Две столицы

Ряды белых полотняных палаток расположились там, где ещё недавно стояли избы обывателей. Пугачевцы пустили их на создание огненных заслонов и город почти полностью потерял свою застройку. Остались только немногочисленные каменные дома и церкви. Вот к ним и прижимался обширный армейский обоз и палаточный городок, значительно уменьшившийся с уходом основных сил Орлова вниз по реке.

Уже три дня как начался поход на Павлово, а никаких вестей все ещё не было. Но офицеры преображенского полка не особо волновались. Предположить поражение Орлова было просто немыслимо, а отсутствие гонцов легко объяснялось наличием многочисленных банд ребеленов вокруг лагеря на левом берегу. Это если не брать во внимание сотни костров армии Пугачева горящих напротив линии укреплений на берегу правом. Курьер от командующего мог просто не доскакать. Тем не менее количество дозоров увеличили. И менять часовых решено было на час раньше, чем обычно.

И вот теперь, в три часа ночи, подсвечивая себе путь масляными фонарями, промеж палаток маршировал отряд во главе с прапорщиком Василием Пестрово. Пришло время для смены караулов, и уставшие часовые с радостью оставляли свой пост, не задавая себе вопроса, почему сменился разводящий офицер. Мало ли что там у этих барей в головах. Может в карты проигрался. Солдаты, заступившие на пост тоже ничему, не удивлялись, ибо они сами полчаса назад повязали поручика Гизбрехта Нэля и оставили с кляпом во рту в каком — то погребе.

Все рядовые в отряде Пестрово являлись тайными сторонниками Пугачева. В преображенском полку таковых было изначально очень немного, но листовки, крики из темноты и самое главное кровавая взбучка полученная при штурме увеличило их число и умножило их решимость. Сын казненного воеводы потихоньку собрал вокруг себя самых активных, и вот теперь вел их на дело.

В течении часа пикеты вокруг лагеря были сменены. Отстаявшие караул солдаты отправились спать, а разводящий поднялся на колокольню, выставил зажжённый фонарь в оконном проеме, глядящем на север, и начал заслонять свет полой своего плаща. Минут через пять, в ночной темноте замигал ответный огонь. Прапорщик погасил фонарь и принялся терпеливо ждать.

Ждали и часовые, напряженно вглядываясь в ночь. Наконец, где — то через час, перед ними зажглись неяркие огоньки. Тут же каждый из участников заговора запалил свечку и принялся повязывать на рукав кусок белой материи. Очень скоро из темноты, на посты часовых вышли головные отряды повстанцев. Каждый часовой тут же превратился в проводника и повел нападающих в оговоренные места.

Через полчаса все было кончено. И сам муромский лагерь и предмостные укрепления на правом берегу были захвачены без единого выстрела. Офицеров повязали прямо в постелях. Солдат пинками и прикладами подняли и построили на плацу прямо в исподнем. Так они и стояли до самого рассвета разглядывая необычную форму и головные уборы бойцов Муромского полка, окруживших плац с ружьями наизготовку.

На рассвете одиннадцатого мая, как только солнце разогнало ночную темноту на берег Оки началась высадка основных сил моей армии. Сигнал о благополучном завершении ночного дела был получен ещё затемно и караван галер, барок и лодок тотчас же тронулся вверх по реке медленно преодолевая последние километры извилистого пути. Погода стояла отличная, крестьяне по обеим берегам уже копошились в огородах. От нечего делать я разглядывал их в подзорную трубу. К моему удивлению, одна из хозяек, вытаскивала из земли… фиолетовую морковь! Я протер стекла трубы, еще раз приложился к окулярам. Нет, и правда морковка была фиолетовая. А где же оранжевые сорта? И только тут до меня дошло, что привычная по прошлой реальности, оранжевая морковь просто еще не появилась на Руси. Ее только — только вывели в Голландии.

Я и моя свита разместились на «Твери». На буксире за нами тянулась гроздь неповоротливых барок, загруженных артиллерией и это, не давало разогнаться судну. Так что к берегам Мурома «царская галера» подошла далеко не первой. Берег уже был плотно занят разнокалиберными плавсредствами. Впрочем, место для флагманского судна моя пехота оставила.

Буксирные концы барок сбросили с «Твери». Их перехватили лодки и потащили их к месту выгрузки, а галера, аккуратно отработав веслами, притерлась к свежесрубленному причалу. На бревна настила опустился трап, и я, блестя в лучах восходящего солнца короной, двинулся на берег в сопровождении Подурова, Овчинникова, ковыляющего на костылях Крылова, Соколова, Шешковского и прочих приближенных.

Алексей Касатонов, после боя при Павлово повышенный до подполковника и официально возглавивший Муромский полк, знал толк в показухе и имел некоторое время на подготовку. Поэтому в момент, когда моя нога ступила на землю раздался залп трофейных преображенских орудий на валах предмостного укрепления, а на звонницах церквей и монастырей зазвенели колокола. Строй солдат в буденовках образовал коридор и салютовал мне взятием оружия на караул. Сияющий от удовольствия Касатонов отсалютовал шпагой и громко доложил:

— Ваше императорское величество! Преображенский полк приведен к покорности. В личном составе вверенного мне полка потерь нет. У неприятеля есть несколько раненых, но не опасно. Сопротивляться пытались, — ухмыльнулся подполковник. — Все офицеры взяты под арест. Люди из особого списка заперты отдельно. Низшие чины и нестроевые собраны на плацу и ждут вашего решения. Окромя того в лазарете лежачие имеются несколько сотен — тех мы не трогали. Токмо охрану приставили.

Я выслушал доклад и милостиво кивнул. А потом громко крикнул, обращаясь к солдатам:

— Благодарю за службу братцы.

— Рады стараться Ваше Императорское Ве — ли — че — ство! — гаркнул строй довольных удачным делом солдат. Быстро выучились. Надо бы Касатонову Красную Звезду дать за старание и успех с захватом.

На зрелище прибытия царя с любопытством смотрели не только высаживающиеся с лодок солдаты, но и многочисленные мещане, заполонившие берег. Вести о бескровном пленении преображенского полка и о грядущем прибытии государя достигли жителей окрестных деревень, приютившихся там беженцев из разрушенного Мурома и многочисленных, ограбленных Орловом корабельщиков. Вот они и поспешили в город, подгоняемые любопытством и жаждой справедливости. Касатонову даже пришлось организовать оцепление.

Я оглядел толпу народа и спросил подполковника:

— Депутации от муромских обывателей уже есть?

— Так точно, государь! И от духовенства местного и от корабельщиков, и от жителей тоже есть. Прикажете звать?

Я подумал и ответил:

— Духовенство до завтра подождет, а вот с жителями и купцами надо будет переговорить. Да и суд публичный над Орловым устроить надо, так что организуй все к полудню. А я пока с преображенцами перемолвлюсь.

— Слушаюсь, ваше величество. Все будет сделано в лучшем виде.

Плац, на котором моего решения ожидал преображенский полк представлял собой всего лишь вытоптанное поле на окраине Мурома. По периметру поля стояли легкие пушки с расчетами. Стволы их угрожающе смотрели на толпу безоружных гвардейцев отбивая у тех любые мысли о побеге.

При виде моей многочисленной свиты солдаты, мигом повскакивали с земли, выровняли свои ряды и организовали ровные коробочки батальонов. Я внутренне хмыкнул. Может из гвардейских полков вояки и не элитные на самом деле, но вот показуху лучше них устроить никто не может.

Хотя градус торжественности построения сильно снижали кальсоны и нательные рубашки на подавляющем большинстве стоящих в строю. Кроме того, отдельной плохо организованной кучкой стояли нестроевые и обозники. Это был небоевой состав полков ушедших с Орловым вниз по реке. Их муромцы Касатонова тоже согнали на плац.

Отдельно от пленных стояла группа преображенцев в форме и при оружии. Над ней реял стяг, который держал прапорщик Василий Пестрово. Это были те самые, верные мне солдаты, что помогли захватить в плен свой полк без боя.