Только люби

— Не-а, не было такого, — улыбнулся вдруг задорно. Словно и не он еще недавно разгонял толпы персональных прираков, и не я пыталась его ненавидеть. Хоть все попытки и провалились с треском. И горло перехватило, такой красивый он был в это мгновение. Такой живой и родной. — Я любил школу и прогуливать никогда не хотелось.

— Жаль, — вздохнула, мысленно сокрушаясь о погибшей надежде на пару дней лишить Беляева голоса. Вернее той его низкой, с мягкими переливами, интонации, с какой он все время произносил мое имя. Иначе так и сойти с ума можно.

Я уже молчу о том, что чувствовала себя нимфоманкой, потому что хотела его до безумия даже сейчас. Или ещё хуже: зависимой от Стаса наркоманкой, подсаженной на него ещё десять лет назад...

…Останавливаюсь на крыльце больницы в полной растерянности: куда ехать, зачем, если мой мальчик здесь, а я должна быть рядом с ним. Никуда я не поеду! Разворачиваюсь на каблуках и врезаюсь в чью-то широкую грудь. Терпкий запах с горькой ноткой шоколада тут же выдает хозяина твердой, перевитой жгутами мускул, груди.

— Стас, — выдыхаю, чувствуя себя маленькой девочкой, долго плутавшей в темном лесу и которую, наконец, нашли родители. Мне до сих пор страшно, хоть Анна убеждала меня, что все худшее позади. Но я-то помню, что первые сутки после операции самые опасные. И что эти самые сутки можно не…

— Хватит, Ева, — нагло влезает в мои мысли хриплый голос Стаса. — Наш Пеле боец, выкарабкается.

— Почему Пеле? — спрашиваю, цепляясь за слова Стаса, как за якорь, удерживающий меня от выноса в открытый океан боли и неверия. И не хочу вникать, почему он называет Даню "нашим". Просто оговорка - так правильно. А иначе я рассыплюсь на кусочки и уже никто меня не соберет.

— Потому что голы забивает точь-в-точь как Пеле, — улыбается Стас, а я смотрю на него во все глаза: разве мой сын играет в футбол?

И, похоже, спрашиваю вслух, потому что теперь Стас таращится на меня, как на инопланетянку.

— Ну ты, мать, даёшь, — расстроенно качает головой. — Ты и правда ниразу не видела, как Дан мяч гоняет?

— Нет, — тихо, сдерживая набежавшие на глаза слезы.

Господи, какая же из меня отвратительная мать! Я даже не знаю, что мой сын играет в футбол и судя по восторгам Стаса - неплохо играет. А я...я и жизнь ему не уберегла…

И внутри разливается кипящий котел вины...

Выворачиваюсь из рук Стаса, спускаюсь по ступенькам. Он идёт следом. Так близко, что я слышу его рваное, словно после кросса, дыхание.

— Мы в детстве часто играли. Во дворе, — говорю тихо, пряча в полушепоте дрожь. — Воротами у нас были ворота гаража и те, что выходят на улицу. Лупили по мячу, кто кому больше забьет. В кольцо бросали...А потом перестали. Он все больше к отцу, а тот…

Сглатываю комок. А Сергей никогда не интересовался сыном, вспоминая о его существовании во время очередного запоя. Тогда воспитывать принимался. А Даня...не воспитывался. Вот и закончилось все...так...

— Я отвратительная мать, — выдыхаю обречённо, — я знаю. Я столько всего упустила и продолжаю упускать…

— Ева… — тихо, но настойчиво перебивает Стас. Но я упрямо мотаю головой.

— Я же на тхэквондо отдала его почти насильно. Он со мной неделю не разговаривал, от отца не отлипал. А потом...я заболела сильно, в больницу попала и Данька…

Договорить не хватает сил. Как и сдерживать слезы. И я реву, размазывая по щекам тушь со слезами, пока не оказываюсь в кольце сильных рук, прижатая к горячему телу не просто мальчишки, а настоящего мужчины.

— Идем, я отвезу тебя домой, — говорит Стас, когда истерика немного откатывается на задворки выпотрошенной болью души. Я знаю, она ещё снесет меня лавиной, но после...когда я останусь одна.

— Не нужно домой, — цепляюсь за его рубашку.

Я не хочу домой. Там муж...а у меня нет сил что-то ему доказывать.

А Стас вдруг хмурится и спрашивает то, что должен был ещё в самом начале этого безумного, за гранью жизни, вечера.

— Где твой муж, Ева?..

— Он был в запое, — вытащив себя из прошлого.

Стас бросил на меня хмурый взгляд. Я лишь дернула плечом и снова уставилась в окно. Тогда я так и не ответила на вопрос Стаса, где Сергей и почему его нет рядом с сыном. Просто не смогла. А сейчас...меня скручивало в морской узел чувство вины и какая-то глухая тоска, но я должна была рассказать. Зачем? Наверное, мне не найти ответа на этот вопрос.

— В тот вечер. Помнишь? — и на Стаса, который мрачно кивнул. И я мотнула головой ему в унисон. —  Пил уже две недели. Скандалил. Они поссорились с Данькой и тот сбежал меня встречать. Тогда...тогда все и случилось. Я до сих пор не помню, как все было. Но Анна...твоя мать сказала, что я вывела его из-под удара. Что я спасла сына. Но это неправда.

— Ева, — предупреждающе рыкнул Стас.

Но мне было все равно. Я не могла его ненавидеть, потому что любила так сильно, что все болело внутри от необходимости быть с ним.

— Это ты, Стас. Ты спас Даньку и меня. Если бы…

— Не надо, Ева, — перебил всё-таки, паркуясь у светящегося неоном клуба. — Я не герой, Ева. И нихрена не хочу им быть. Вылезай. Приехали. И я очень тебя прошу, избавь меня от этих розовых соплей. А то я пожалею, что влез в это дерьмо.

И выбрался из салона, хлопнув дверцей. Обошел машину, открыл мою и вытянул меня на обжигающий июньский воздух. Покачнулась на каблуках, на мгновение оказавшись в раскаленных, что лава, руках, и тут же отпрянула, задохнувшись горьким ароматом мужчины, что минуту назад пинком вытурил меня с небес на землю. И хоть я давно привыкла - в груди нещадно жгло.

Но...так все осточертело.

— Знаешь, Беляев. Тот факт, что ты купил мое тело, не даёт тебе права тыкать меня носом в дерьмо, как нашкодившего котенка, — Стас замер, с толикой удивления на остро заточенном лице. — Ты можешь трахать мое тело как хочешь и куда хочешь, но трахать мою душу я тебе не позволю, даже если ты покалечишь всех мужчин, что когда-либо касались меня, — он посерел лицом и шумно выдохнул, сжав в кулаке ключи. — А теперь давай, веди, демонстрируй очередной акт представления, — жестом изобразила в воздухе “кавычки”, — “Посмотрите, какой я мудак”. Ну же, я вся в предвкушении.

И руки на груди скрестила, унимая выстукивающую в венах злость. А Стас вдруг улыбнулся странно как-то, оглянулся по сторонам, кого-то выискивая, и смело шагнул в сторону машины такси. Переговорил с водителем, вернулся ко мне и, схватив за руку, силой уволок в машину и дверцу за мной захлопнул.

— Вали нахрен, Ева. Сегодня для тебя эксклюзив, — в точности скопировал мой жест-”кавычки”, оскалился, — “Стас Беляев — блядский рыцарь”. Трогай, шеф, —  постучал по крыше машины и стремительным шагом скрылся в здании клуба.

Глава 20.

— А куда едем-то? — спросила у водителя, когда тот тронул машину с места и медленно покатил в сторону шоссе.

Водитель, мужчина средних лет приятной наружности, глянул в зеркало заднего вида и с грустной улыбкой назвал адрес больницы, где лежал Сергей.

— М-да, Стас, это не «я блядский рыцарь», а «я полный придурок», — с усмешкой пробормотала себе под нос.

— Что, простите? — озадачился водитель, все же расслышавший мое бормотание.

— Тормозите, говорю. Я никуда не еду.

Таксист свернул к тротуару без лишних вопросов.

Из сумочки достала последнюю купюру, случайно завалявшуюся в кошельке и, не дав водителю шанса возмутиться, выпрыгнула из машины. Вдохнула горячий воздух, пахнущий грозой почему-то. Даже на небо глянула — звёздами утыкано, ясное-ясное. Но гроза так и искрилась в воздухе. Улыбнулась, перекинув через плечо сумочку, сняла туфли и направилась туда, где исчез Стас.

Пока шла, думала, какие мои слова так разозлили Стаса, что он, никогда не меняющий своих планов, вдруг так легко отпустил меня в больницу. Нет, не навсегда. Свое он так просто не отдает. А я принадлежала ему. По крайней мере, ближайшие полтора месяца.