Союзник

Сейчас, рассказывая о том, как ей живется на соседней станции, девушка все чаще произносила имя Волошина, словно лишний раз пыталась напомнить себе о нем. В ее тоне слышались уважение и благодарность по отношению к нему, и Дмитрий все больше убеждался в том, что Катя счастлива. Глупая детская влюбленность, которая вспыхнула в нем, теперь казалась какой-то нелепой и даже постыдной. Лесков зачем- то ворвался в чужую семью и решил, что имеет право ее разрушать. Быть может, он и вовсе всё это выдумал. На фоне избалованных девиц, которые окружали его прежде, Катя показалась ему родственной душой. Конечно же, кто мог понять его лучше чем девушка, с которой он вырос в детдоме.

— Кать, извини за ту сплетню о нас с тобой, — внезапно прервал ее Дмитрий. Его голос прозвучал спокойно, и парень сам поразился этому хладнокровию. Казалось, он наконец смог внушить что-то не только кому-то со стороны, но и себе. И впервые он посмотрел на Катю не как на девушку, которую нужно срочно забрать у конкурента, а как на замученного друга, которому чертовски хотелось покоя, в том числе и в своей личной жизни.

— Ты говоришь так, будто сам ее пустил, — удивилась девушка.

— Нет, это не моя заслуга. Тем не менее все это время я вел себя глупо. Если бы мне не взбрело в голову ворошить детские воспоминания, многих вещей удалось бы избежать.

В этот миг Дмитрий показался девушке каким-то незнакомым, даже чужим. Он словно сделался на несколько лет старше. И Белова не могла понять, чем вызваны такие перемены.

— Но теперь ведь все хорошо? — осторожно спросила она.

Дмитрий улыбнулся.

— Во всяком случае мы перестали наступать на одни и те же грабли…

Глава IV

Все эти две недели, что он провел на больничной койке, показались Призраку самыми тяжелыми в его жизни. И дело было даже не в том, что острая боль вгрызалась в его тело каждый раз, когда проходил наркоз. Дело было в неопределенности. Она давила на него, как многотонная плита, не позволяя ни на секунду расслабиться.

С тех пор, как Эрика доставили на Спасскую, с Дмитрием он больше не виделся. Казалось, Лесков напрочь забыл о его существовании, и Фостеру оставалось лишь гадать, какую участь ему уготовили. Само собой, здесь он был незваным гостем. Это чувствовалось в прохладном тоне Вайнштейна, который заходил к нему, чтобы вколоть очередную дозу обезболивающего. Но еще отчетливее ощущалась жгучая всепоглощающая ненависть во взглядах его охранников. Двое мужчин, сопровождавших Альберта каждый раз, казалось, готовы были собственноручно убить пленника.

Но на них Эрику было откровенно плевать. Их ненависть его ничуть не задевала, даже напротив — вносила хоть какое-то разнообразие в бесцветные больничные будни. Плевать было даже на устройство слежения, которое наемнику закрепили на щиколотке его здоровой ноги в первый же день его прибытия. Он охотно согласился пережить и это неудобство, главное, чтобы Барон оставил его в живых.

Со стороны могло показаться, что все его тревоги надуманы. Зачем бояться за собственную жизнь тому, кому предоставляют еду и оказывают медицинскую помощь? Разве кто-то в здравом уме будет выхаживать приговоренного к смерти?

Тем не менее Эрик боялся. Он помнил, кто являлся негласным наставником Лескова, и вполне допускал мысль, что, как и Бранн Киву, Дмитрий тоже любит «развлекаться». Румын избавлялся от своих врагов изощренно, словно месть для него была еще одним видом искусства. Он мог насаживать людей на крюки, скармливать хищным рыбам, растворять в кислоте… В общем, вовсю проявлял разнообразие. Так почему бы Лескову тоже немного не развлечься? Почему бы не подарить врагу надежду, чтобы затем расправиться с ним с особым наслаждением? Ведь смерть по сути не страшна, если умираешь неожиданно — куда страшнее, когда надеешься еще пожить.

Из мрачных размышлений Фостера вырвал звук открывающейся двери. Парень вздрогнул, и его взгляд немедленно метнулся в сторону вошедшего и впился в него, словно дротик. Несколько секунд он смотрел на лицо уже хорошо знакомого ему солдата, после чего неприятно улыбнулся.

— А, это вы, великие хранители Руси-матушки, — произнес он на русском. — А кто- нибудь еще здесь есть, или я до конца жизни обречен видеть ваши «дружелюбные» лица?

— Война идет, а ты зубы скалишь? — мрачно поинтересовался Тимур. Веселый тон наемника ему откровенно не понравился.

Почувствовав это, Фостер улыбнулся еще шире и произнес:

— А что я такого сказал? Мне всего лишь любопытно: есть ли в этой больнице кроме вас и доктора Эйнштейна еще кто-то? Например, какая-нибудь очаровательная медсестра, которая готова скрасить тяжелые будни умирающего… Если вы понимаете, о чем я…

В тот же миг спутник Тимура переменился в лице.

— Ни одна русская девушка не захочет о тебя мараться, ублюдок! — рявкнул он.

— На что спорим? — Фостер весело сощурился, забавляясь реакцией Максима Чижова.

— Нет, ты слышал, Тимур? Я ему сейчас башку снесу!

— А что, Барон уже дал вам разрешение меня убить? — не унимался Эрик.

— Во-первых, нет у нас здесь никаких баронов, — раздраженно произнес Тимур. — Не знаю, что у вас там за средневековые титулы на Золотом Континенте, а у нас здесь все равны.

— Всегда найдутся те, кто немного равнее, — Фостер снова улыбнулся. — И как же это так, нет баронов? Вы даже не знаете бандитского прозвища своего нынешнего руководителя?

— Заткни пасть! — снова взорвался Максим. Затем он приблизился к Эрику и без лишних предисловий нацепил на него наручники. — Пойдешь с нами. И чтобы без глупостей.

— Еще и наручники? Хромому, больному и убогому? — Фостер с раздражением посмотрел на «браслеты» на своих запястьях. — Неужто русские медведи настолько боятся хилого…

— Заткнись! — рявкнул на него Макс, отчего Эрик поморщился.

«Зачем же так орать?» — подумал он. Но несмотря на приказ солдата, продолжил:

— Куда вы собираетесь меня вести?

— Тебе сказано, заглохни, — теперь уже вмешался Тимур. Он с трудом сдерживался, чтобы не разбить пленнику его смазливую физиономию, и даже слова Лескова о том, что Фостер — в этой войне всего лишь марионетка, не сильно успокаивали его. Мужчина считал, что именно из-за этого молодого ублюдка пала Адмиралтейская, поэтому он должен был получить по заслугам.

— Я имею право знать, куда вы меня тащите? — начал было Эрик, но в тот же миг удар по лицу заставил его прерваться. Макс все же не выдержал и наотмашь заехал наемнику по скуле.

— РОТ ЗАКРОЙ, УРОД! — рявкнул он, глядя в медные глаза Фостера.

«Как только предоставится возможность, будь уверен, я тебе рот закрою, сука!» — подумал Эрик, но больше провоцировать свой конвой не стал. Его схватили под локоть и грубо выволокли из комнаты.

— Полегче, я сам пойду, — произнес он, когда его в очередной раз дернули вперед. — Я не убегу.

— Конечно, не убежишь, — усмехнулся Тимур. — Датчик на твоей ноге реагирует на твое передвижение, поэтому если ты вдруг окажешься не там, где тебе дозволено находится, тебя вырубит током. И, будь уверен, тебе это очень не понравится.

— Что-то вроде невидимого электрического забора для собак? — усмехнулся Эрик.

— Да, вот только ты намного тупее любой собаки, если даже получив по морде, продолжаешь чесать языком…

Они свернули в очередной коридор, и Тимур остановился у двери с табличкой «переговорная».

— Да ладно? — с деланным разочарованием протянул Эрик. — Снова допрашивать? Я же вам уже все рассказал!

— Заходи давай, трепло! — Макс распахнул перед ним дверь и толкнул в спину, заставляя переступить порог. И в тот же миг Фостер увидел сидящего за столом Лескова. Он расположился за столом в удобном кожаном кресле, чем-то напоминая хозяина дома, который пригласил к себе на ужин гостей. Лицо его казалось абсолютно спокойным, однако, когда глаза обоих полукровок встретились, Фостер почувствовал, как по его коже пробежал холодок. Всё желание говорить разом испарилось, а ухмылка немедленно сошла с его губ.