Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 26



<p>

Archibald Malmaison</p>

<p>

by Julian Hawthorne</p>

<p>

1879</p>

<p>

I</p>

   Арчибальд Малмезон был вторым сыном сэра Кларенса Батта Малмезона, из Малмезона, Сассекс. Судьба распорядилась так, что он родился 29 февраля 1800 года. Его старший брат, Эдвард, родившийся в 1798 году, скончался раньше него, о чем будет сказано ниже. Других братьев у него не было, но после Арчибальда на свет появились четыре девочки, две из которых умерли в детстве от скарлатины, а оставшиеся выросли и вышли замуж. Однако, поскольку они не имеют никакого отношения к нашей истории, мы больше не будем о них упоминать.

   Малмезоны, как это следует из фамилии, имели французское происхождение и были гугенотами. Подобно другим эмигрантам, в течение одного-двух поколений произношение их фамилии было совершенно варварским образом искажено, в результате чего о них стали говорить, как о Малмси.

   Как случилось, что замок императрицы Жозефины был назван таким же образом, автору неизвестно; во всяком случае, сассекские Малмезоны имеют преимущественное право так называться. Поместье, занимавшее от семисот до восьмисот акров земли, располагалось в той части графства, которая граничила с графствами Кент и Сюррей. Полковник Баттлдаун, солдат Полуострова, владел соседним поместьем в Кенте, в то время как прилегающий уголок Сюррея принадлежал в то время достопочтенному Ричарду Пеннроялу, - тому самому, чей отец, лорд Эпсом, по слухам, выиграл у Фокса девяносто тысяч фунтов за один вечер. Эти три семьи находились в дружеских отношениях с самого начала правления Георга III.



   Сэр Кларенс был союзником отца достопочтенного Ричарда в парламенте (оба принадлежали к вигам), а полковник Баттлдаун, хотя и был тори, представлял собой замечательную компанию; при этом его политические заблуждения нисколько не вызывали отторжения, а, наоборот, служили неиссякаемой темой оживленных разговоров. Сказать по правде, кажется, эти три джентльмена, должно быть, провели немало времени в шумных дискуссиях за тремя-четырьмя вечерними бутылками кларета после тяжелого дня, посвященного служению стране и обществу.

   Самым младшим из троих был достопочтенный Ричард; ко времени рождения Арчибальда ему было немногим больше двадцати; но он обладал таким же холодным, проницательным умом и серьезностью, как и его старшие товарищи, над которыми он, как кажется, даже имел некоторую власть. Возможно, он унаследовал что-то от своего благородного отца - умение спокойно играть при больших ставках, когда капризная фортуна сомневалась, чью сторону ей принять. В 1801 году он женился на мисс Джейн Малмезон, сестре баронета, бывшей на пятнадцать лет старше него, но зато она принесла ему пятьдесят тысяч фунтов стерлингов - сумму немалую в те времена.

   О миссис Пеннроял следует сказать следующее: через семь лет после замужества, в возрасте сорока двух лет, она совершенно потеряла память, а спустя еще несколько лет случайно упала в декоративный пруд с рыбками и утонула в нем, прежде чем ее хватились слуги. Ей устроили пышные похороны, но, как кажется, ее смерть мало кого огорчила. Детей у нее не было.

   Была ли бедная старая Джейн первой представительницей рода Малмезонов, проявившей какую-то слабость или иным каким путем получившей покровительство высших сил? Существовало древнее предание о том, что сын или внук первого эмигранта заключил какое-то соглашение со злым духом, согласно которому он (сын или внук) продлевал свое земное существование на сто сорок лет с помощью хитроумного способа: он жил семь лет подряд, после чего на семь лет погружался в сон. В обмен на это он, конечно же, подписал обычный в подобных случаях договор с его темным величеством.

   Окончательный результат этой сделки, - как это обычно бывает в подобных случаях, - неизвестен. Удалось ли этому достойному джентльмену добраться до своего третьего полувека? И не приобрел ли он к тому времени достаточную сметливость, чтобы обмануть вторую сторону договора относительно своего долга? История об этом умалчивает; единственное, что утверждается с видимой уверенностью, это то, что сэр Юстас де Малмезон обладал способностью по своей воле исчезать с глаз людей. Возможно, он завещал это свое полезное качество некоторым из своих потомков; ибо среди семейных документов имеется любопытное повествование, подписанное и засвидетельствованное, в котором говорится, как один из членов семьи во времена (как кажется) второго претендента, ощущая на себе сильное давление приспешников немецкого принца и преследуемый ими вплоть до крайней восточной комнаты его замка Малмезон, внезапно стал невидим, так что от него не осталось ничего, кроме кинжала и плюмажа с его шляпы. В то время в этой комнате имелся только один выход, а соседняя комната была битком набита солдатами.

   Далее в хронике сообщается, что исчезновение не было окончательным: беглец вновь объявился на третий день, на том же самом месте, где прежде исчез, но, по-видимому, в гораздо худшем состоянии. Поначалу его приняли за привидение и бросились врассыпную; но он поспешно направился в столовую и, обнаружив на столе большую говяжью вырезку, набросился на нее и в удивительно короткое время уничтожил целиком, запив полутора галлонами бургундского. Этот подвиг восстановил веру домочадцев в материальную состоятельность их господина, вследствие чего последовало множество благодарений, пиров и ликования. Тайна исчезновения, впрочем, так и осталась нераскрыта.

   Автор приводит эти старые записи, ничуть их не изменяя; возможно, в них содержится указание на то, что семью Малмезонов отличали некоторые необычные особенности.

   Что касается Арчибальда, то его можно было назвать скорее невзрачным, чем ярким. Он рос унылым, флегматичным ребенком, не плакал и не шалил; целыми днями он просиживал с одной-единственной игрушкой, не играя в нее, а держа в руках или зажав между колен. Он начал ползать, ходить и говорить строго в положенное для этого время. Казалось, он решил жить в соответствии с днями своего рождения - то есть в четыре раза медленнее, чем остальные люди. Единственное, что он умел делать хорошо - это есть и спать; но при этом он никогда не казался ни полностью проснувшимся, ни вполне сытым. Как и следовало ожидать, телесно он быстро развивался, и в семь лет (или год с тремя четвертями, как шутил баронет) весил на добрых двенадцать фунтов больше, чем его брат Эдвард, бывший на два года старше него, хотя, при этом, его нельзя было назвать крепким ребенком.

   Он казался ласковым, но в какой-то особенной манере, потому что его симпатии были чрезвычайно ограничены. Он очень любил пятнистую кошку, которая была для него всем на свете; за ней шла его маленькая сестренка; а далее, как ни странно, он испытывал какое-то собачье восхищение по отношению к достопочтенному Ричарду Пеннроялу - чего данная особа совершенно не заслуживала и, вероятно, не желала. Он также остро чувствовал окружающую обстановку; он никогда не ощущал себя в полной мере дома нигде, кроме как в детской, в которой спал; с другой стороны, он всегда проявлял признаки повышенного беспокойства и отвращения, когда его вносили в восточную комнату - ту самую, в которой таинственным образом исчез, а затем снова появился, его прадед. Однако единственное, что заставляло его плакать, - это компания маленькой Кейт Баттлдаун, единственной дочери полковника, которая была на год или два младше Арчибальда и считалась самой милой и изящной малышкой в округе. Но Арчибальд, которому шел восьмой год, был готов на все, лишь бы избежать ее общества - даже уйти пешком.