Союзник

Однако ожидания совета долгое время не оправдывались. Лесков вообще никак себя не проявлял. На собраниях он преимущественно молчал, словно происходящее его совершенно не касалось. Складывалось ощущение, что Дмитрий согласился войти в совет лишь для того, чтобы его наконец оставили в покое.

Но теперь на Спасскую пришел человек, по вине которого пала Адмиралтейская, и Дмитрий, проигнорировав требования совета не вмешиваться, направился к чужаку. Он знал, как подобное непослушание воспримет Волков, но все же надеялся, что старик поймет его мотивы. Иначе придется заставить его понять.

Сейчас, глядя на истерзанного Призрака, Дмитрий думал, что правильнее: разбудить его, или лучше сначала позволить Альберту разобраться с его ранами. По сути несколько часов ожидания не могли существенно ничего изменить. Наемник выглядел настолько паршиво, что вряд ли сумеет подняться без посторонней помощи, не говоря уже о том, чтобы кому-то навредить. Так что в этот раз скорее сам Фостер находился в опасности. Одного взгляда на Алексея было достаточно, чтобы понять, как присутствие Эрика на Спасской будет воспринято другими солдатами.

Дмитрию невольно вспомнилось, как еще относительно недавно он сам опасался за свою жизнь. На Адмиралтейской его долгое время считали врагом и в открытую поговаривали о том, как бы его убрать. Да и на Спасской ему немедленно указали его место. Едва Дима смог самостоятельно подняться с больничной койки, Успенский вызвал его к себе и заявил, что в ближайшее время отправит его обратно на Адмиралтейскую, чтобы уничтожить какие-то файлы и заодно принести какие-то вещи, оставленные руководством в сейфе.

Нетрудно догадаться, что после такого заявления, Лесков решил немедленно избавиться от этого человека. Сделать это оказалось довольно просто — достаточно было внушить ему желание выступить перед народом с весьма недвусмысленным заявлением, а люди все сделают самостоятельно. Что касается Александра Волкова, с этим человеком Дмитрий был еще знаком со времен своего спонсорства «Процветания». Они были в хороших отношениях, и, узнав, что здесь Волкова уважают, Лесков решил встретиться с ним и обсудить свое предложение.

Появление Черного Барона на Спасской Волков воспринял с опаской. Он знал, что этот человек каким-то образом умеет влиять на других людей, поэтому посчитал, что лучше будет продолжать их дружеские отношения. К тому же Александр был весьма честолюбивым человеком, и предложение Лескова занять место лидера Спасской показалось ему заманчивым. Оставалось только удержаться на этой должности и при этом не оказаться совсем уж очевидной марионеткой Барона.

Сейчас же Дмитрий откровенно рисковал, согласившись на просьбу Эрика увидеться с ним. Стоя подле него, он чувствовал на себе непонимающий взгляд Алексея, мол, зачем тебе это нужно? Но пора было решаться, и Дмитрий сделал свой выбор.

— Позови, пожалуйста, Вайнштейна, — тихо произнес Лесков, обратившись к Ермакову-младшему. Эти слова отразились на лице капитана гримасой отвращения.

— Лесков, — воскликнул он, — я, может, и не отношусь к твоим друзьям, но поверь мне: не провоцируй народ! Твое положение и так вилами по воде писано. Оступишься — тебе хана. Когда люди узнают, что ты помогаешь Призраку, лучше сразу пойди и застрелись.

— Тем не менее, — Дмитрий невесело усмехнулся и взглядом указал собеседнику на дверь.

— Не боишься оставаться с ним наедине? Наши-то, конечно, забрали у него оружие и сейчас стоят за дверью, но мало ли что может случиться. Он уже один раз приходил за тобой. Может, решил попробовать еще раз?

— Алексей!

— Я понял.

Больше парень спорить не стал. Он вышел из палаты и нехотя направился на поиски Вайнштейна. Внезапно Алексею сделалось неловко за свои слова. Не потому, что своими неосторожными фразами он мог выразить неуважение новому представителю руководства, а потому, что впервые показал Дмитрию, что беспокоится за него. После случившегося на Адмиралтейской, стена, что стояла между ними, дала трещину, и парень сам удивился тому, что больше не может воспринимать Лескова, как врага.

Когда дверь за спиной Алексея закрылась, Дмитрий внезапно услышал насмешливый голос Призрака.

— Я думал, он никогда не уйдет, — выдавил из себя Эрик, демонстрируя сильный американский акцент.

От неожиданности Лесков с трудом сдержался, чтобы не отпрянуть. Он невольно скрестил руки на груди в защитном жесте, но всё же заставил себя остаться на месте.

А Эрик тем временем приоткрыл глаза и наконец посмотрел на того, кого ненавидел больше всего на свете. Ублюдка, который за несколько часов переломал всю его жизнь, как какую-то дешевую зубочистку, и выбросил на помойку. В тот же миг Фостер почувствовал что-то вроде зависти: на фоне него, несмотря на простую военную одежду, Дмитрий казался чуть ли не аристократом. Чистый, гладковыбритый, с зачесанными назад волосами. А он, Эрик, видимо, выглядел настолько жалким, что Барон даже не пожелал использовать на нем свои способности внушения страха. Благо, Фостер хотя бы не прочел в его взгляде презрение.

— Знаешь, — Эрик прервался, пытаясь перевести дыхание, — когда до кого-то добираешься почти месяц… невольно начинаешь ненавидеть любого, кто задерживает… хотя бы на минуту.

— Что же, не могу не похвалить вашу целеустремленность, — Лесков ответил на русском, придав голосу насмешливую нотку. Он не сводил с лица Фостера пристального взгляда, опасаясь какого-то подвоха с его стороны. И пускай при наемнике не было оружия, а за дверью стояли солдаты, Дмитрий не чувствовал себя в безопасности. Быть может, Алексей был прав — Эрик вернулся за ним снова, на этот раз для того, чтобы вымолить прощение у «Совета Тринадцати».

В свою очередь Фостера равнодушный тон собеседника заставил почувствовать лишь бессильную злость. Он с трудом дотащился до этого сукиного сына, а ему настолько наплевать, что даже не спрашивает, зачем он, Эрик, вернулся.

Лесков действительно не спешил задавать этот вопрос. Он знал, что рано или поздно Фостер скажет сам и при этом будет чувствовать себя униженным. И, словно подчинившись правилам какой-то никому неведомой игры, Эрик на самом деле решил объяснить причину своего визита.

— Одна птичка насвистела, что здесь может быть работенка, — нарочито пренебрежительным тоном произнес он. Затем попытался рассмеяться, но смех прозвучал как-то скрипуче, словно таким образом парень пытался замаскировать рвущийся из груди болезненный стон. — Понимаешь о чем я, Барон? Работенку не подкинешь?

Дмитрий молчал. Он смотрел на измученное лицо Фостера и пытался уловить в его глазах хоть какой-то намек на ложь. Но не мог. А Эрик, в свою очередь, не мог не чувствовать себя униженным. Сейчас он ненавидел себя за то, что едва может пошевелиться. Слова приходилось буквально соскребать со стенок горла и изо всех сил держаться, чтобы вновь не провалиться в беспамятство. Наверное, если он сейчас вырубится на глазах этого русского, то до конца жизни будет считать себя ничтожеством. Молчание Барона его нервировало, и привычная уверенность Фостера начала стремительно таять. Ухмылка на губах застыла какой-то неестественной коркой. А что если он просчитался? Что если Барон не захочет принимать человека, который чуть его не убил?

Внезапно в глазах Эрика отразилось нечто вроде затравленное™. Он вдруг представил, что так долго добирался сюда лишь затем, чтобы получить пулю. И Дмитрий почувствовал его страх. Не наигранный, как в прошлый раз, а самый что ни на есть настоящий. Страх обреченного.

— Работенку, говорите? — тихо переспросил Лесков. — Забавно…

— Что тебя так забавляет? — Эрик ответил слишком быстро и слишком эмоционально, чем еще больше выдал свой страх.

— Не представлял, что столь востребованный «работник» может числиться на бирже труда. Впрочем, незаменимых нет, не так ли?

— Я бы посмотрел, где бы ты числился, после… после того, как перестреляешь чуть ли не половину своего бывшего руководства. Как видишь, я передал «привет» от Черного Барона… А потом в меня всадили столько пуль, что я сбился со счета.