Страница 43 из 57
А ведь и впрямь — хорошая отмазка. Если изначально выйти из наших апартаментов Златой, то, как догадаться — кто я? На мне же не написано — это принцесса. Служанки и придворные Палатия внимания не обратят. Нет, сердить дэйни не стану, и бродить по царскому дворцу не собираюсь, мало ли на кого нарвешься. Но прогуляться по саду, вполне возможно! И сидов не надо. Вчера-то воины сопровождали принцессу. Но странно будет, если они станут охранять фрейлину и служанок.
Протекли тягучей патокой несколько дней, вязко и скучно, как всегда.
Неожиданно для всех появился павлин и вновь поднял настроение. Мы с девочками так за глаза называли герцога, ему очень подходило! Такой же нарядный, пестрый и важный. Не знаю, поют ли эти птицы неумолчно, наш — заливался соловьем. Красивые слова и фразы сыпались из него прямо, как сладости из рога изобилия. Какого черта его принесло в те дальние заросли именно тогда, когда мы там бродили? Причем я-то была в облике Златы. Зря, наверное, но кто ж знал, что усатому красавчику приспичит гулять в нашем уголке. Марио чуть из штанов от восторга не выпрыгнул. Так и вился вокруг меня. Спросил для приличия, где ее высочество и получил ответ — читает божественную книгу. С огромным интересом, оторваться не может. Хихикнул как-то странно, но я очень строго взглянула на него, мол, что тут смешного? Вообще мне было приятно — несмотря на звание камеристки, красавчик нобиль отнесся к Злате с трепетом и необычайным почтением. Теперь знаю: за Эльвейной герцог ухаживал по приказу свыше, но за простой девушкой — это уже была его инициатива. Невольно вспомнился Данвер, тому тоже было все равно — принцесса или служанка перед ним. Только вот равенство заключалось отнюдь не в одинаковом уважении к их юности и чистоте, а в одинаково потребительском отношении. Марио стал выспрашивать, когда мы здесь гуляем, напросился пройтись с нами. Назавтра к моему удивлению, подарил Злате изысканный букет — из нежных орхидей и ярких роз, завернутых в прозрачную шелковую бумагу. Цветы смотрелись изумительно и неожиданно растрогали меня до слез, вообще после всех ударов судьбы я стала слезливой. Особенно, когда дело касалось Златы. У меня, похоже, развилось раздвоение личности. Нет, если серьезно, я все понимаю, но мне так жаль выдуманный мной персонаж, он кажется живым и настоящим. Собственно, я ведь вполне настоящая, а Злата — моя вторая ипостась. По ночам долго не могла заснуть, представляя себе, что на самом деле рождена костлявой бледной немочью, страшненькой и жалкой. Вот как с этим жить? Ну ладно, в королевской семье есть маги, применили бы сильнейшие артефакты, но исправили ошибку природы. А если бы я родилась в бедной семье? Или как Злата — красивая но бедная… На этом месте я начинала скулить от вселенского горя и засыпала вся в слезах.
Дэйни в итоге обратила внимание на мою опухшую физиономию, с вниманием выслушала жалобы и даже не стала смеяться. За это я была ей очень благодарна. Еще Уля дала мне пилюли с травами и велела пить по одной на ночь.
Подействовало. Настроение улучшилось, и спать стала спокойно, дурацкие мысли больше не мучили.
Марио, между тем, все активнее ухаживал за простушкой Златой. Про принцессу совсем перестал спрашивать, зато настойчиво зазывал камеристку с подругами — то в кондитерскую, то в ресторан, предложил прокатиться на яхте. Оказывается, у него имеется собственный парусник, стоит на причале в порту Хрисантия. Разумеется, герцог не смог удержаться, чтобы не похвастаться им.
Мы вежливо, но твердо отказались, тогда он взялся приносить нам диковинные сладости и фрукты. Удивительно для него, какая тактичность! Не золотые побрякушки — подачки для доступных девок, но приятные знаки внимания. Мое мнение о нем значительно улучшилось. Не такой уж Марио оказался дурачок. Наверное, раньше старался поразить принцессу, вот и лез из кожи вон. Сейчас, со Златой, сартанец вел себя более естественно и сердечно. Правда, иногда как то забывался и хвастливо трещал без остановки, однако уже на следующий день вновь был душевным и заботливым парнем. Нет, пожалуй, наш павлин не такой уж плохой. Вот только забывала о нем сразу, едва исчезал с глаз. И почему-то ни с того, ни с сего, опять стала вспоминать проклятого тигра! По вечерам сердце болело и ныло от тоски. В жизни неизбежны потери, надо учиться их воспринимать философски, терпеть с улыбкой на губах! К черту! Днем я и так растягиваю без конца рот в улыбке, у меня скоро губы от нее треснут. Ночь снимала все фальшивые маски! Стоило взойти луне, как во мне пробуждалось напряженное ожидание. Чего? Сама не знаю, какого-то чуда. Колдовское сияние луны воскрешало минувшее, делая его острым и ярким. Я ведь хотела все забыть! Почему не получается? Я рыдала в подушку и засыпала вся больная и разбитая. Об этих своих переживаниях никому не стала рассказывать, просто молча глотала эльфийские пилюли. Утром нисходило спокойствие, я даже радовалась — не столько новому дню, сколько солнцу. При солнечном свете все казалось проще. Мистическое и порочное влияние ночного светила слабело и мне казалось — все тает, уходит из памяти. Еще немного и моя жизнь наполнится новым светом и смыслом, прошлое будет отброшено и окончательно забыто.
С утра от тетушки принесли записку. Базилисса приглашала меня на скромный обед в тесном семейном кругу: будет лишь она с сыном, да ее матушка. Прислуживать станут девушки из свиты Ульвиэль. Дождалась назначенного часа и, решив не одевать противную личину, отправилась к деспоине. Еще айну назад дэйни показала мне короткий проход — позволявший пройти в китон базилиссы, минуя общие лестницы и залы, кишевшие придворными. Разумеется, везде стояли спатарии — внутренняя стража императорской семьи, но эти воины были чужеземцами и на время службы приносили клятву молчания обо всем, что видели и слышали в Палатии
Я шла себе спокойно по наружной галерее, соединявшей наш китон с крылом императрицы. Через узкую дверь, сливавшуюся со стеной, можно было попасть в покои тетушки, не проходя через приемную с фрейлинами.
Еще вчера заметила, что внутренняя стража сменилась. Не дворцовая, бери выше — те самые воины, что охраняют царскую фамилию. Раньше службу здесь несли тролли, их комита я запомнила, трудно на такого не обратить внимание, ага — симпатичный сероглазый верзила с пышным хвостом. Бас у него был, аки у льва: рявкнет — подчиненные в струнку вытягиваются.
А сейчас на перекрестьях коридоров стояли такие же здоровенные, но в отличие от блондинистых троллей, смуглые парни и без намека на хвосты. Наверное, из глубинки набрали. От Ули я знала, базилевс принципиально не берет уроженцев Хрисантия в личную охрану. Спору нет, служба почетная и отменно оплачивается, но слишком опасно для монарха доверять тем, у кого есть родные или друзья совсем рядом. В спатарии брали только чужеземцев, которым нет дела до внутренних интриг двора, и плевать им на всех эрсуннских вельмож вместе взятых. Многие из наемников были младшими сыновьями знатных родов, которым наследство доставалось с гулькин нос, а наниматься на службу к базилевсу считалось вовсе не зазорно, напротив — престижно и выгодно! А то ж! Империя! Водились среди них и наследники мелких княжеств северо-запада, и обнищавшие бароны более крупных государств. Свой кодекс чести даже безземельные и обедневшие дворяне блюли крепко. Кроме того, подкупить их было практически невозможно, ведь заплатить больше самого императора никто не смог бы! Если и находились богатенькие, не лояльные к власти, так им быстро делали секир — башка! Ветраний в подобных делах не церемонился, тем более — после обвинения можно легко устроить конфискацию имущества в пользу базилевса.
Так вот, иду я по галерее, Верена потихоньку трусит сзади и вдруг кто-то заступает дорогу. Я делаю шаг влево, не поднимая глаз, и он туда же, я вправо — а он опять не дает пройти. Ну и хам! Наверняка эти новенькие не знают, что я племянница базилевса. Ой, я же без личины! Ну и что, пусть даже мы с Вереной не знатные леди, а служим в свите царской родни, все равно эти парни — всего лишь наемники, и не должны позволять себе такой бесцеремонности! Сжав губы, я выпятила подбородок и подняла голову. Приготовилась обдать наглеца ледяным презрением. Презрительно сощурила глаза и… они сами раскрылись, как блюдца! Передо мной стоял Дан!