Падение с небес

– Да, генерал Кортни, я… – прохрипел он.

– Молчи, черт бы тебя побрал! – рявкнул генерал.

Голос его прозвучал как выстрел винтовки «маузер», сделанный снайпером из укрытия, а заглянув к нему в лицо, Марк сразу пал духом: такого устрашающе грозного взгляда он еще никогда не видел.

– Знаю, знаю, сейчас вспомню, как тебя зовут! – проговорил генерал, горящими глазами глядя на Марка. – У меня прекрасная память на лица.

Волна колоссальной внутренней силы и личного обаяния этого человека грозила захлестнуть юношу.

– Стареешь, папочка, – с прохладцей проговорила девушка, взглянув на отца через плечо без улыбки, совершенно безучастно.

– Не говори так, девчонка, – пророкотал генерал, словно вздумавший проснуться вулкан. – Не смей так говорить!

С угрожающим видом он шагнул к Марку, темный лоб его сморщился, и синие глаза пронзили Марка насквозь, как скальпели хирурга.

– Помню глаза, помню! Да-да, вот эти твои глаза!

Марк торопливо сделал шаг назад. Он отступал перед медленным продвижением к нему человека-горы, не зная, чего от него ожидать, но уже готовый поверить, что Шон Кортни способен в любое мгновение броситься на него со своей тяжелой тростью эбенового дерева в руке, – настолько смертоносным казался ему гнев генерала.

– Генерал!..

– Есть! – Шон Кортни громко щелкнул пальцами – показалось, что где-то рядом треснула дубовая ветка.

Нахмуренный вид его как ветром сдуло, синие глаза засияли с такой притягательной силой, с такой заразительной внутренней радостью, что Марк не смог не улыбнуться в ответ.

– Андерс, – сказал генерал. – Андерс и Макдональд. Мартин? Майкл? Нет-нет, Марк Андерс!

Он стукнул себя кулаком по ляжке.

– Старею, говоришь, так, что ли? Девчонка… кто сказал, старею?

– Папочка, ты просто прелесть.

Она закатила глаза, но Шон Кортни надвинулся на Марка и, схватив его руку, сжал так, что у того косточки затрещали; слава богу, юноша вовремя пришел в себя и сжал руку генерала в ответ, чтобы хоть немного ослабить его железную хватку.

– По глазам узнал, – смеялся Шон. – Ты так изменился с тех пор… с того вечера…

Тут смех его стих; он вспомнил, как Марк лежал на носилках, бледный, угасающий, с головы до ног в грязи и не до конца засохшей крови, и снова будто услышал свой голос: «Он мертвый!» Генерал поскорее отбросил это воспоминание.

– Ну как поживаешь, мой мальчик?

– Хорошо, сэр.

– Я и не думал, что ты поправишься, – признался Шон, пристально глядя на него. – Могу себе представить, небось изрешетили всего. Сколько пуль успел поймать? И в каком месте?

– Две, сэр, в верхней части спины.

– Благородные шрамы, мой мальчик… когда-нибудь мы с тобой сравним наши отметины. – Он вдруг снова сильно нахмурился. – Тебе хоть медаль повесили?

– Да, сэр.

– Хорошо… А то в этой армии всякое бывает. В ту ночь я написал на тебя представление, но, сам понимаешь, чего только не случается. И что тебе дали? – с облегчением улыбнулся Шон.

– Медаль «За воинскую доблесть», сэр. Вручили еще в госпитале, в Англии.

– Прекрасно. Очень хорошо!

Кивнув, он выпустил руку Марка и снова повернулся к девушке:

– Дорогая, этот джентльмен воевал вместе со мной во Франции.

– Как это мило.

Не глядя на них, она дотронулась пальчиком до рисунка на радиаторе автомобиля:

– Может, прокатимся, а, папочка?

Марк быстро подошел к задней дверце и распахнул ее.

– Машину поведу я, – сказала она и подождала, когда он подскочит к дверце водителя.

– Кнопка стартера вот здесь… – подсказал он.

– Спасибо, я знаю. Прошу вас, сядьте на заднее сиденье.

Вела автомобиль она по-мужски уверенно, очень быстро, но мастерски, ловко срезала углы на поворотах, тормозила коробкой передач, лихо пользовалась двойным выжимом педали сцепления, быстро и не глядя переключала скорости.

Генерал сидел рядом с ней, расправив плечи, как юноша.

– Не гони, не гони, – свирепо рычал он, но его обличала улыбка, с которой он, не скрывая обожания, поглядывал на нее.

– Спокойно, папочка, не нервничай, – смеялась она в ответ.

Этот смех звенел в ушах у Марка как сладкая музыка, он слушал и трепетал, когда она уверенно загоняла большую и мощную машину в очередной поворот.

– Эх, жаль, что мало я тебя драл, когда была маленькая.

– Увы, теперь уже поздно, – снова смеялась она, ласково проводя ладонью по его щеке.

– Не рассчитывай на это, юная леди, так что еще посмотрим.

В шутливом отчаянии он покачал головой, но не скрывая обожания, все еще светившегося у него в глазах. Затем генерал повернулся на сиденье к Марку и снова пронзил его мрачным взглядом:

– Что-то я не видел тебя на еженедельных смотрах. Ты что, не ходишь?

– Нет, сэр.

– По пятницам, всего часок вечерком – полчаса построение, потом лекция.

– Правда, сэр?

– Интересно, честное слово. Настроение здорово поднимает, мы даже стали подключать и другие запасные полки.

– Да, сэр.

– Меня оставили шефствовать над полком, – усмехнулся Шон. – От меня так легко не отделаются.

– Конечно, сэр.

– И стрельбы у нас каждый месяц. Неплохие призы, а потом барбекю.

– Правда, сэр?

– Кстати, в этом году наша команда едет на соревнования, Кубок Африки по стрельбе, все расходы оплачиваются. Прекрасная возможность для тех, кому повезет попасть в команду.

– Не сомневаюсь, генерал.

Шон помолчал, ожидая вопросов, но Марк молчал. Он выдержал горячий, твердый взгляд этого большого человека и отвел глаза, чтобы тут же поймать в зеркале заднего вида отражение его дочери.

Она пристально наблюдала за ним с непроницаемым выражением лица; возможно, смотрела презрительно, хотя и сдержанно забавляясь, или загадочно, а может быть, тая во взгляде некую угрозу. На какую-то долю секунды их взгляды встретились, и тут же головка на изящной шейке отвернулась. Ветром отбросило с ее затылка темные блестящие волосы; они соприкоснулись с кожей лица, и стало особенно видно, какие они мягкие и шелковистые. Маленький завиток, словно знак вопроса, трепетал за ее маленьким точеным ушком. Марка охватило совершенно безумное желание прильнуть к нему губами. Эта мысль поразила его, как удар под дых, он так и застыл, не в силах даже вздохнуть. И вдруг его осенило: совершенно потрясенный, в полном смятении, он понял, что влюбился.

– А я хотел бы этот кубок завоевать, – тихо проговорил генерал, не спуская с него глаз. – Наш полк еще никогда не получал его.

– Я сыт по горло войной и военной формой, генерал. – Усилием воли Марк заставил себя посмотреть в генеральские глаза. – Но все равно – вам я желаю удачи.

Личный шофер придержал открытую дверцу «роллс-ройса», и Шон Кортни, низко согнувшись, влез в машину и уселся рядом с дочерью. Поднял правую руку, коротко, по-военному салютуя стоящему на тротуаре молодому человеку, и машина мягко тронулась с места.

Как только они остались одни, дочь завизжала от радости, как девчонка, и бросилась ему на шею с поцелуями, чем совершенно взъерошила ему бороду и сердце заодно.

– Ах, милый папочка, ты меня совершенно балуешь!

– Ну да… а что, разве не должен?

– Ирен от зависти позеленеет, как килька. Я люблю тебя, мой добрый, мой прекрасный папочка! А ей отец «кадиллак» так и не купил!

– Нравится мне этот парнишка, смышленый…

– Этот продавец автомобилей? Что-то я не заметила.

Она отпустила отца и откинулась на спинку сиденья.

– Парень со стержнем. – Шон помолчал немного, вспоминая, как медленно, тихо падал снег на склоны изрытого снарядами холма во Франции. – В нем есть жилка, да и ума не занимать; он достоин гораздо большего, чем продавать автомобили.

Шон озорно улыбнулся и сразу помолодел так, что вполне мог сойти за старшего брата дочери.

– А кроме того, хотел бы я увидеть рожу Гамильтона, когда мы отберем у него Кубок Африки.

Сторма Кортни молчала; все еще держа отца под руку, она думала, что же такое растревожило и смутило ее в Марке Андерсе. Наверно, глаза, подумала она, ясные глаза с золотистым оттенком, спокойные, но внимательные и сияющие, как две маленькие луны.