Падение с небес

На следующее утро он проводил их на ледибургский поезд. На прощание он крепко обнял Марион и обещал писать каждый день, а Марион поклялась, что будет работать и собирать приданое, а также молить отца отказаться от глупого предубеждения против ранних браков.

Возвращаясь пешком со станции, Марк почему-то вспомнил весеннее утро во Франции, когда он шел с передовой; его отправили в запас, и он шагал, широко расправив плечи, ускоряя шаг, который снова стал упругим и плавным. Его демобилизовали, и он остался жив – в тот момент думать он ни о чем больше не мог.

Дики Лэнком сидел, водрузив на стол скрещенные ноги в начищенных до блеска штиблетах. Он поднял глаза от газеты; в другой руке с изящно отставленным мизинцем он держал чашку с чаем.

– Радуйтесь, грядет герой-победитель, его утомленный меч висит у него на плече…

– Да ладно тебе, Дики!

– …коленки его трясутся, глаза налиты кровью, брови дрожат…

– Звонки были? – серьезно спросил Марк.

– А-а, этот титан мысли решил снизойти к более приземленным сторонам жизни.

– Тебе бы все только шутить.

Марк быстренько просмотрел небольшую стопку дожидающихся его сообщений.

– Излишества в любви, переизбыток страсти, омут женской ласки – и, как результат, половое похмелье.

– А это что? Не могу разобрать твои каракули. – Марк стал пристально разглядывать бумажку.

– Помяни мое слово, Марк, у этой юной леди страсть к размножению. Стоит только отвернуться от нее минут на десять, она тут же начнет вить гнездышко на ближайшем дереве.

– Да уймись же ты, Дики.

– Это ты уймись, старина, иначе она нарожает тебе кучу детенышей и заселит ими окрестности. – Дики театрально содрогнулся. – Никогда не садись в закрытую тачку, если можешь крутить баранку спортивной модели, дружище. Кстати, эта мудрость напомнила мне… – он опустил газету, достал из жилетного кармана часы, посмотрел, – что меня ждет одна важная клиентесса.

Секунду он изучал свои блестящие ботинки, достал из нагрудного кармана носовой платок и обмахнул им обувь; затем встал и, надев соломенную шляпу, подмигнул Марку:

– Ее муж на неделю укатил в деревню. Держи оборону, старина, теперь моя очередь.

Он вышел из офиса в торговое помещение, но тут же снова появился с выражением ужаса на лице:

– Черт побери, покупатели! Марк, позаботься о них, мальчик мой, а я смоюсь через черный ход.

И он исчез – в воздухе остался лишь слабый аромат бриллиантина.

Марк поправил галстук перед осколком разбитого зеркала, зажатого в раме окна, изобразил на лице радужную улыбку и поспешил к двери, но на самом пороге остановился как вкопанный, словно внезапно очутился на краю пропасти. Он стал прислушиваться, сосредоточенно, как дикая газель, каждой фиброй своей души, каждым нервом: эти прекрасные звуки проникали в самые потаенные уголки его души и разносились там звонким эхом, а у него замирало и таяло сердце. Очарование длилось всего несколько секунд, но эти звуки еще долго трепетали и переливались в воздухе, пока сердце Марка не забилось снова, тяжело стучась изнутри в грудную клетку.

Поразившие его звуки оказались не чем иным, как девичьим смехом. Казалось, сам воздух вокруг Марка сгустился и превратился в сладостный мед, поскольку ему вдруг стало тяжело двигать ногами, а чтобы вдохнуть и набрать его в легкие, потребовалось прилагать поистине титанические усилия.

Стоя в дверях, он окинул взглядом торговый зал. Посередине просторного помещения была выставлена самая последняя демонстрационная модель «кадиллака», а возле нее разговаривали двое.

Мужчина стоял к Марку спиной, и о нем можно было сказать только то, что он обладал могучим телосложением, высоченным ростом и одет в темный костюм. С ним находилась девушка, прелестная, будто сотканная из эфира; она, казалось, парила в воздухе на невидимых крылышках, легкая и изящная, как колибри.

Марк увидел ее, и земля покачнулась у него под ногами.

Запрокинув голову, девушка смотрела на мужчину снизу вверх. Длинная и гладкая шейка удерживала небольшую головку с огромными темными глазами и смеющимся ртом, где между розовых губок сверкали ровные белые зубки; над ее чарующими глазами – великолепный крутой лоб, бледный и широкий, и все это чудо венчала копна густых лоснящихся волос, при взгляде на которые замирало сердце, столь черных, что казалось, их волнообразный водопад изваян из только что отлакированного эбенового дерева.

Она снова засмеялась – этот чудный радостный смех звенел как колокольчик – и протянула руку, коснувшись лица мужчины. Изящные пальцы, продолжающие узкую ладонь, заканчивались длинными заостренными ногтями. «Какие же у нее сильные, ловкие руки», – подумал Марк. И тут понял, что первое впечатление оказалось обманчивым.

Девушка казалась миниатюрной лишь рядом с этим мужчиной, и ее осанка усиливала эту иллюзию. Теперь Марк видел, что она довольно высока ростом, хотя движения ее грациозны, как стебель папируса на ветру, стройна и гибка, с тонкой талией и длинными ногами под легкой, свободно ниспадающей юбкой.

Кончиками пальцев девушка провела по линии подбородка мужчины, склонив в сторону головку на тонкой лебединой шейке. Красота ее была почти невыносима, огромные глаза сейчас сияли любовью, та же любовь жила в улыбке на ее мягких губах.

– Ах, папочка, ты просто замшелый ворчливый медведь.

Легко, как балерина, она отскочила от него, приняла преувеличенно театральную позу и заговорила, комически подражая французам:

– Regarde! Mon cher papa, c’est trés chic…[10]

– Не доверяю я этим модным новым машинам, – пророкотал он. – Мне бы на «роллс» посмотреть.

– «Роллс»? – вскричала девушка и драматически надула губки. – Да твои «роллсы» давно устарели! Допотопные уроды! Дорогой папочка, не забудь, ты живешь в двадцатом веке! – Она вдруг сникла, словно увядшая роза. – Что скажут мои друзья, когда увидят, что я сижу за рулем огромного мрачного гроба?

В этот момент она заметила Марка, стоящего в дверях офиса; ее манера держать себя моментально переменилась: и наклон головы, и поза, и положение губ, и выражение глаз – в долю секунды из клоунессы она снова превратилась в приличную даму.

– Папа… – тихонько проговорила она спокойным, слегка чопорным голосом и окинула Марка холодным взглядом, словно окатив с головы до ног ледяной водой. – Мне кажется, к нам явился продавец.

Она отвернулась и медленно пошла вокруг «кадиллака», невозмутимо, надменно и равнодушно, не удостаивая Марка больше даже мимолетным взглядом. Когда он в первый раз увидел, как энергично шевельнулось ее бедро под тканью юбки, как дерзко, вызывающе раскачивается ее небольшая округлая попка, ему показалось, что сердце его перевернулось и катится в пропасть.

Марк с восхищением смотрел на нее и глаз не мог отвести, все его чувства оказались буквально потрясены. Он еще никогда в жизни не видел ничего столь прекрасного, столь пленительного.

А мужчина уже повернулся и довольно сердито уставился на него. Он действительно выглядел огромным медведем, как дразнила его девушка, но скорее – библейским патриархом. Худощавая, высокая фигура с широченными плечами, большая голова, кажущаяся еще больше из-за орлиного, слегка свернутого в сторону носа и темной с проседью густой бородищи.

– Черт меня побери, а ведь я тебя знаю! – прорычал он.

Лицо его было выжжено солнцем почти дочерна, но в уголках живых, энергичных глаз виднелись глубокие белые складочки, и полоска кожи под густыми седеющими кудрями тоже оставалась белой: от солнца ее защищали поля охотничьей шляпы – или козырек форменной фуражки.

Встрепенувшись, Марк отвел взгляд от девушки и тут же получил новое потрясение. В тот момент он решил, что это всего лишь случайность, какое-то невероятное совпадение, но потом, годы спустя, переменил свое мнение. Нити их судеб оказались тесно переплетены. Но в эту минуту, увидев этого человека так близко, он испытал настоящий шок, который совершенно сбил его с толку.

10

Посмотри! Мой дорогой папочка, это же очень шикарно… (фр.)