Страница 89 из 118
Он снова вздохнул, распрямил плечи.
— Что вы такого натворили? — спросил Кроули.
— Я просто… — тот беспомощно взмахнул рукой. — Я гадкий человек, Энтони. Слабый и гадкий. Если бы я не был таким трусом, я бы вскрыл себе горло бритвой. Но я трус. А ещё… я надеюсь, Господь простит мне мои грехи, если я буду усердно помогать людям. Я же врач, — он развёл руками, посмотрел на свои ладони. — Вы скажете, что это меркантильно? — спросил он.
— Нет, — почти равнодушно ответил Кроули. — Я скажу, что это разумно. Должна же эта система работать — ты грешишь, потом каешься, потом тебе отпускают грехи и ты отправляешься на небеса с чистой совестью, прощённый и умытый благостью. Если это так не работает — какой тогда вообще смысл ходить в церковь?
Уильям смотрел на него так, будто Кроули открыл ему глаза на нечто невиданное.
— Вы правда так думаете? — спросил он. — Вы верите в искупление?
— Ну, если его для вас не существует — всех вас конкретно надули.
— Спасибо, — негромко сказал Уильям.
У него дрогнул голос. Он отвернулся. Кроули сжевал кусок сыра, запил виски. В голове неприятно гудело, будто какое-то время назад в ней ударил огромный колокол, и его невидимый звон до сих пор отдавался во всём теле, даже в костях черепа, в зубах и в позвоночнике. Кроули перебрался на кушетку, накинул на себя предложенное Уильямом пальто. Разговаривать дальше ему не хотелось. Хотелось проспать ещё лет сорок.
Когда Кроули проснулся утром, Уильяма в кабинете не было. На столе, рядом со вчерашним хлебом и сыром, лежала записка. Уильям сообщал, что сегодня будет отсутствовать весь день, но кабинет в полном распоряжении Кроули. Также была деликатная приписка, что если ему понадобится освежиться, то он найдёт в ванной комнате и мыло, и бритву, и горячую воду. Рядом лежал ключ, уже без дополнительных пояснений — видимо, на случай, если Кроули, освежившись, решит прогуляться.
Сидеть без дела оказалось удивительно скучно, так что Кроули действительно решил последовать совету Уильяма.
Оценивая свой вид в зеркале, он удивился, как этот человек вообще впустил его к себе, да ещё и оставил в одиночестве. Кроули выглядел заросшим, помятым, пыльным. Он бы не доверил сам себе даже фантик от конфеты. В волосах оставались соломинки, на одежде — пятна от земли и мучной пыли, сухая трава. Кое-где её даже прогрызла моль, один рукав распоролся, в прорехе торчали нитки. На воротнике сюртука, когда-то считавшегося модным, были видны следы крысиных зубов. Кроули разглядывал себя, склонив голову набок. Он не помнил, чтобы когда-либо в своей жизни так жалко выглядел. Ему определённо нужна была хорошая ванна. И новая одежда.
Приведение себя в приличный вид заняло у него весь день — не потому, что это было так тяжело, скорее потому, что Кроули никуда не торопился. Он даже избавился от похмелья, которое ему надоело — он никогда не видел смысла в излишних страданиях.
Вечером в замке загремел ключ.
— Энтони? — окликнул Уильям от двери. — Я вернулся. Надеюсь, вы не откажетесь разделить со мной… — он заметил Кроули, резко остановился. — Простите? — растерянно окликнул он. — А где… — он оглянулся, явно стараясь отыскать прежнего Кроули.
Тот взмахнул рукой.
— Это всё ещё я.
— Боже, — выдохнул тот, опуская руки. Покраснел, поспешно отвёл взгляд. — Я вижу, вы нашли… простите.
Он начал суетливо доставать из корзины покупки, завёрнутые в бумагу. Кашлянул, выпрямился.
— Я очень рад, что вам стало лучше. Я был в городе. Подумал — если вам некуда идти… вы могли бы остаться. Здесь. Я подыскиваю себе комнату. Это займёт всего несколько дней. Если вы хотите… Честно говоря, я не привык жить один. Сначала родители, потом колледж… Потом я женился, появились мальчики. Я подумал, два одиноких холостяка… Это ведь довольно удобно — и значительно дешевле. Так что если…
Он остановился, провёл рукой по лбу, прикусил губу и выпустил её.
— Боже, что я несу, — вздохнул он. — Не знаю, что на меня нашло.
Кроули молча смотрел на него, несколько недоумевая, что заставило его так разнервничаться.
— Надеюсь, вы голодны, — спокойнее сказал Уильям.
— Пожалуй, — отозвался Кроули, чтобы не молчать в ответ на этот сбивчивый монолог.
Уильям выдохнул с заметным облечением, коротко улыбнулся.
— Простите, я, кажется, наговорил лишнего, — сказал он, разворачивая покупки. — Кстати, я захватил вам газету, — добавил он, стараясь, чтобы это прозвучало небрежно. — Я заметил, вчера вы читали, так что взял на себя смелость…
Он положил на край стола свежий выпуск «Дейли Ньюс».
— Вы всегда так заботитесь о каждом первом встречном? — спросил Кроули, который совершенно не ожидал такого потока благодеяний на свою голову.
— Я же врач, — сказал Уильям, явно полностью взяв себя в руки. Правда, на Кроули он старался не смотреть. — Заботиться о людях — моё призвание.
Кроули хмыкнул.
— Все мы порой попадаем в трудные ситуации, — сказал Уильям. — Всем нам иногда нужен тот, кто в тяжёлую минуту протянет руку помощи. Это и делает нас людьми.
Кроули задумчиво почесал за ухом.
— А вы говорите — не ангел, — меланхолично заметил он.
Уильям фыркнул, но его невольная улыбка была крайне польщённой.
— Спасибо.
Кроули сидел за его рабочим столом, разглядывал человека, подперев подбородок ладонью. Кроули был в растерянности, но хорошо это скрывал. Уильям не имел ни малейшего понятия о том, кому и что он предлагал. Но предлагал — бескорыстно, без расчёта на какую-то выгоду для себя, без желания даже гордо возвыситься над тем, кому помогает. Это было удивительно. Это было до крайности странно.
Жить здесь?.. В маленьком лондонском пригороде? Почти в глуши. Среди рабочих, фермеров, ремесленников. Скоротать время до Апокалипсиса тихой, незаметной жизнью.
Кроули взял ломоть свежего хлеба, положил на него кусок ветчины.
Уильям шумно выдохнул, сел за стол напротив него, подвинув себе табурет.
— Простите, если я покажусь бестактным. Но я хотел сказать, — твёрдым голосом произнёс он, не поднимая взгляда, — у вас очень красивые глаза, Энтони.
— Мм? — отозвался Кроули с набитым ртом.
— Очень необычный цвет. Никогда такого не видел, — очень спокойным голосом сказал Уильям. — Практически золотой. Поймите меня правильно, я же врач, — быстро добавил он. — Быть наблюдательным — моя профессиональная обязанность.
Кроули приподнял бровь. Обычно люди никогда не обращали внимания на его глаза. Обычно люди вообще предпочитали не замечать очевидных вещей, если те выходили за рамки их понимания. Никто и никогда не комментировал глаза Кроули — даже в то далёкое время, когда он обходился без очков, и даже в то время, когда тёмные очки, которые он носил ради красоты, не могли полностью скрыть этот признак его демонической природы. Люди просто упускали их из вида.
— Генетика, — сказал Кроули.
— Разумеется, — отозвался Уильям, будто соглашался только для вида, на самом деле твёрдо веря в то, что такой цвет не мог быть присущ обыкновенному существу.
Он дышал тихо, но взволнованно. Взгляда не поднимал. Румянец на его щеках был отчётливо ярким.
До Кроули наконец дошло, в чём была причина такого внезапного нервического поведения — и что за чувства Уильям так старательно прятал. И почему разошёлся с женой. И почему считал себя «гадким».
Это был далеко не первый раз, когда людей ослепляло влечение к нему. Кроули просто никогда не рассматривал это как что-то значительное и заслуживающее внимания. Но сейчас почему-то ему захотелось подумать об этом иначе.
Он ещё раз обежал глазами светлые волосы, округлые контуры опущенного лица. В груди что-то кольнуло и спряталось.
— Я думаю, — сказал он, не тратя время на долгие размышления, — это хорошее предложение.
Уильям вскинул глаза. В них почему-то был страх.
— Двум холостякам лучше держаться вместе, — добавил Кроули, чтобы не осталось никаких сомнений, о каком предложении идёт речь.