Страница 236 из 341
Я обнял и расцеловал жену, Васятку. Хорошо дома, даже запах свой, привычный.
Поскольку людям и лошадям надо было отойти от дороги, я дал холопам трёхдневный отдых.
— А ты знаешь, в церкви отец Питирим тебя спрашивал, да узнав, что в походе ты, молитву ко Господу за тебя вознёс.
Интересно, зачем я ему понадобился? Скорее всего, даже и не Питириму а Савве, настоятелю Спасо-Прилуцкого монастыря. Нет, не поеду сразу: только из похода, устал, да и в деревню съездить надо — три недели меня не было. Хоть и хороший Андрей управляющий, всё равно за всем хозяйский глаз нужен.
День я отлёживался — деревянное седло так поотбивало за дорогу пятую точку, что сразу садиться в седло никакого желания не было. А мои холопы устроили выпивку с посиделками в воинской избе. Пускай себе гуляют, лишь бы избу не спалили.
Через день я направился в свою вотчину. Мы с Андреем обошли деревню, зашли в церковь. Я поставил свечи, помолился, пожертвовал церкви деньги на образа. А вернувшись домой, я услышал от жены, что приходил монах, спрашивал меня.
Оттягивать дальше с визитом в Спасо-Прилуцкий монастырь было уже неприлично, и следующим утром я выехал туда.
На стук в ворота выглянул знакомый монах, без лишних вопросов отворил ворота. Я уже знал дорогу и пошёл без сопровождающего.
Войдя в зал, я остановился.
Почти тотчас появился настоятель — отец Савва. На моё приветствие он шутливо бросил:
— Явился, блудный сын?!
— Не для ради мошны своей приехать не мог — токмо из похода, по приказу государя отражал с ополчением набег крымчаков злопакостных.
— Знаю, наслышан. Как и о том, что злоумышленника, боярина жизни лишившего, разыскал. Похвально сие! Инда глум и срам городу, в котором при почтенном госте непотребства творятся. Да что же мы стоим? Давай присядем!
Ох, ловок и хитёр настоятель. Знать — беседа долгая предстоит, ишь как ласково подводит — «давай присядем».
— И верно, в ногах правды нет.
Я сел на лавку, отец Савва уселся в кресло за столом.
— И как поход прошёл, поделись.
Я вкратце рассказал о походе. Я понимал, что настоятель меня призвал не для того, чтобы узнать новости о походе, но начинать беседу сразу о деле было не принято. Потом разговор плавно перешёл на погоду, поговорили и о видах на урожай.
— Священник церкви, что ты поставил в селе своём, отзывается о тебе благосклонно. Хозяин-де добрый, людишки довольны, да и церковь пожертвованиями не забываешь. Похвально!
Я насторожился. Понятно — сейчас разговор пойдёт о деле, ради которого меня пригласили. Однако следующий вопрос настоятеля меня удивил.
— И что же ты не согласился в столицу переехать? Должность высокую стряпчий тебе предлагал: дьяк Разбойного приказа — не чека от телеги. Там твои знания и опыт и государству пригодились бы, да и святой церкви.
Ага, свой человек в Разбойном приказе им наверняка нужен был.
— Не хочу в крови да бедах людских, инда червь, копаться. Мне милее родину от врага защищать на поле бранном, с сабелькой вострой.
— Похвально! Только Господь устами стряпчего другое послушание на тебя возлагал.
— Извини, настоятель, но только-только деревню свою поднял, жалко бросать.
— Понятно, жалко, только деревень таких у тебя на высоком месте множество могло быть. Выгоды своей не видишь.
— Отец Савва, не мне тебе объяснять, что в окружении государевом вечно интриги плетутся. Вспомни, сколько голов безвинных по лживым али облыжным обвинениям на плаху, под топор ката, легло?
Настоятель внимательно посмотрел на меня.
— Церковь святая не оставила бы тебя на столь высоком посту — помогли бы, подсказали, уберегли бы от ненужных шагов.
Сожалеет настоятель — своего человека в ближнем государевом окружении, наверное, очень надо иметь.
Я немного расслабился. Какой смысл жалеть о том, чего не вернёшь?
— Ну будет о пустом, давай о деле.
Я ошалел — ни фига себе, подвёл!
— Сведения недавно мы получили, как и откуда — пока не твоего ума дело. А поручить тебе вот что хочу. Манускрипты древние найти надо. Где они — сам не знаю, у меня есть только кусок грамотки. Поди сюда, взгляни.
Я подошёл. На столе лежал кусок древнего пергамента с обтрёпанными краями. На нём — полустёртая схема: поворот реки, крестик на берегу, слова латиницей.
— Пока непонятно.
— Прочитаю тебе с латыни.
Отец Савва прочёл перевод. В нём говорилось о неком предсказателе и поклоннике чёрных сил. Отрывок короткий — часть какого-то текста.
— И сколько пергаменту лет?
— Думаю, не меньше полутора сотен.
— Отец Савва, помилуй Бог! Живых свидетелей не осталось, где мне искать этот манускрипт? И что на плане этом за крестик — изба, место погребения, место хранения манускрипта? Что за река, где она?
— Вот тебе и поручаю всё это узнать.
— Нет уж, уволь. Получается — поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.
— Ты как дщерь неразумная! Знаешь, у шведов, говорят, собаки такие есть. Пленный или раб из неволи сбегут, так они собак пускают. Те собаки человека по следу и находят. Сыскными прозываются. Так и ты — сколько злоумышленников нашёл? Ты что, думаешь — это все могут? Тебе Господь дар дал, а ты им пользоваться не хочешь. Поди прочь с глаз долой и без манускрипта не возвращайся. А коли поможет Бог найти, так и другие свитки или книжицы, что рядом оказаться могут, прихвати.
Настоятель осенил меня крестом и вышел.
Я сидел некоторое время на лавке, переваривая услышанное. Мыслимое ли дело — найти утраченное или спрятанное полтора века назад! Да тут и ухватиться не за что — разве что за план. А пергамент-то на столе лежит, не забыл его настоятель — специально оставил, мудрый змей!
Я подошёл к столу, ещё раз внимательно вгляделся, перевернул наизнанку, повернул вверх ногами. Вроде как смутно буковки какие-то проступают.
За спиной неслышно возник монах.
— Помощь нужна ли? Если нет, пергамент я заберу.
— Подожди пока. У вас в монастыре лупа — ну, стекло увеличительное найдётся?
Монах стушевался.
— Иди к настоятелю, спроси.
Монах неслышно исчез, а я подошёл к свету поближе, до рези в глазах всматриваясь в пергамент. Сзади кашлянули. Я обернулся — рядом стоял всё тот же монах и держал в руке обитую чёрным бархатом коробочку.
— Вот, настоятель передал.
Я раскрыл коробочку. В бронзовой оправе, как драгоценность, на чёрном бархате лежало небольшое увеличительное стекло. Взяв его, я вгляделся в еле различимые буквы. Похоже, это название реки — только вот какой?
— Дай бумагу и перо.
— Вот же они, на столе!
Монах пододвинул ко мне чернильницу с пером и бумагу. Как можно более тщательно я перенёс слово на лист. По-моему, это на латыни.
— Посмотри сюда, на бумагу. Что означает это слово?
— Вроде — «Великий».
— Почему «вроде»?
— Одной буквицы не хватает.
— Спасибо и на том.
Я вернул монаху лупу и пергамент и вышел.
Нет, ну каков настоятель? Пойди и найди. Как будто это также просто, как книгу с полки снять. А если даже повезёт, и я его найду, так манускрипт тот и истлеть давно мог, одни кусочки остались.
Я медленно вышел из монастыря, привратник меня окликнул:
— Коня оставляешь, что ли?
Я вернулся, сел в седло и выехал со двора.
В очередной раз мой извечный вопрос — с чего начать? Я даже приблизительно не представлял, что делать. Но пока ехал в город, появились некоторые мысли, и я, не заезжая домой, направился к старому знакомцу — Степану. Подьячий был на месте, скрипел пером по бумаге.
— О! Кого я вижу! Боярин Михайлов! Чем могу?
— Здравствуй, Степан. Дело у меня.
Степан хохотнул.
— Да знаю, что дело. Ты же просто так не появляешься! Нет, чтобы просто зайти, проведать старого знакомца, кувшин вина испить. Как же — самому государеву стряпчему угодил! Ты теперь — персона важная.
— Погоди, Степан, изгаляться. Ты скажи лучше, в твоём ведомстве карта земель вологодских есть ли?