На Закате

Кастор смотрел на этот знак, знаменующий собою служение меча и факела, а ныне замаранный кровью, грязью и дерьмом, и в душе у комиссара вскипал гнев. То лежал перед ним не детектив-неудачник, то лежали перед ним десятки братьев, отдавших свои жизни в чащобах Мистериона, на тропах Вестера, в грязных подвалах и сырых склепах, в потерянных руинах и диких пещерах, повсюду, где зарождалось и гнездилось самое зло. Вот, все они сейчас были попраны и униженны в этой треклятой деревне на краю Империи.

Первым желанием было взять хотя бы Кукшу, подвесить за ноги и собственноручно выпотрошить, как свинью, с той лишь разницей, что свинью перед этим убивают. Захотелось нарезать его на полосы, и делать это медленно!!… Кровь и боль! Всё смывается кровью!…Так, тихо-тихо… Господи Боже мой, избавь меня от лукавого.

Кастор прикрыл глаза и стал массировать виски, успокаиваясь молитвой. Его собственный демон не дремал, только и ждал, когда жертва окажется на краю, что бы лишь немного подтолкнуть её к падению. Случись это, и человек, призванный бороться с демонами, сам станет игрушкой в их руках. Именно поэтому каждый инквизитор с ученической скамьи помнил простое правило: в руке — меч, в уме — молитва, на сердце — мир.

Совладав с собой, комиссар сухо приказал приготовить убитого к погребению, а инквизиторскую ленту выстирать и передать ему лично. Нужно было отвезти её в Шелвик и передать в отделение инквизиции. В конце концов, честь инквизиции принадлежала именно этой ленте, обязывающей спасать и защищать, а не таскавшему её провинциальному взяточнику. Недолго поразмыслив, Кастор пришел к выводу, что Грэйс вполне заслужил упокоения в деревне, по правилам которой решил играть.

Пока готовили похороны Грэйса, комиссар решил сходить к умирающему Агафону. Да, у Сирко не оставалось никаких шансов, и это понимали уже все. Если еще ночью он ещё мог передвигаться и позволять себе ругань, то сейчас просто лежал навзничь, глядя в потолок, и время от времени издавал протяжные стоны.

Умирал Агафон в просторном и светлом покое, чистом и опрятно убранном, на стенах которого имелись даже старые гобелены. Вокруг большой резной кровати собрались немногочисленные домочадцы — Марта с дочерью, проскуровой женой, и пара служанок. Единственный сын Паул, конечно, был сейчас далеко отсюда, и проститься с отцом не мог.

Когда вошел Кастор на него никто особо не обратил внимания. Зарёванная, опухшая от слёз Марта бросила лишь короткий взгляд на гостя, и продолжила тих рыдать над мужем. Инквизитор приблизился к Агафону, и бегло осмотрел его. Рана на шее, перевязанная лекарем ночью, очевидно воспалилась, и нездоровая пунцовая краска уже перекинулась на отекающее лицо. Губы старосты посинели, как и обострившийся кончик носа, все указывало на заражение птомаинами, обычное следствие укуса некрона. Возможно, если бы ночью старосту доставили в альденский госпиталь, там ему успели бы помочь гильдейские врачи. Но здесь и теперь Агафон действительно умирал.

— Господин Сирко, я полагаю вы крещены. — проговорил Кастор. — В таком случае самое время покаяться в грехах, что бы отойти к Господу с миром. А отойдете вы полагаю этой ночью, в крайнем случае завтра. Так судил Господь.

Голова застонал, замычал что-то невнятное, движение челюстью приносило ему страдание, а губы уже не слушались с левой стороны.

— Не утруждайтесь… Я вам помогу. — успокаивающе проговорил Кастор и положил на плечо Агафону ладонь. — Я буду называть возможные грехи, страсти, а вы, если знаете за собой что-то из этого, просто внутренне раскайтесь…

За пять минут Кастор систематично прошелся по всем семи ветвям страстей, очертив буквально все аспекты человеческого греха. Когда с этим было кончено, инквизитор расстегнул свою инквизиторскую ленту, и перекинув её на шею наподобие столы, прочел разрешительную молитву.

— Господь наш Иисус Христос, да смилуется над твоей душой, Агафон. Уходи с миром. — закончил Кастор, и отойдя от кровати умирающего, направился к выходу. У двери его задержала Марта. Прервав рыдания свои, но все еще заикаясь, жена головы спросила:

— Ваше Преподобие, а вот еще вопрос. Его же эта, нежить укусила… А он сам того… Не станет?

— От укусов нежити люди чаще всего становятся мертвецами, а не нежитью. Если он не был одержим, то вряд ли. Впрочем, если вас это так волнует, можете его расчленить и закопать в разных местах, это сработает.

Отбывали из Сборри на закате. Грэйс был к тому времени похоронен, пепелище Анниной хаты уже почти не отдымило, а по итогам расследования четверо селян получили свои приговоры. Проскур, Агафон и Кукша при этом получили свою амнистию, а вот сбежавшего Паула, будь он пойман, или даже сдайся он сам, неминуемо ждала казнь. В итоге дело было закрыто.

В Дормезе прибавилось на одного пассажира. С собой Кастор увозил Лию, но не для того, что бы подвергнуть её каким-то пыткам или казни, а что бы определить в монастырь. Девочка явно обладала склонностью к малефикации, и если еще не была ведьмой, то вполне могла ею стать. Тем более, что мамочкина судьба не могла на ней не сказаться, демоны знали, что им причитается, и должны были попытаться взять своё. Самое лучшее, что можно было сделать для Лии — определить её в обитель Одигитрии под Альденом. Кастор лично знал игуменью, и мог замолвить за девушку пару слов. Возможно, жизнь её и пройдет в стенах обители, в обыденных и тихих послушаниях, без семьи, без мужа, без детей, но это в любом случае лучше, чем то, что произошло с Анной.

Уже сидя вместе с Рориком в своём отделении Дормеза, на мягком кожаном сидении, Кастоа поглядел под ноги. Там время от времени пошевеливался брезентовый мешок.

— А убийцу-то так и не взяли, вот что жаль, — посетовал Рорик. — Я за все расследование даже никого не покарал… Скучно с тобой, Кастор.

— Ну есть же еще и Господь. — возразил комиссар. — А Он иногда так карает, что лучше было бы попасть к тебе в руки.

Мрачная чёрная повозка тронулась с места, качнулась на ухабе, и покатилась со скрипом в сторону полыхающего неба, оставляя за собой обескураженную, встревоженную, но очищенную от скверны деревню.

Женские Секреты

1. Угол Паттона.

Альден — столица Империи, второй по величине город Западного мира, Сердце Севера. Полтора миллиона жителей, тысяча семьсот лет истории. Бесконечное море домов, сети узких мощеных улиц, и все это наполнено океаном людей, их звуков и запахов, сплетением судеб.

Нельзя объять и контролировать эту стихию, если ты всего лишь человек, даже Император. Тысячи и тысячи министров, судей, магистратов, секретарей и клерков, десятки разнообразных чинов, все они, каждый на своем месте, организовали людское море, направляя его процессы. Городовые стражи тоже были частью этой системы, пусть и самой низшей её фракции. Поэтому, прохаживаясь по улицам, можно было испытывать приятное ощущение власти над основной массой обывателей, особенно в бедных кварталах. Там люди, как правило, оказывались в полной власти наряда, вплоть до того, что стражник мог решить жить кому-то или нет. Впрочем, в бедном квартале и поживиться было нечем, хоть перережь половину бедняков. Поэтому, гораздо вернее было патрулировать бедные рынки, где торгашам платить было чем, и даже было за что.

Иногда толкая плечами толпящихся вдоль по торговой улице людей, и не обращая никакого внимания на их торопливые извинения, осуществляли свое дежурство двое городских стражей. Это были два унтера, капрала, поэтому они и могли патрулировать в этом вполне еще пристойном районе. Лениво поводя глазами, оба искали возможности где-нибудь чего-нибудь подрезать.

— Вчера этого видел… Веллера, ну помнишь, со специями? — проговорил один, не отвлекаясь от наблюдения.

— Да, помню, чего он?

— Привез мигульских семян, сдал мне мешочек.

— Ну а чего ты не взял, сейчас бы пощёлкали…

— Их еще жарить надо, так не вкусные. Руки не дошли.