Страница 15 из 26
Я чуть заметно кивнула. Цяохуэй накинула мне на плечи парчовый с прекрасной вышивкой бледно-зелёный плащ и настойчиво попросила, чтобы я не стояла на ветру. Я кивнула ей и отправилась вместе с четырнадцатым братом на прогулку.
Мы шли молча. Но через некоторое время я сказала со смеясь:
– Что с тобой? До сих пор ни одного слова не сказал. Тут и мертвец со скуки помрёт!
– До того как я пришёл сюда, я о многом хотел с тобой поговорить, – ответил он, выдавив из себя улыбку, – но сейчас просто не знаю с чего начать.
Я остановилась и, наклонив голову на бок, сказала:
– Я уже пришла в себя!
Он тоже остановился и, вздохнув, произнёс:
– Ты, может, и пришла, а вот десятый брат нет!
Я ничего не ответила, лишь посмотрела в его глаза.
– Десятый брат после окончания банкета в честь Праздника Середины Осени ни раз не пришёл в императорский дворец, – он снова вздохнул. – Отец-император интересовался им уже несколько раз, восьмой брат отвечал, что десятый брат болен. Но если это будет продолжаться, то отец-император пошлёт к нему императорского лекаря.
Я, опустив голову, принялась рассматривать свои туфли и спросила:
– Ты думаешь, что я смогу что-то сделать?
– Повидайся с ним, ты сможешь его убедить, – ответил он.
Я кивнула, а потом спросила:
– Когда?
– Завтра утром я сам провожу тебя в его дворец, – сказал он.
– Хорошо! – согласилась я.
Я и четырнадцатый брат вместе сидели в повозке. Весь путь мы молчали. Когда я уезжала, старшая сестра ни о чём не спрашивала. Думаю, что восьмой брат уже обо всё её предупредил. Когда повозка прибыла к внешним воротам дворца, я сошла с неё, слуга меня уже там ожидал, и я пересела в паланкин, который остановился спустя долгое время.
Четырнадцатый провёл меня в усадьбу десятого брата и, указав на дверь, сказал:
– Я не пойду!
Я кивнула и уже собиралась сделать шаг, когда он добавил:
– Я не могу надолго задерживать дворцовых евнухов, так что поспеши!
– Угу, – сказала я.
Едва я вошла в дверь, как почувствовала шлейф запаха алкоголя наполнивший всю комнату. Однако здесь никого не было. Я заглянула ещё за одни двери, на которых был занавес из жемчуга. Я раздвинула его, и нитки бусин ударились друг об друга, создавая приятный мелодичный звон. Внутри комнаты лежал десятый брат, который, не открывая глаз, заорал:
– Я же предупреждал, чтобы не беспокоили меня. Убирайтесь вон!
Я сделала два шага вперёд и в упор взглянула на него. И задумалась, не зная с чего начать разговор. Внезапно десятый брат открыл глаза, его лицо излучало ярость. Но едва он увидел меня, как гнев сменился испугом. А потом десятый удручённо поднялся. Я подошла к столу и села на стул, что стоял рядом, а потом, взяв чайник для вина, потрясла его. Внутри ещё оставалось немного вина, и я поставила его обратно.
Как можно более спокойным голосом я спросила:
– Ты сколько ещё собираешься пить? Или ты думаешь, что так не сможешь жениться на Минъюй гэгэ?
Он помолчал немного, а потом ответил:
– Просто я немного переживаю.
– Из-за чего ты так переживаешь? – спросила я. Он опустил голову, а затем глухо ответил:
– А, по-твоему, из-за чего?
В настоящее время во мне уже не было того смятения, с которым я вошла в комнату, поэтому я ответила спокойным тоном:
– Во-первых, ты переживаешь, потому что не любишь Минъюй гэгэ, но, тем не менее, должен жениться на ней. А во-вторых, потому что испытываешь симпатию ко мне, но жениться на мне не можешь.
Он поднялся и тоже уселся за стол. Налив себе вина, он взял чарку и уставился на неё. Спустя долгое время он спросил:
– Ты согласишься стать моей второй супругой?
Я оцепенела. Готовясь к этой беседе, я заранее прокручивала её в мыслях на разные лады, но к подобному повороту не была готова. Я упустила из вида, что в древности мужчина мог иметь несколько жён.
Он поднял голову и, страстно взглянув на меня, хрипло сказал:
– Я буду хорошо к тебе относиться. Я определённо…
– Я не согласна! – торопливо перебила его я.
Он стиснул зубы и, мельком взглянув на меня, кивнул. А потом вдруг резко поднял чарку и осушил её.
– Я всё понимал. Даже если я сделаю тебя главной женой, ты не согласишься. Но я всё равно надеялся. Теперь же… – он горько рассмеялся, – я потерял и это.
Я взяла кубок со стола и начала вертеть его в руках.
– Раз уж ты всё уже понял, то должен знать, что делать дальше! Хватит переживать, да ещё гневить императора!
Он снова опрокинул чарку, а затем сказал:
– Я уже исполнил свои обязанности по отношению к отцу-императору. Неужели мне нельзя выразить своё огорчение?
Я взяла чайник и налила себе чарку.
– В большом деле ты уже уступил, но в малых делах «огорчаешь близких и доставляешь радость врагам».
Закончив говорить, я выпила.
Поторопившись, я поперхнулась и закашлялась. Прикрыв рот, я вытерла губы. И в этот момент услышала, как он мягко сказал:
– Жоси, я нравлюсь тебе?
Я посмотрела на него и увидела в его глазах одновременно и надежду, и волнение и страх. Склонив голову, я принялась разглаживать носовой платок и через некоторое время тихо ответила:
– Ты мне нравишься.
Он вздохнул, а потом, слегка улыбаясь, сказал:
– Жоси, я счастлив. Ты понимаешь? В последние дни я очень хотел поговорить с тобой, но боялся услышать то, что ты скажешь, поэтому не осмеливался спросить, – он снова выпил чарку. – Не беспокойся, я буду в порядке! В тот день, когда ты спела для меня, я был счастлив. Потом мне было тяжело на душе. Но сейчас я снова счастлив.
Замолчав на минуту, он пояснил:
– С самого детства, все считали меня глупым, бездарным к учёбе, неспособным продвинуться по службе. Однако они не знали, что я старался изо всех сил, старался, но всё равно не мог сравниться с четвёртым братом, с восьмым, и четырнадцатым братьями. Им достаточно было один раз прочитать, и они сразу всё запоминали. А я и после трёх раз не мог этого сделать. Чтобы отец-император ни говорил, они сразу понимали, а я думал, пока у меня не начинала болеть голова, но всё равно не мог вникнуть в смысл его слов. К тому же я часто горячусь, а потому постоянно навлекаю на себя несчастья. Все смеются надо мной. И лишь восьмой брат всегда защищал меня, лишь время от времени упрекая.
Он замолчал, а потом тихо добавил:
– Жоси, ты думаешь, что я глупый?
– Глупый! Иначе, почему ты позволял мне обижать себя? – ответила я, улыбнувшись. Умышленно сделав паузу, я продолжила: – Однако мне нравилось с тобой играть именно потому, что ты глупый. Я знала, что если ты радуешься, то действительно радуешься, а если грустишь, то на самом деле грустишь. Когда ты говоришь, что тебе кто-то нравится, то это так и есть. А если кто-то не по сердцу, то и этого ты не скрываешь. Поэтому перед тобой я тоже могла искренне радоваться или грустить. Ты понимаешь? Мне всегда с тобой было весело.
Пока я говорила, он смотрел прямо на меня. Но едва я замолчала, он опустил голову и тихо, словно сам себе, сказал:
– Мне тоже было весело.
Некоторое время мы просто сидели и молчали, а потом я услышала голос четырнадцатого брата:
– Пора возвращаться! Я встала и, взяв чайник, налила, две рюмки, выпив одну из них. Десятый брат посмотрел на меня и тоже выпил залпом. Я улыбнулась и поклонившись сказала:
– Жоси уходит!
А потом я, раздвинув занавеску, вышла.
Этой зимой выпал первый снег. Несколько дней не происходило ничего необычного, но однажды я проснулась у увидела, что весь мир стал белым.
После окончания университета я работала в Шэньчжэне. И сегодня за последние три года я впервые увидела его. Казалось, что всё превратилось в один искрящийся белый нефрит. Это вызвало у меня восторг и воодушевление. Преисполнившись радости, мне захотелось пройти по снегу. Цяохуэй ничего не оставалось, как позволить мне это, торопливо разыскав мою тёплую одежду. Я накинула на плечи ярко-алую муслиновую накидку, обитую песцом, и надела подходящий к наряду зимний головной убор и быстро выбежала к снегу.