Гончие Дзара

«Что например?» — хотел спросить я, но передумал. На самом деле то, вот что я теперь превратился волновало меня меньше всего. Пускай от Измы и его во всех смыслах навязчивого хозяина мы избавились, осталась еще целая прорва кораблей где в эту самую минуту уютно обживались полчища других и ничуть не менее зловредных Теней. Поэтому лишь отрицательно качнул головой:

— Работа еще не окончена.

Аргус слегка нахмурился.

— Ну так заканчивай. К чему тянуть?

Я снова вздохнул. Он не понимал. Ну, ничего страшного. Поймет, когда придет момент. А пока…

— Тебе лучше уйти, — сказал я уверенно. — «Шепот» улетел, но корабль гончих должно быть еще в ангаре. Если поторопишься, сможешь убраться отсюда до того, как все по-настоящему закрутится.

Лицо стража потемнело и он выпрямился, спросив очень-очень холодно:

— Что это значит?

В третий раз вздохнув, я зажмурился. Как объяснить, что собираешься разнести здесь все к чертовой матери, включая самого себя, и не выглядеть при этом нелепой жертвой и мучеником? Мне было плевать, что скажут другие, но вот о том, что так может решить Аргус, думать почему-то оказалось сильно неприятно.

— После всего, что натворил, я не могу уйти, не попытавшись это исправить, — проговорил я наконец. — Способ я, кажется придумал, но вот только не знаю, насколько разрушительным он может оказаться… Да и вообще хватит ли сил, не знаю. Высока вероятность, что все, что окажется в радиусе нескольких десятков световых лет будет уничтожено. Включая эту самую Обсерваторию.

— И тебя, — понимающе закончил Аргус. Забавно, но при этом выражение его лица сделалось каким-то умиротворенным. Как если бы он ждал и боялся услышать в моих словах нечто крайне для себя неприятное, но не услышал. — Я понял. Хорошо. Делай, что должен. — И просто встал со мной рядом, скрестив руки на груди, а серебристый взгляд устремив на полчища звездолетов, видневшихся за иллюминатором. Единицы из них уже запускали двигатели.

Я моргнул. Потом еще несколько раз, а после с легким изумлением спросил:

— Что это ты делаешь?

Аргус повернул голову и глянул на меня так, что я моментально почуял себя конченым идиотом.

— Жду, — ответил он невозмутимо.

Я подскочил на месте (фигурально выражаясь, потому что в моем нынешнем положении сделать это было крайне непросто) и завопил:

— Чего ты ждешь? Убирайся отсюда! Или ты не понял, что я собираюсь здесь все разнести?! Пока еще есть время беги и скройся где-нибудь в гипере…

— А потом?

Его резкий вопрос застал меня врасплох. Я раззявил рот:

— Чего?

Лицо стража оставалось по-прежнему невозмутимым, но голос вновь засквозил космическим холодом:

— Что я буду делать потом, когда все исчезнет? Куда должен буду податься?

Я чуть призадумался. По привычке. Даже успел представить себе Аргуса вдохновенно пинавшего белый песок на берегу сапфирового океана где-нибудь в Оке Манат и тут же отмахнулся от видения. Такая безмятежная жизнь точно не по нему.

— Ну-у… не знаю. Сам как-нибудь решишь, — промямлил я. — Отыщешь Гию, с ней что-нибудь придумаешь. Вряд ли она вернется обратно на Саул, но мало ли…

Аргус, снова отвернув взгляд, возразил:

— Гие есть на кого тратить свое время.

Я собирался было уточнить, о ком речь, но потом быстро вспомнил Затворника… Мысль о лейре напомнила мне, что с исчезновением Теней уйдет и вся его сила… и сила шаманов с Оджия-Прайм и прочих… Вся магия этого мира исчезнет. Но зато останутся те, кому будет что о ней порассказать…

Я вгляделся в Аргусов профиль. На самом деле я давно успел изучить это надменное, несколько грубое, временами чересчур чувственное, но при этом в чем-то даже красивое лицо, и никогда прежде не замечал на нем столь твердой убежденности. Даже когда страж жаждал смерти Мекета, он не выглядел таким… удовлетворенным, что ли, таким уверенным в собственной правоте. Более того, этот сумасшедший, кажется, был рад тому, что скоро умрет! Вместе со мной. Как самый настоящий благородный мученик.

А еще я вдруг предположил, что может он?.. Но даже закончить мысль себе не позволил, потому что уж слишком нелепой и фантастичной она казалась.

— Как хочешь, — сказал я и, быстренько встряхнув головой, чтобы разогнать дурацкие мысли, наконец занялся тем, чем и должен.

Отыскать мужество, чтобы совершить последний отчаянный шаг оказалось в разы проще, чем собрать в кучу внутренние резервы, откуда можно было зачерпнуть сил. Теневой выброс, случившийся после того, как я позволил Двери распахнуться в наш мир, породил несколько аномалий, по большей части нацеленных на мой ихор. Вселенные не любят, когда их смешивают, и потому всегда защищали себя на фундаментальном уровне. Самим Теням пришлось искать выход, чтобы обойти этот постулат. Он отыскался в оболочках из плоти и крови, которыми они могли бы управлять. Я же, грубо говоря, будучи творением двух миров, оставался беззащитным и перед тем, и перед этим.

С нашим-то ладно. Созданное вместо утраченной оболочки тело ограждало от очевидных проблем, вроде превращения в бесполезное и безвольное теневое желе. А вот с чужим… Я уже превратился в чудовище, место которому в Риоммском музее вселенских кошмаров, однако дальнейшее взаимодействие с машиной Обсерватории неминуемо должно привести к окончательному и бесповоротному уничтожению. И вот, похоже, именно этому и противился ихор. Будто ожив, он ускользал от ментальных попыток захватить его. Растворялся, как истинный дым. И не желал возвращаться.

После, наверное, сотой попытки подчинить черно-красные сгустки собственной воле, я застонал.

— Не получается! У меня ничего не получается!!!

Аргус, молча приблизившись, точь-в-точь как я в Преддверии, опустил ладонь на мое плечо и убежденно сказал:

— Получится. — И, внимательно заглянув мне прямо в глаза, мягко добавил: — Я знаю.

Я всегда считал такую поддержку банальностью, избитым до смерти клише, которым рассказчики выжимают слезы из слишком впечатлительных слушателей. Но я ошибался (и не впервые), и теплые слова друга, плечом к плечу с тобой готового встретить смерть, окрылили.

То, чем я стал, по идее, должно было лишиться способности пускать слезу, и тем не менее предательски защипавшие глаза не оставили сомнений в том, что человек во мне еще жил. И именно он, после всех совершенных ошибок, дал мне уверенности, чтобы снова вернуть себе власть над ихором. И чтобы вновь ухватиться за поводья и направить ситуацию туда, куда мне было нужно.

Я чувствовал, как снова ожили механизмы Обсерватории. Очередной волной энергии, слегка всколыхнувшей настил у нас под ногами, она заставила механизмы громыхнуть и протестующе, словно они понимали, что им предстояло совершить, заскрипеть.

— Поторопись, — вдруг сказал Аргус.

Его взгляд, вернувшийся к иллюминатору, оказался прикован к одному из риоммских акашей, на всех парах мчащегося в сторону локуса. То ли из-за гибели сущности, захватившей тело Измы, то ли причина была иной, но Тени явно почуяли, что им грозит и решили предпринять отчаянный ход. Силовое поле, окутывавшее саму Обсерваторию непроницаемым барьером, не позволяло им просто расстрелять ее издали, а вот протаранить на всей скорости — запросто.

И поэтому пришлось удвоить усилия.

Будем считать, что у меня открылось второе дыхание. Когда стоишь за чертой, а в твоих руках без малого судьба Галактики (а то, чего скромничать, и целой Вселенной) волей-неволей почувствуешь себя непобедимым. Страх, боль и усталость? Я позабыл, что это такое в тот миг, когда ихор вновь напитал каждую гайку и каждый шов Обсерватории темной энергией.

Всю конструкцию уже колотило в предсмертных судорогах. Перенасытившись ихором, она не выдерживала его силового напора и начинала потихонечку перегружаться. Крейсер Риомма от нас отделяли считанные километры. Учитывая его среднюю скорость, до конца оставались секунды. И я решил использовать их с толком.

Я позвал:

— Ди?

— Что?