Страница 27 из 105
Мальчик переносил тяготы дороги очень терпеливо: не капризничал, не хныкал — лишь изредка спрашивал, скоро ли они вернутся домой. Марианну это не удивляло: не мог быть иным сын Язона и Пилар, которым, несмотря ни на что, нельзя было отказать в мужестве и чувстве собственного достоинства.
На ночлег Марианна и Педро устраивались в карете, а Лейтон, завернувшись в попону, спал снаружи. И без того неразговорчивый, он с каждым днем становился все скупее на слова. Впрочем, у Марианны и не было охоты общаться со своим врагом, который волею судьбы стал ее спутником.
Несмотря на недоедание и постоянную жажду, молодая женщина чувствовала себя все лучше. Вероятно, благотворно сказывалось то, что Лейтон больше не имел возможности пичкать ее своими снадобьями. Постепенно спадала липкая паутина пассивности, все яснее работало сознание. Потрясение, пережитое в страшную ночь невольничьего бунта, дало толчок к душевному возрождению.
Лейтон же, как заметила Марианна, поддерживал свои силы тем, что время от времени прикладывался к карманной фляжке. Поначалу она предположила, что это коньяк либо бренди. Однако спиртным от Лейтона никогда не пахло. Значит — наркотик?
Мало-помалу Марианна убедилась в справедливости своей догадки. Средство, употребляемое Лейтоном, очевидно, плохо ложилось на голодный желудок — и к вечеру его движения становились развинченными и не вполне уверенными, глаза рассеянно блуждали по сторонам, а их зрачки заметно расширялись. И наконец наступил момент, когда наркотик одолел его волю, сломав лед бесстрастия.
Случилось это поздним вечером, когда Педро уже улегся спать, а Марианна и Лейтон сидели у догорающего костерка, сложенного из сухих веток низкорослого степного кустарника. Перед этим Лейтон долго возился с расшатавшимся колесом кареты, что-то недовольно бормоча. Заодно он несколько раз доставал свою фляжку, делая по глотку. И, устроившись наконец у костра, имел уже совершенно больной и разбитый вид.
— Как вы себя чувствуете, Джон? — озабоченно спросила Марианна.
Вопрос этот был вызван не душевным участием, а исключительно прагматическими соображениями: если с Лейтоном что-либо случится, это значительно осложнит положение Марианны.
— Отлично, — отозвался человек в черном. — Лучше не придумаешь.
— Вы уверены?
— Несомненно, несомненно, несомненно, — несколько раз кряду повторил Лейтон, сосредоточенно стирая с рук следы колесной смазки.
— Вы помните все же, что судьба ребенка зависит только от нас с вами…
Лейтон поднял на нее мутный взгляд, который едва ли можно было назвать осмысленным.
— Вы меня не поняли? — уточнила Марианна в легком испуге.
«Еще бы не хватало, чтобы он тронулся рассудком», — мелькнула у нее опасливая мысль.
— Как же я могу не думать о сыне? — произнес Лейтон.
До женщины не дошел сразу смысл его слов — ей показалось, что собеседник просто не закончил фразу.
— О сыне Пилар, — добавила она.
— О нашем с Пилар сыне, — проронил Лейтон. — О моем сыне Педро.
Если бы луна сейчас свалилась с неба, то Марианна, наверное, поразилась этому куда меньше, чем признанию Лейтона.
— Педро — ваш сын? — переспросила она, все еще не веря собственным ушам.
— А то чей же еще, — сказал Лейтон, доставая заветную фляжку.
«Боже мой, и действительно… Как же я не догадалась раньше, что навряд ли у родителей брюнетов может быть белокурый ребенок…»
— Мне кажется, что вы хотите ввести меня в заблуждение, Джон, — осторожно сказала она. — Вот только не знаю, зачем вам это понадобилось…
Марианна опасалась, что Лейтон замкнется в себе, но он уже явно не контролировал расторможенное наркотиком сознание.
— Это чистая правда, Марианна…
«Кажется, он вообще впервые назвал меня по имени», — отметила женщина.
— Но ведь мальчик всегда называет вас просто Джон, и никак иначе…
— Естественно. Откуда же ему знать, кто его настоящий отец?
— А Бофор — знал ли он об этом? — продолжала допытываться Марианна.
— Наверняка — нет. Хотя, возможно, кое-что он и подозревал… Но это не имело значения.
Порывшись в памяти, Марианна попыталась связать воедино некоторые события семи-восьмилетней давности. Отчасти это ей удалось.
— То есть вы встречались с Пилар в ту пору, когда она коротала дни в испанском монастыре?
— Именно так, — размягченно подтвердил Лейтон. — Именно так.
— Как же вы узнали о ее местонахождении?
— О, я много чего знал о Пилар… Я помню ее еще совсем ребенком… Я ведь хорошо был знаком с ее отцом, доном Агостино Эрнандецем де Кинтана. Он был человеком большого ума.
Марианна была полностью озадачена услышанным. А Лейтон продолжал говорить — на него напала совершенно не свойственная ему болтливость:
— Конечно же, я должен был разыскать ее в Испании — и я сделал это, черт возьми! Она была разозлена на Бофора как тысяча фурий разом. И если бы не это… А Язон никогда не любил ее, никогда! Он взял Пилар в жены только из дурацкого чувства долга, из-за слюнтяйской благотворительности! Конечно, это спасло ее от тюрьмы, — но она же гордая женщина, и ее постоянно оскорбляла эта милостыня! И, будь оно все проклято, одновременно Пилар любила Бофора — и не могла пробудить в нем ответного чувства…
— А вы — любили ее? — тихо спросила Марианна. — Ведь так, да?
— Да, — со вздохом ответил Лейтон. — Я всегда любил только ее. И — такая глупость — сохранял верность этой любви, верность, в которой Пилар совершенно не нуждалась и которая даже тяготила ее…
На мгновение Марианна испытала даже что-то похожее на жалость к этому странному, страшному человеку, который, оказывается, тоже мог мучиться и страдать от неразделенной любви.
— И этот ребенок, — продолжал Лейтон возбужденно, — был ее местью Бофору! И я являлся лишь орудием мести. Что ж, я был готов и на это! Да, разумеется, роль едва ли не унизительная, — но если вы когда-нибудь любили по-настоящему, то поймете меня. Так появился на свет Педро, — а этот дурак не усомнился в своем отцовстве: его гордыня, его самовлюбленность и уверенность в собственном превосходстве сделали свое дело.
Но кое-что для Марианны пока оставалось непонятным. Она недоверчиво спросила:
— Но как же Язон мог так опростоволоситься? Ведь он знал дату рождения — а потом ему стоило лишь отнять от нее девять месяцев… У природы в этом смысле ведь очень простая арифметика.
Лейтон злорадно ухмыльнулся.
— Что ж, у него действительно хватило ума загнуть девять пальцев, но это только убедило его в собственном отцовстве!
— Не понимаю.
— Да очень просто! Он же прибыл в Испанию на пару недель позже меня. Там-то мы с ним и соединились, ну как же — старые друзья, радостные объятия… Пилар была совершенно ошарашена его появлением: она-то думала, что Язон тихо-мирно гниет на брестской каторге Зная о происках Пилар, которая норовила спровадить его на гильотину. Бофор решил отплатить ей по-своему задал хорошую трепку в постели… Глупый самец! Но это мой ребенок — мой, мой и только мой! Запомните это!
— А затем, стало быть, вы вместе с Язоном отправились на «Волшебнице моря» в Венецию? — уточнила Марианна с дрожью в голосе.
— Именно так. Корабль ждал Бофора в Кадисе, — подтвердил Лейтон.
Ошеломленная женщина пыталась собраться с мыслями. Вот значит, как: на словах Язон утверждал, будто спешит к ней на крыльях любви, а сам попутно тем не менее вступил в связь с Пилар… Да, Лейтон прав: самец, всего лишь самовлюбленный самец! И этому человеку она была готова отдать себя целиком, безраздельно… Лицемер, какой же лицемер…
Последние слова Марианна незаметно для себя произнесла вслух.
— Вам ли осуждать Бофора? — тут же отозвался Лейтон. — Вы ведь тоже скрыли от него свою беременность. И если бы я не вывел вас на чистую воду…
Марианне хотелось сказать какую-нибудь резкость, но она опасалась спугнуть неожиданную разговорчивость Лейтона.
— И с тех пор вас привязывали к Бофору не только дружба или деловое партнерство? — спросила она.