрыв пакет, адъютант протянул листок генералу. Пока он читал, его лицо все сильнее хмурилось:
«Генерал Пепеляев!
Предлагаем вам сложить оружие и отказаться от задуманного вами нападения на молодую Советскую автономную Якутию.
Разве можно, проиграв генеральное сражение, теперь частными атаками восстановить разбитый вдребезги колчаковский фронт? Никогда, генерал! Забудьте об этом думать! Вся ваша авантюра построена на песке, и вас вместе с дружиной ожидает конец Колчака.
Советская власть — не есть власть коммунистов, — нет, это есть власть трудового народа. Советская власть не мстит никому. Сдавайтесь! Или вы будете уничтожены нашими товарищами».
Взбешенные наглостью красных, мы приступили к решающему штурму крепости. Один отряд начал демонстративное наступление, отвлекая на себя огонь противника. В это время основные силы почти без потерь преодолели утоптанную предыдущими атаками поляну и стали кидать во двор легкие японские гранаты. Но из них разорвалась только одна.
Под стенами ледяной крепости, теперь уже красные нас самих забросали ручными гранатами Рдултовского. Они оказались понадежней: вместе с плевками черного дыма разлетались со звоном, похожим на звуки бьющегося стекла, сотни мелких осколков, наносивших нам значительный урон. Несмотря на это на левом фланге, там, где подступы к брустверам не были защищены засекой, группа офицеров сумела перебраться через ледяную стенку и пошла напролом, расчищая путь саблями и штыками. Со всех сторон неслись дикие крики, стоны, мат. Фельдфебель Колоколов, прорвался к сильно досаждавшему продвижению наших огневому гнезду и размозжил ударом приклада голову пулеметчика, но и сам пал от успевшего выстрелить в упор красноармейца.
Сопротивление красных слабело. Вот-вот должен был произойти перелом в нашу пользу, но Строд бросил в бой свой штаб и легкораненых. Не получив подкрепления, отрезанные от основных сил прорвавшиеся герои все полегли в неравной схватке. Правда, красным за это пришлось заплатить двойную цену.
Неистовая по своему накалу атака захлебнулась — мы в очередной раз откатились в лес.
Ветер, весь день гонявший по полю боя поземку, затих. В насквозь промороженной тайге установилась торжественная тишина, именуемая белым безмолвием. Ее то и дело нарушали лишь выстрелы лопающихся деревьев.
Завершился семнадцатый день осады с яростной стрельбой по неосторожно выглянувшим красноармейцам. Еще две-три атаки — и у красных обороняться будет некому. В хотоне сотня раненых. Воды нет — пригодный снег вокруг юрт собран. Осажденные страдали не только от отсутствия воды и еды. Не меньше мучил расплодившийся в этой грязи новый, с булавочную головку, враг — миллионы вшей рыскали по телам красноармейцев. Раны были сплошь облеплены паразитами. Люди умирали от заражения крови. В центральной юрте, где лежали раненые, в воздухе стоял нестерпимый смрад еще и от естественных испражнений.