Страница 52 из 146
Кровь приливала к коже сразу по всему телу. Герман рванул рубашку на груди, и с него, шипя, начал испаряться пот.</p>
<p>
— Что происходит? Что со мной?!</p>
<p>
Зеркало валялось на песке, треснувшее и оплавленное.</p>
<p>
— Ты наконец-то отдал что-то от себя. Сотворил, а не скомпилировал, и теперь эйфоточишь. Поздравляю, - сказала Лера, тяжело дыша. Волосы её пришли в беспорядок, смахивающий на креативную укладку. – Сегодня ты войдёшь в Оазис.</p>
<p>
</p>
<p>
Сначала Герман подумал, что ослышался.</p>
<p>
— Да что ты, Лера! – возразил он, когда понял, что девушка не шутит. – Это случайно вышло. Я сам не понял, как.</p>
<p>
— Тебе и не надо. Достаточно собрать эйфы, которые получились.</p>
<p>
Герман посмотрел вокруг. Не хватало взгляда, чтобы вместить пустыню, и вся она была подёрнута тончайшей, как свадебная вуаль, дымкой.</p>
<p>
— Они же растворились во всём этом песке и тумане. Мы их никогда не найдём.</p>
<p>
— Нигде они не растворились. Они у тебя в личке. Ну, в карманном измерении, - пояснила Лера. – Где, по-твоему, Серёжа проводит всё это время? Ты же не думаешь, что я позволю ему шляться по пустыне, пока его не сцапают серые?</p>
<p>
— И как туда попасть?</p>
<p>
Лера шагнула к нему.</p>
<p>
— Легко. Посмотри на руки.</p>
<p>
Она обняла Германа и положила голову ему на плечо. Он растерялся.</p>
<p>
— Так надо, чтобы я тоже там оказалась. – Лерино дыхание щекотало шею. – Да не на меня смотри, а на руки!</p>
<p>
Он всмотрелся в свои ладони, как Лера объясняла когда-то – будто у него за спиной источник света, и он рассматривает его отражение в оконном стекле. Когда пространство вокруг сдвинулось, замкнулось и обрело очертания, Герман понял, что всё сделал правильно.</p>
<p>
— Больница? – с удивлением спросила Лера, осматриваясь. – Интересно, почему?</p>
<p>
Они очутились в палате интенсивной терапии, залитой солнечным светом. Раковина в углу, прозрачные пустые кроватки на колёсиках, синяя лампа. Герман сел на кушетку.</p>
<p>
— Я бы и сам хотел знать. Терпеть не могу больницы.</p>
<p>
— Ладно, это твоё личное дело. Я к тебе в душу лезть не собираюсь. Кстати, - девушку передёрнуло, - то, как ты сбил меня с ног… Это было как по зубам напильником, блин. Это ведь воспоминание, правда? О чём? Это была подножка?</p>
<p>
— Типа того.</p>
<p>
— Сохрани его, чтобы не прокручивать в памяти всякий раз, - посоветовала Лера. – Вдруг пригодится. Никого не удивишь, но чтобы сбить с толку – сойдёт. У каждого должна быть такая фишка.</p>
<p>
— А у тебя какая?</p>
<p>
— Скрип мела по доске. Такой, знаешь, когда рука соскальзывает, - со вкусом описала Лера.</p>
<p>
Герман невольно содрогнулся, и она добавила:</p>
<p>
— Вот-вот. Здесь нет ни мела, ни доски, но тебя это цепляет. Есть вещи, один намёк на которые вызывает отклик. Главное – почувствовать принцип. Поймать момент, когда уже всё равно, реальность это или выдумка, настолько тебя это держит, и от всего сердца изъявить. Тогда ты внушишь что угодно.</p>
<p>
Лера надела кольцо. Зачерпнув кристаллом солнце, которого тут хватало с избытком, она высветила вытекающую из крана струйку дыма, собрала его в две бутылочки из гранёного стекла и протянула одну из них Герману.</p>
<p>
— А если эти эйфы закончатся? – спросил он.</p>
<p>
— Герман, ты ещё не понял, что они не закончатся? Это же Эйфориум. Здесь всё не по-настоящему.</p>
<p>
— Зачем тогда вторая бутылка?</p>
<p>
— Для твоего брата, - ответила Лера. – Не вечно же держать его взаперти.</p>
<p>
Они вернулись в пустыню, и Лера поспешила к Серёже с собранными эйфами, оставив застывшую над песками оболочку или, как она ещё называлась - реплику. Реплика была тёплая и дышала, но Герман знал, что она пуста, а Лера – далеко отсюда. Так далеко, что ему туда ходу нет.</p>
<p>
Герман остался один. Понемногу им овладевали не лучшие чувства. Мысль о том, что у Сергея может быть отдельное пространство, недоступное даже брату, отчего-то вызывала неприязнь.</p>
<p>
«А ведь я давно уже не знаю, что он чувствует», - вдруг подумал Герман.</p>
<p>
И действительно: прошло несколько лет с тех пор, как он в последний раз ощущал радость брата, распускающуюся в груди, как цветок. Герман вообще ничего не ощущал, кроме постоянного присутствия Сергея. Только редкие всплески раздражения, тщательно выверенные, как удары ремнём, призванные вернуть Германа в рамки: «Не зли меня». И он не злил.</p>
<p>
Он не успел обдумать это как следует, потому что вернулась Лера. Она открыла глаза, и её подошвы коснулись песка. А за спиной у неё разверзлась, щедро расплескивая свет, червоточина.</p>
<p>
</p>