Повесть о дружных

Марья Дмитриевна встала им навстречу, глаза ее смотрели приветливо.

- Ведь это вы, ребята, работали у бабушки Домны Лапиной?

- Мы...

- Ну, тогда эта честь к вам и относится.

И Марья Дмитриевна протянула Нюре небольшое письмо с десятком подписей.

Ребята старались заглянуть в письмо.

- Дай посмотреть...

- От кого это?

- Ты мне заслоняешь...

- Подождите, ребята,- сказала Марья Дмитриевна.- Нюра, прочитай письмо вслух.

И Нюра начала:

"Дорогие ребята, наш боец Федор Лапин получил письмо от матери. Она писала ему, как вы помогли его семье. Спасибо вам за заботу о семье бойца от всей нашей части, ребята. Мы пишем вам из далекой чужой страны. Мы шаг за шагом с боями продвигаемся к победе, и нам легче воевать, когда мы знаем, как дома заботятся о наших родных и какие хорошие растут в нашей стране ребята.

Бойцы минометной части: Лапин, Федюнин..."

Дальше следовало еще десять подписей.

Ребята растерянно молчали.

- Что ж, вы заслужили его,- сказала Марья Дмитриевна.

Только за дверью учительской ребята опомнились, завизжали, затараторили, взволнованно побежали в класс.

Письмо читалось и перечитывалось, носилось из класса в класс, пересказывалось в домах, зачитывалось в читальне. Потом Алеша разрисовал для него рамочку и ребята повесили его в классе.

На другой день они написали ответное письмо бойцам и обещали им учиться хорошо, заботиться о семьях фронтовиков и друг о друге. Нюра переписывала письмо три раза, пока решили, что в таком виде его можно послать бойцам.

Марья Дмитриевна дала для письма большой, красивый конверт.

Таня пошла в Холмы

- Валя Веселова!

- Здесь!

- Климов!

- Есть!

- Теплых!

- Тут!

Таня вызывает ребят и отмечает в журнале отсутствующих. Сегодня что-то малолюдно в классе. Да и то видно,- быть метели. Ветер так и стучит в окна, так и хлещет по стеклам мокрым снегом.

- Нюра Валова!

- Нету.

Таня забеспокоилась.

- Кто знает, почему нет Нюры?

- Я знаю,- говорит Манька,- мы за ней зашли, а она болеет. Красная вся, не ест ничего. Ее мамка вторые сутки домой не приходит, потому как на ферме отел начался. А ребята хнычут. Мы в избу Дров занесли и печку затопили. Беда! Наверно, помрет!

- Что ты! - ужасается Таня.

- Балаболка! - машет рукой Саша.

- Да вы Александре Степановне сказали, что Нюра захворала? спрашивает Миша.

- Нет, мы не успели, в школу торопились.

- Ну, после уроков пойди и скажи ей, чтоб домой поспешала, а то Нюре одной плохо.

Прозвонил звонок.

Тане не до уроков. Никак она не может рассчитать, сколько стоит печенье и сколько сахар. Думает Таня только о Нюре. Как она там, бедная? Ведь четверо малышей, надо их напоить, накормить. Одна круглая Тонька чего стоит! Тане так жалко, так жалко Нюру! Слезы накипают у нее в глазах.

- Чижик,- толкает ее в бок Миша,- у тебя ошибка в делении.

- Ну и пусть ошибка, пусть! Может, Нюра там и правда умирает... А мы обещали бойцам заботиться друг о друге. И у Нюры тоже отец на фронте...

После уроков Таня не успевает посоветоваться с сестрой. Елена Павловна быстро уходит в учительскую,- сегодня педсовет.

Тогда Таня обращается к ребятам.

- Дружные,- говорит она,- мы должны сейчас же пойти помочь Нюре, нельзя же ее так оставить.

Но ребята с сомнением поглядывают в окна.

- Я сегодня в школе останусь,- говорит Манька.- Метель будет.

- И я хотел...

- И я...

Ребята растеряны,- ведь Нюре помочь нужно.

Таня взрывается:

- Вот вы какие "дружные"! В лес по ягоды ходить, в лапту играть, сказки слушать... А как товарищ в беде, так всей вашей дружбе конец! А кто обещал радоваться вместе и помогать в беде? Ну, так я одна пойду.

- Да подожди ты, Чижик,- урезонивает Миша.- Сейчас я побегу, скажу Александре Степановне.

- Александра Степановна уехала в луга за сеном,- говорит Алеша,вернется к вечеру.

- Вот что, ребята,- говорит Миша,- я пойду Власьевне скажу. Она что-нибудь придумает, может, лошадь достанет; и я с ней съезжу.

- И я тогда поеду,- говорит Манька,- там ведь по хозяйству помочь надо, ты сам не сумеешь.

- А мы и ночевать сможем,- говорят сестры Веселовы.

Но Власьевны в сторожке не оказалось.

- Подождем часик, педсовет кончится, и мы всё скажем Марье Дмитриевне,- решает Миша.

Но Таня уже вся горит. Ей кажется, что Нюре надо помочь сейчас же, сию минуту, нельзя ждать целый час.

Она вызывает Маньку в коридор:

- Маня, ей очень плохо?

- Очень, ой, очень,- говорит Манька и поджимает губы.

- Вот что,- говорит Таня,- ты молчи, Маня, а я пойду сейчас... Будешь молчать?

- Ага...

Таня натягивает на себя шубейку и выскакивает на крыльцо.

Ох, и неуютно же на дворе!

Тучи совсем навалились на землю, порывами налетает злой ветер, тревожно гудят ели в лесу.

Таня плотнее запахивает шубейку и идет к воротам.

Манька в одном платье выбегает на крыльцо.

- Чижик, подожди меня, Чижик! Я пойду с тобой, только оденусь.

Но Таня уже не слышит ее...

* * *

Буран налетел внезапно. Закрутились по дороге белые смерчи, затрещали сосны, изгибаясь в дугу, сыпля вниз сухой, колючий снег. Ели судорожно размахивали лапами. Снег закручивался кольцом вокруг их черных ног. Обжигающий студеный ветер захватывал дыхание. Таня поворачивалась к нему спиной, отдыхала и снова пускалась в путь, если можно было говорить о пути в этом густом колючем, белом молоке, которое кипело вокруг нее.

Сухой снег забивался за ворот шубейки, в рукава, в валенки, и некуда было от него спрятаться. Ноги увязали в сугробах; в двух шагах ничего не было видно.

Таня наткнулась на дерево, оцарапала щеку, остановилась. Метель выла по-волчьи, свистела, звенела, грохотала. На щеках нарастала ледяная корка. Таня то и дело стирала ее уже совсем мокрой варежкой. Ресницы заиндевели, стыли ноги...

Вернуться? Но где-то уже близко должны быть Холмы, а там Нюра, лежащая в жару, одна, беспомощная, Нюра, которой Таня давала клятву дружбы...

И Таня снова упрямо двигалась вперед, увязая в сугробах, борясь с развевающимися полами шубейки, останавливаясь, чтобы перевести дыхание...

Метель кончилась так же внезапно, как началась.

Куда-то дальше улетел разъяренный ветер. Еще дрожа, выпрямились сосны. Ели, освобожденные ветром от своих снежных покровов, расправили усталые сине-зеленые лапы. На чистом небе проглянули колючие холодные звезды. Поземка, слабея, еще крутилась у ног, запорашивая валенки. Вот и она улеглась. Таня вытерла мокрое лицо концом платка, стряхнула шубейку, осмотрелась и сразу поняла: сбилась с дороги. Во рту стало сухо, засосало под ложечкой.

"Ну, ничего, ничего,- уговаривала она себя.- Я не могла отойти далеко от проселка. Он где-то здесь, совсем рядом. Направо, вон за той сосной.

Уходя в снег по колени, с трудом выдирая из сугробов задубевшие валенки, Таня побрела направо. Но лес там становился гуще, снег глубже, проселка не было.

"Я ошиблась, мне нужно налево",- думала Таня и поворачивала налево.

Сосны равнодушно смотрели на маленькую, петляющую по снегу девочку.

"Только не пугаться, только не пугаться,- убеждала себя Таня.- Сейчас я вспомню, как нужно в лесу находить путь: "Путь нужно находить по звездам, по мху и по годовым кольцам на пнях..." Сейчас я посмотрю, где север, где юг - и найду дорогу".

Таня говорила вслух, чтобы не слышать тяжелой зимней лесной тишины. Звезды не помогли Тане. С трудом нашла она Большую Медведицу, долго всматривалась в начищенный серебряный ковш, но это ничего не сказало ей о дороге. Мох? Годовые кольца? Но где это найдешь под метровым снегом? Раздвигая ветви, Таня где-то потеряла варежку и дышала теперь на правую руку и отогревала ее на груди.

Ноги у Тани дрожали, сердце стучало часто-часто, губы запеклись.