Страница 121 из 130
Успел прочесть только самое начало, как тягуче проскрипели и стукнули ворота — возвратился из скита отец Андриан. Принес он опечалившую всех монастырских весть о смерти Григория. Накормив настоятеля, Корней вернулся к чтению:
«…30 августа 1922 года, когда жители города провожали отряд полковника Степанова в Якутск, на помощь повстанцам из Владивостока пришла радиограмма: «Добровольческая дружина под командованием генерала Пепеляева, численностью 700 человек[145], на канонерке «Батарея» и пассажирском пароходе «Защитник», вышла из Владивостока в Аян». Это известие чрезвычайно воодушевило охотчан. В составе этой экспедиции был в звании поручика и я, Орлов Виктор Михайлович, автор этих строк.
Перед выходом в море отслужили молебен, после чего выступил с короткой речью сам генерал. Он сказал, что дружина идет бороться за народ, вместе с народом, за власть, которую пожелает сам народ, и, что самое главное — по просьбе прибывших во Владивосток полномочных представителей населения Якутии. Говорил просто, горячо и без всякой внутренней фальши, на что очень чуток русский человек. Свое выступление закончил словами:
«Братья, верю, что любовь к Родине, горячее желание послужить ей воодушевит и сплотит нас. Бог в помощь мне и вам!»
Уверенность генерала в праведности похода вливалась в наши сердца решимостью биться за спасение России насмерть.
Пепеляев планировал, освободив от большевиков Сибирь, укрепиться на ее западных границах и сформировать мощную добровольческую армию. Под ее защитой провести выборы Земского собора и договориться с Советской Россией об автономии Сибирского Крестьянского царства, не зависящего от большевистской метрополии. Достаток старожилого населения Сибири был для него основным аргументом разумности подобного политического устройства. Пепеляев верил, что в Крестьянском царстве установится справедливая жизнь для всего народа и сохранится национальная самобытность россиян.
Уже в плавании Пепеляев принял решение разделить свою дружину на два отряда. Один — под командованием генерала Ракитина, 6 сентября десантировался в Охотске, а второй, более многочисленный, с канонерки «Защитник», с Пепеляевым во главе, спустя два дня в маленькой, охваченной со всех сторон лесистыми сопками, бухте порта Аян[146]. Этот маневр позволял использовать людские и материальные ресурсы сразу двух портов побережья Охотского моря и вбирать, продвигаясь к Якутску по Аянскому и Охотскому трактам, в свои ряды белопартизан и сторонников из местного населения. Затем, соединившись в селе Амга, идти на штурм Якутска объединенными силами.
Знай полковник Степанов об этом плане, он остался бы дожидаться генерала Ракитина в Охотске и в Якутск пошел бы вместе с ним.
Аян встретил нас известием, что двухтысячное войско белоповстанцев, потерпев в бою под Никольском сокрушительное поражение от подошедших из Иркутска регулярных частей Красной армии, рассеяно, и большая часть ее бойцов разошлась по своим улусам и наслегам. А сам командующий белоповстанцев корнет Коробейников с отрядом в 250 человек отступил в Аян. Его армия, целый год контролировавшая почти всю Якутию, исключая лишь сам город Якутск и ряд селений по долине реки Лена, теперь не представляла для большевиков серьезной угрозы.
Не последнюю роль в ее развале сыграло то, что среди повстанцев часть офицеров, во главе с начальником штаба, под прикрытием патриотических лозунгов о спасении России, на самом деле занималась мародерством, насилием, реквизициями в целях личного обогащения. Это подорвало дисциплину и боевой дух армии и привело к «покраснению» ее рядов.
Особенно возмущали рядовых повстанцев частые расстрелы и пытки не только большевиков, но и мирных жителей. Некоторые офицеры действовали столь жестоко, что воспринимались населением уже не защитниками Отечества, а шайкой грабителей и головорезов. Особенно «прославился» отряд Ивана Яныгина, не дававший проходу на Охотском тракте ни пешему, ни конному.
От небывалой по степени жестокости расправы над членами ревкома и рабочими, бежавшими из Охотска, и настигнутыми на Аллах-Юньской перегонной станции, содрогнулись даже видавшие виды мужики. Вспарывая ножами безоружным пленным животы, белобандиты вытягивали из живого человека на всю длину кишки и развешивали их под нечеловеческие крики жертв, как провода вдоль стен по деревянным колышкам. Глядя на это, некоторые пленные сходили с ума и ползали по лужам крови и человеческого кала, бормоча бессвязные слова.
Подобные случаи лютой жестокости, безусловно, вызывали ненависть населения и лишали белое движение поддержки.
В итоге, обстановка в Якутской области сложилась совершенно неожиданной для нашей дружины: плыли протянуть руку помощи участникам народного восстания, а выходило, что нужно начинать все сначала.
Приди мы в Якутию на месяца четыре раньше, и наведи в самой повстанческой армии должный порядок, ситуация, возможно, была бы иной. Объединившись с боевыми офицерами, имеющими богатый опыт, армия повстанцев могла стать мощной военной силой и, наверняка, выиграла бы сражение под Никольском. После этого захват Якутска — последнего оплота красных, стал бы лишь вопросом времени.
Перед нашим генералом ребром встал вопрос: что делать? Поднимать новое антибольшевистское движение, или же возвращаться во Владивосток? Было созвано совещание с участием местного населения. На нем жители Аяна, в основном промышленники и купцы, уверили Пепеляева в том, что народ не приемлет большевистский режим, пропитан антисоветскими настроениями, что в тайге скрывается много партизанских отрядов белых и достаточно дружине двинуться на Якутск, как она начнет пополняться новыми добровольцами.
Присутствующие на встрече тунгусы-оленеводы жаловались:
— Больсевики забирай оленей. Все обсее делай. Теперь наса пропадай. А в заключение попросили: «Надо воевай — больсевики худой люди».
— Россия или смерть, — по-военному коротко выразил полковник Варгасов общее настроение офицеров. — Если и погибнем, то будем знать, что погибли за Отечество.
— Не посрамим честь и славу русской армии, — поддержали его и остальные участники заседания военсовета.
Эти заверения и настрой офицеров склонили генерала к продолжению военной кампании. Он оставил в Аяне сорок штыков во главе с назначенным им комендантом и в середине сентября 1922 года, несмотря на осеннюю распутицу, двинулся с тремя сотнями бойцов по тракту, через громадный и безлюдный хребет Джугджур, к поселку Нелькан — перевалочной базе для грузов, следующих из порта Аян в Якутск.
Товары, прибывающие морским путем, до Нелькана доставляли на оленях и лошадях вьюками, а в поселке перегружали на баржи и сплавляли по рекам Мая, Алдан и Лена до самого Якутска.
Переход по разбитому, запущенному тракту оказался крайне тяжелым. Приходилось вброд одолевать незамерзшие речки, вязнуть по колено в болотах. По обе стороны дороги белели кости. Особенно много их было на перевале через хребет Джугджур. В основном, конские — гибли лошадки от того, что не были подкованы. Из обложных туч сыпала, секла лицо, тут же таящая, крупка. В разряженном воздухе было трудно дышать. Мы вынуждены были часто останавливаться, чтобы унять бешено бьющиеся сердца. С перевала перед нами открылась местность настолько дикая, что возникло ощущение, будто внизу молодая планета, на которой жизнь еще не зародилась.
Шли в обстановке колоссального напряжения, риска, терпя немыслимые лишения. Шли тем не менее счастливые, потому как чувствовали себя героями, спасающими Отечество от катастрофы. Для нас цель была столь важна и значима, что на трудности никто не обращал внимания.
Подойдя к Нелькану, мы должны были, врасплох захватив красный гарнизон (человек 200), завладеть двумя баржами, груженными продуктами и оружием и, пока река Мая не замерзла, спуститься на них к реке Алдан. Но агенты, внедренные в наши ряды большевиками во Владивостоке при записи добровольцев, ночью сбежали и предупредили красных. Те успели за час до нашего прихода спешно погрузиться на баржи и отплыть.
145
На самом деле, на двух пароходах уместилось только 533 бойца. Остальные добровольцы отплыли в конце октября под командованием генерала Вишневского, загрузив дополнительный провиант и оружие. Вообще-то добровольцев было так много, что вербовку пришлось после набора 700 штыков прекратить. Многие из них уже осели и неплохо устроились в Харбине, но, услышав боевой клич своего любимого командира, оставили с трудом налаженную на чужбине жизнь и семьи на произвол судьбы и записывались в отряд целыми группами. Так сильна была вера в свою правоту и желание спасти Отечество.
146
Аян — до конца 70-х годов 19 века оживленный торговый порт. С развитием портов в Николаевске-на-Амуре и Владивостоке утратил свое былое значение.