Страница 3 из 26
Случайно услышав этот довод, доктор Роллинсон решил, что имеет смысл продолжить расследование. Те свидетельства, которые ему удалось собрать, подтверждали истинность этой истории. Причем, песня эта, если верить свидетелям, отнюдь не была обыкновенной детской песенкой, а имела своим содержанием нечто вроде прелестных служанок и пенящихся винных кубков, из тех, какую мог бы написать Томас Мур, и какую джентльмены могли бы исполнять спустя пару часов после начала пиршества. Дело принимало для Арчибальда серьезный оборот. Однако дальнейшее расследование придало ему иную окраску. Выяснилось, что эту песню частенько пел в присутствии Арчибальда до случившегося с ним припадка достопочтенный Ричард, к которому, как уже говорилось, мальчик испытывал странную привязанность.
Возможно, именно потому, что любовь - хороший учитель, мальчик приобрел способность повторять некоторые куплеты про себя, конечно, не понимая их смысла; и, скорее всего, бессознательно, напевал их так, как это делал бы обычный попугай; причем, всегда в определенное время, а именно после того, как его укладывали спать, и он глядел в темный потолок, прежде чем заснуть. Само по себе это не было чем-то примечательным; загадка заключалась в том, почему он делал это сейчас? Из всех обрывков, сохранившихся в его памяти, почему уцелела именно эта песня, смысла которой он никогда не понимал? Может быть, виной всему была его привязанность к мистеру Пеннроялу? К такому заключению мог бы прийти человек сентиментальный, но доктор был человеком здравомыслящим. Возможно, мальчик притворялся? Нет, это невозможно. Но тогда, в чем же причина?
К этому времени доктор уже убедил себя, что решение этой загадки в значительной мере прояснит остальное. Поэтому он делал заметки и продолжал наблюдать и анализировать. Во-первых, он обнаружил, что пение происходило при тех же обстоятельствах, что и до припадка, и никак иначе.
Тогда он придумал эксперимент, чтобы выяснить, сознавал ли Арчибальд, что он поет, или же это было чисто механическое действие, в то время как его ум был занят другим. После того как ребенок лег в постель, он тихо расположил лампу так, что та отбрасывала круг света на потолок над кроватью, а остальная часть комнаты оставалась в тени. В ту ночь песни слышно не было, и в течение недели он еще дважды повторил свой опыт, с тем же результатом. В другой раз он попросил достопочтенного Ричарда войти в комнату, примыкавшую к детской, и спеть песню так, чтобы Арчибальд мог ее услышать. Арчибальд услышал ее, но не подал виду, что она его интересует. Затем его привели к мистеру Ричарду; это была их первая встреча после припадка. Это должно было подтвердить привязанность ребенка. Но этого не случилось. Напротив, после того, как он в течение нескольких минут смотрел на дядю едва ли не исподлобья, Арчибальд отвернулся с выражением явной антипатии, и после этого его уже не удавалось подвести к дяде против его воли. Привязанность очевидным образом исчезла.
- Нет, мадам, успокойтесь, - несколько бесцеремонно сказал доктор вечером за чашкой чая леди Малмезон. - Ребенок не подменыш, но он изменился, причем, изменился к лучшему, клянусь Богом! Теперь он может отличить тухлое яйцо от свежего, - продолжал доктор с многозначительным смешком, значение которого, впрочем, леди Малмезон, возможно, не уловила. Но дело заключалось в том, что доктор Роллинсон никогда особенно не любил достопочтенного Ричарда Пеннрояла.
На следующий день случилась новая неожиданность. Арчибальд пошел, как обычный мальчик его возраста.
- И как же это случилось? - спросил доктор.
Ему рассказали, что это произошло, когда пришло время его кормить; он сидел в своем маленьком кресле в одном конце детской, когда Мегги показалась в другом. Едва завидев ее, он, как обычно, поднял крик, но Мегги, вместо того чтобы направиться прямо к нему, остановилась, чтобы перекинуться парой слов со старшей няней, расстегивая при этом платье, и нетерпение мастера Арчибальда было доведено до крайности нетерпеливым взглядом на то, что его ожидало. А потом, прежде чем кто-либо что-то смог понять, вскочил со стула, побежал, не прекращая реветь, и потянул Мегги за платье.
- Не прекращая реветь, вот как? - сказал доктор.
- А двигался так, словно ему лет десять, сэр, и мы были сильно удивлены этому; не могли бы вы, сэр, что-нибудь сказать по этому поводу?
- Что-нибудь сказать?.. Ну, это именно то, чего я вправе был ожидать, вот что я вам скажу! - ответил доктор Роллинсон, который, по-видимому, уже начал прозревать разгадку великой тайны. Но пока что он не стал давать никаких объяснений.
Чуда с хождением Арчибальда больше не повторилось, хотя в течение нескольких недель он прошел стадии ползания и хождения неуверенного, пока совершенно не освоился и не стал передвигаться самым активным образом. Во всем остальном также наблюдался прогресс. От невнятного бормотания он перешел к внятному произношению; его словарный запас пополнялся с поразительной быстротой и, вопреки своей прежней привычке, он говорил все чаще и чаще. Если раньше он был молчуном, то теперь отличался болтливостью; его наблюдательность и цепкая память вызывали восхищение. Короче говоря, он использовал свои пять чувств в десятки раз лучше, чем в прежние времена; и никто из тех, кто видел его сразу после припадка, не узнавали в нем сейчас того же самого ребенка. Он не просто наверстывал упущенное, - он несравнимо опережал свое прежнее "я"; казалось, он высвободился из ментального и физического кокона, - отбросил в сторону сковывающую неуклюжесть и с необыкновенной легкостью устремился вперед в своем развитии. В конце года он выглядел десятилетним, и за этот год изменился до неузнаваемости. И хотя он прожил на самом деле всего восемь лет, первые семь не оказали никакого влияния на его физическое и умственное развитие. Он, несомненно, не сохранил воспоминаний об этом времени; он словно не прожил их. Единственное, что осталось ему в наследство от них, - это упитанное, здоровое тело; во всем остальном Арчибальд был новым человеком. Он заново познакомился со своей семьей и окружающими, но здесь произошли некоторые изменения. Кроме случая с дядей, было замечено: он испытывал антипатию к тем, кого раньше любил, и наоборот.
Пример незначительный, но интересный, подобно всему остальному в таком странном деле, как этот, - случай с пятнистой кошкой, похороненной в саду. Арчибальда привели к могиле, которую он так трогательно посещал до своего припадка, - через несколько недель после того, как он чудесным образом изменился; были использованы все средства, чтобы оживить в нем воспоминание о тяжелой утрате; дошли даже до того, что обнажили останки бедного животного... Арчибальд поначалу отнесся ко всему безразлично, затем - интересом, а потом - с глубоким отвращением. И больше ничего. Все ассоциации, связанные с его любимицей, скорбь о потере которой, как предполагалось, и стала причиной припадка, совершенно исчезли из его сознания, как если бы никогда в нем не присутствовали. Более того, в нем обнаружилось отвращение к кошкам, все время возраставшее; в то же время собаки, чье присутствие он терпеть не мог, теперь стали его любимыми спутницами. То же самое происходило и с другими вещами; у мальчика вырабатывалось новое отношение ко всему в жизни, - независимое от его прошлого к нему отношения. Характер его также изменился; он больше не был робким, милым и послушным, но решительным, предприимчивым и смелым. Уже тогда было понятно, что с таким характером он легко займет в мире то положение, к которому будет стремиться.