Страница 33 из 38
– Олежек говорит, ты ни при чем, – воркует Якушев, одной рукой обнимая меня за плечи со спины. – Но я все равно должен спросить. Убедиться.
Хватка его усиливается, сжимается. Я беспомощно цепляюсь за огромную руку, но это все равно что пытаться сдвинуть каменную глыбу.
– Я как тебя увидел, о многом задумался. Многое переосмыслил. Поспрашивал старых знакомых, и вот странность, сестру твою если кто и помнит, то очень смутно. Как же так? Девка судьбы вершила. Все мы по ее указке вкладывали деньги и разрывали сделки, предавали друзей и мирились с врагами, и вдруг – бац! – и будто не было ее. Вот я и сделал вывод...
Якушев приподнимает меня над полом и делает шаг вперед, ближе к Сорокину.
– Так что ответь, ты тоже жертва коварной Лисы или добровольно нас всех покинула? Олежек, например, признал свою вину. И согласен с наказанием. Правда, Олежек?
В ответ раздается надсадный хрип, а моей реплики, похоже, даже не ждут. Но я все равно пытаюсь сказать, открываю рот и только каркаю, потому что Якушев сдавливает мне горло.
– Ты не бойся, я тебя все равно прощу. Как не простить такую талантливую девочку? Только доверять больше не буду. Придется тебе доказать свою преданность. Я же думал, мы договорились. Ты мне жизнь спасла, предупредила об опасности. А потом вдруг решила умерять без спросу, а-я-яй.
Он резко разжимает пальцы и разворачивает меня к себе. В глазах его плещется любовь, смешанная с жаждой крови; улыбка его добра как острый клинок, обещающий скорую и безболезненную смерть. Если я прежде считала безумной себя, то просто не помнила истинного безумия в лице Якушева.
– Я помню, что тебе нужен хороший стимул, – продолжает он, нежно поглаживая меня по щеке и пробуя на вкус мои слезы. – Но сначала урок.
Рывок – и вместо лица безумца я снова вижу Олега. Секунда – и стоящий позади гигант запрокидывает ему голову и проводит рукой по обнаженной шее. Что в руке было лезвие, я понимаю, только когда из вскрытой вены брызжет кровь.
Я кричу, мысленно, потому что Якушев зажимает мне рот ладонью. Дергаюсь, пытаюсь его укусить, оцарапать, но через минуту затихаю и тряпичной куклой висну в его объятиях.
Убийца и водитель оттаскивают тело Сорокина в угол и теперь уже оба встают за опустевшим стулом.
– Займешь вакантное место? – смеется Якушев, а когда я не реагирую, легонько меня встряхивает. – Ладно, не бойся. Это не для тебя. Это... для твоих друзей. Для какой-нибудь круглозадой актрисульки из твоего театра. Или, зная тебя, для любого случайного прохожего. Тебе ведь всех жалко, правда? – Он прижимает меня к своей груди, обхватывает ладонью шею и жарко шепчет на ухо. – А если не жалко их, тогда мы посадим на стульчик Велесова.
Теперь мой вскрик никто не сдерживает – я сама его обрываю и испугано замираю.
– Я наблюдал за вами. Такая красивая пара. Даже приревновал, не удержался, щелкнул щенка по носу, чтоб не зарывался. Он сильно расстроился из-за той сделки?
– Совсем не расстроился, – выдавливаю я, всхлипнув.
– Ну ничего. Сам по себе он мне не интересен. Только как гарант твоей исполнительности и верности.
Якушев наконец меня отпускает, и я тут же отшатываюсь в сторону, прижимаюсь спиной к стене. Ноги дрожат, подгибаются. Губы от чужих прикосновений пропитались табаком, и я вытираю их, грубо, яростно.
– Ты умрешь, – бормочу, зажмурившись. – Умрешь. Скоро. Страшно.
– В твоих интересах, – звучит спокойный голос безумца, – чтобы это «скоро» не наступало как можно дольше. Моя насильственная смерть повлечет за собой смерть всех, кто тебе дорог. Обещаю.