Страница 88 из 118
— Если б ему… — Он снова остановился, потеряв едва начатую мысль. Ему казалось, он крепко держал её за хвост — но у него в руках оказался только обрывок хвоста, а сама мысль испарилась. — Делать ему больше не… — начал Кроули ещё раз и снова остановился.
В этот раз мысль ему попалась довольно ясной, но произнести её вслух — даже додумать до конца — было таким тяжёлым трудом, что Кроули бросил стараться, едва разглядев её очертания. На неё ушла бы дюжина слов — да кто вообще в своём уме способен произнести фразу из дюжины слов подряд?!
— Никому мы не нужны, — буркнул Кроули наконец. Эта мысль была простой, правдивой и короткой. И неважно, что она не имела особенного отношения к высказыванию, с которым Кроули изначально пытался спорить.
— Я не согласен. Я верю, что Господь любит нас, — сказал Уильям. Прозвучало как-то совершенно невесело.
— Никого он не любит, — возразил Кроули. И повторил: — Никого, — определённо подразумевая под этим множеством не только великое число людей, но также и сонм ангелов с полчищем демонов.
— Выдался тяжёлый день? — с вежливой жалостью спросил человек. — Вы из тех, кто прокладывает тоннель для новой ветки метро, верно? Непростая работа.
— А-а, — Кроули отмахнулся, демонстрируя, что не желает развивать эту тему. — Э-э!.. — с гримасой добавил он, намекая, что тут не о чем говорить — жизнь, как известно, штука паршивая по определению, чем бы ты ни был занят, и обсуждать тут нечего: это факт.
— Н-да, — с таким вздохом понимания добавил Уильям, что Кроули против воли проникся к нему совершенно неожиданной симпатией. И посмотрел на него повнимательнее, оторвав взгляд от газеты.
Уильям был круглолицым, плотным мужчиной лет тридцати. Прикладываясь к виски, он высоко поднимал брови, отчего его лицо становилось по-детски удивлённым. У него были светлые, аккуратно причёсанные волосы, мягкие чистые руки с круглыми ногтями. На щеках сидел заметный яркий румянец — явно не от смущения и неловкости, скорее от выпитого и духоты в пабе.
Поставив стакан на стойку, он вернул взгляд на Кроули. Тот встретил его с рассеянным спокойствием. В душе у него всё было тихо — за исключением глубочайшего и тошного осознания бессмысленности всей этой возни перед лицом близкого конца света. Он подлил себе ещё, качнул бутылкой в сторону соседа, и тот согласно кивнул. Кроули понравилось, что тот не стал щепетильно отказываться. Уильям нравился ему всё больше — он был простым. Простым человеком с простой жизнью. Кроули такой никогда не знал. Он вечно был в погоне за ускользающими фанта…
В основание черепа, казалось, ударила молния, даже в глазах потемнело. Проморгавшись, Кроули открыл рот, помотал головой. Это было на удивление больно. Его память, очевидно, предпочитала, чтобы он не лез в неё — и Кроули охотно согласился с её аргументами. Жить сегодняшним днём, ничего не вспоминая о прошлом — разве это не замечательно и удобно?
— Значит, жена ушла? — спросил он, чтобы отвлечься на чужие горести.
Уильям шумно вздохнул, сцепил пальцы вокруг стакана.
— Я не могу её осуждать, — виноватым тоном сказал он. — Она права — мне не место среди обычных людей.
— О-о, — саркастично протянул Кроули. — Среди обычных людей кому угодно найдётся место, даже чёрту с рогами.
Сосед засмеялся — но быстро опять стал серьёзным. Кроули отвлечённо разглядывал его: почему-то у него не возникало никаких предположений о том, в чём этот Уильям мог провиниться перед своей женой. Он выглядел… хорошим. В нём не читались ни пороки, ни низменные страсти. Обыкновенная, простая душа — такому прямая дорога на небеса.
— Я сам от неё ушёл, — признался Уильям. — Не хочу портить ей жизнь. Она заслуживает лучшего.
Он сказал это с такой искренней грустью, что в Кроули едва не проснулось любопытство. Это что, этот человек с незамутнённой душой по-настоящему верит, что недостаточно хорош для какой-то женщины? Скользнул взглядом по работягам с уставшими, тусклыми лицами.
— Лучшего? — переспросил Кроули.
Сосед снова засмеялся, в этот раз совершенно невесело.
— Да, — сказал он. — Лучшего.
В конце концов, это было его дело. Кроули не собирался никого ни в чём переубеждать. Он подпёр голову рукой, задумчиво разглядывая старые круги и царапины на столешнице.
— Вам бы не помешал пластырь, — деликатно заметил Уильям.
Кроули вяло угукнул, что можно было трактовать одновременно как «да» и «я собираюсь умереть от заражения крови».
— Где вы живёте?
Кроули пожал плечами. Он как-то упустил из виду, что ему нужен ночлег. Впрочем, нужен ли? Он мог спать, мог не спать — его тело не нуждалось в человеческом комфорте, оно просто существовало, облекало его дух в необязательную, но удобную материальную форму.
— Нигде, — бездумно ответил он.
Его сосед огорчённо вздохнул. После короткой паузы тронул Кроули за рукав.
— Послушайте, Энтони.
Кроули поднял на него довольно нетрезвый взгляд.
— Не сочтите за грубость… Я понимаю, все мы иногда попадаем в тяжёлые обстоятельства. У меня здесь — недалеко — кабинет. Я врач. Могу я предложить вам свои услуги? Честно говоря, — он неловко улыбнулся, — я сам как раз собирался туда. Надо же где-то ночевать, раз уж мы с Мартой… — он оборвал себя, явно не желая снова жаловаться на жизнь. — Я буду рад компании, вы меня совершенно не стесните. Утром, на свежую голову, всё легче решается.
Кроули равнодушно пожал плечами. В его ситуации ничего не решалось ни на свежую голову, ни на пьяную. Но, пожалуй, он был не против компании.
Кроули приземлился задницей на кушетку, потом растянулся на ней во весь рост и сложил руки на груди. Пластырь неприятно стягивал кожу на виске, Кроули всё время хотелось его отодрать, но в этом неприятном ощущении было что-то до удивления человеческое, и Кроули решил пока ничего не менять.
— У меня здесь нет одеял, — извиняющимся тоном сказал его новый знакомый. — Но я могу одолжить вам своё пальто.
— Одолжите мне что-то, из чего можно пить, — предложил Кроули.
В кабинете стоял сумрак, сквозь плотные шторы пробивался неверный свет газовых фонарей.
— Эммм… — окликнул Кроули.
— Уильям, — тот обернулся с понимающей улыбкой.
— Уильям, — повторил Кроули, садясь. — Я знал одного Уильяма.
— Ничуть не удивлён, — отозвался тот, раскладывая на высоком столе для осмотра, застеленном «Дейли Ньюс», две бутылки виски, четверть головы сыра, подсохший хлеб и холодную грудинку.
По дороге до врачебного кабинета они наткнулись на открытую лавку, которая каким-то чудом работала в этот час, и обзавелись ужином.
— Уильям — распространённое имя. Думаю, любой человек может сказать, что знал одного Уильяма. Вы теперь знаете даже двух.
Кроули ногой подцепил табурет и придвинул его к столу, перебрался на него. Откупорил бутылку. В основном пил Кроули, Уильям прикладывался понемногу, сказав, что завтра ему нужна будет ясная голова.
— Тот Уильям, которого вы знали — чем он вам запомнился?
— Писал стихи, — сказал Кроули.
— Хорошие, надеюсь?
— Когда как.
— Прочтёте что-нибудь? — попросил Уильям. — Очень не хочется сидеть в тишине.
— «Коль слезы есть у вас, готовьтесь плакать», — процитировал Кроули.
Уильям фыркнул и рассмеялся. Взмахнул рукой, будто хотел остановить себя — но не смог, смеялся, будто не мог прекратить это. Ему даже не помогло закрыть глаза и прикрыть рот рукой. Кроули смотрел на него, не улыбаясь.
Уильям, остановившись передохнуть, похлопал его по руке.
— Спасибо, Энтони, — искренне сказал он, улыбаясь и промокая проступившие в уголках глаз слёзы. — Спасибо. Вы хороший человек.
Кроули пожал плечами, не видя смысла возражать, что он и не человек, и уж точно не «хороший».
Уильям глубоко вздохнул, как человек, с плеч которого упал тяжкий груз.
— Я люблю её, конечно, — тихо сказал он. — Её и мальчиков. Но им будет лучше без меня. Развода не будет — это уничтожило бы её репутацию. Мы просто тихо разъедемся. Вот и всё.