Страница 14 из 19
– Ты обвиняешь ее в том, чего она не совершала. Ее оклеветал Авдеев, подлец, мерзавец, бывший парень! Он работал в том же банке, – пыталась достучаться до глухого сердца Яна, – отсюда и интимные подробности, и информация о всех командировках и корпоративках. Тебя же обвели вокруг пальца и внушили через сеть, друзей, общественное мнение, что верная, надежная Алла изменила тебе, но это ложь. Знаешь ли ты, что ее побили на работе, а когда она пошла в полицию, то выставили вон? Каково же ей? Отвернуться от нее сейчас – предательство, ты предаешь ее сейчас! – воскликнула Яна, но ее оборвал раздраженный голос.
– Передай своей подруге, чтоб больше никого ко мне не подсылала. Ни тебя, ни кого-то другого. Пусть усвоит: все кончено. Из-за нее мне теперь стыдно смотреть людям в глаза, – отчеканил Павел и бросил трубку.
– Жестокий, бездушный подонок! – выкрикнула Яна в ответ на короткие гудки.
Алла засыпала и просыпалась в слезах, лицо осунулось, глаза потускнели. Ничто ее не радовало, на шутки подруг она не реагировала. Марина заставила ее пропить курс «Новопассита», Алла равнодушно следовала указаниям подруги-медсестры и глотала горький сироп автоматически, не морщась.
А какая психика не дрогнет перед чередой сплошных потерь? Есть ли среди нас, простых смертных, несгибаемые титаны? Алла не задумывалась ни о прошлом, ни о будущем, ни об ушедшей любви, ни о предстоящем поиске работы. Она затухала в сыром, хмуром городе и занималась саморазрушением, спасением от которого мог быть только отъезд. Неважно куда, главное, из Владивостока и поскорее. Уехать, чтобы развеяться, восстановить силы и вернуться готовой к предстоящей борьбе за место под солнцем.
Родители жили в Рощино, на севере Приморского края, и девушка собралась к ним, в родной дом, где, как говорится, и стены лечат. Подруги поддержали идею: Алле действительно следовало взять паузу, и отъезд казался лучшим решением.
«Сейчас она слишком вымотана, чтобы браться за что-то новое; вот придет в себя, тогда и можно подумать о будущем, как жить дальше. Для начала ей нужно все переосмыслить в спокойной обстановке, а для этого уехать домой и побыть в кругу семьи», – рассудили подруги.
И наказали Алле всегда быть на связи, не пропадать, регулярно звонить, делиться мыслями, переживаниями, поскольку знали, замыкаться в себе нельзя. Они поддерживали беднягу как могли и принимали ее боль как собственную, но в последние дни им стало страшно за нее: ходила мрачнее тучи, почти не разговаривала, а во сне скрипела зубами. И если бы не намечавшийся отъезд, ей пришлось бы скоро обратиться к психиатру. И признать полнейшее поражение. Перед Авдеевым, перед судьбой.
– Но уж нет, будет порох в пороховницах. Ты проиграла первое сражение, но не войну. Главный бой впереди, и еще посмотрим, кто кого, – сказала Янка бодро и отправила подругу за билетом на автовокзал.
Алла приехала в Рощино в первых числах июня. Она не баловала родителей визитами: с тех пор, как обосновалась во Владивостоке, появлялась дома не чаще, чем раз в пару месяцев, – и те несказанно обрадовались столь неожиданному приезду дочери.
Но застыли на месте при виде впалых, темных кругов под глазами, контрастировавших с мертвецки бледным лицом, как говорится, без кровинки; в стеклянных глазах даже встреча с родными не смогла пробудить живой блеск. Что с ней стало?
– Дочка, ты больна? – выронила из рук полотенце мать.
Дочь молча разулась и переступила порог.
– Что случилось? Кто тебя обидел? – спросил взволнованный отец, как в детстве, когда та прибегала со двора в слезах. Но вместо ответа девушка бросилась в его объятия и разрыдалась.
– Дочка, что с тобой? Все хорошо, мы рядом. Солнышко ты наше… Проплачься, станет легче.
– Что же мы стоим у порога? Пойдемте в зал, пойдем же, – обступили ее чуткие родители.
Все трое стояли в прихожей, отец сжимал в объятиях дочь, мать гладила ее плечи, спину. Велика сила семейных уз и родительской любви: простые, небогатые люди, а если потребуется, за своего ребенка костьми готовы лечь.
Алла прошлась в зал, где все было таким родным и сердцу дорогим. Старая мебель и дом, хранивший воспоминания счастливых детских лет. Навстречу ей, мяукая, вышагивал Степан, пушистый сибиряк – она игралась с ним еще котенком. Наклонившись к давнему другу, с грустью заметила, как поседела его шерстка: кошачий век недолог, и возраст брал свое. Она вздохнула.
– Степашка, старичок…
Мать стала накрывать на стол; отец, видя, в каком состоянии дочь, побежал в магазин за бутылкой водки. Думал, пригубит маленько да успокоится, родным в своих бедах откроется.
Ужин проходил мрачно, напряженно, со стороны казалось, будто они не дочь встречают, а покойника провожают. Каждый уткнулся в тарелку и молча ковырялся вилкой. Отец как глава семейства взял инициативу в свои руки и разлил по стопочке. Алла чувствовала, за этим последует расспрос, и терялась, как ей отреагировать, уйти от темы, соврать или сказать как есть.
«Мам, пап, меня обвинили в проституции и осрамили на весь город. Узнав это, Пашка выгнал из дома, а директор уволил с работы» – так?
– Дочь, как там Владивосток – стои́т? – начал издалека отец.
Алла вздрогнула от неожиданного обращения к ней: нервы стали ни к черту.
– Как поживает Павлик? Что на работе? – как можно осторожнее спросила мать. Женская интуиция подсказывала, что причина кроется в одном из двух.
Алла осушила стопку и потянулась за бутылкой, чтобы налить еще, но отец остановил ее.
– Не нужно, я налью, – сказал он и наполнил дочернюю стопку сам. На что она влила в себя вторую и, морщась, отправила в рот ложку с квашеной капустой. За второй последовали третья и четвертая… Алла уклонялась от ответа, пока вконец не опьянела; вот тут-то началось.
– Дела? Хреновые мои дела. Я же у вас всегда была хорошей девочкой, все ставили меня в пример. Окончила школу с медалью, экономфак ДВФУ с красным дипломом, устроилась работать в банк, при этом умница и скромница, дорогу никому не перешла, и бла-бла-бла… Ну прямо идеал. С детства я думала, что если жить правильно, то ничего плохого не случится. Это как фундамент, если он прочен, то и здание не треснет, не развалится… Но какой наивной дурой я была! Одна деталь способна перевернуть всю жизнь вверх дном, разрушить все, что долго строилось, одна небольшая оплошность, ошибка в выборе места или окружения – все мы рабы случайностей. Совсем недавно моя жизнь была гармонична, я никого не трогала. Но тронули меня, еще как тронули! И спустя годы я проклинаю вечер, когда задержалась на работе дольше положенного и сблизилась в общении с одним коллегой, черт бы его побрал! В тот вечер я решила, что встретила парня, но кто ж знал, что он окажется таким подонком и сломает мою жизнь?! Кто ж знал, на кой хрен с ним связалась?
Алла разрыдалась. Водка даже в небольших количествах действовала как сыворотка правды, и все, что было на душе и по каким-то причинам утаивалось, после волшебной стопки открывалось.
– Кто он, кто этот ублюдок?! – взревел подвыпивший отец, что было вполне адекватной реакцией на слезы дочери.
– Папа, ради Бога успокойся! То, что вы сейчас услышите, очень больно принять, но знали бы вы с мамой, как мне сложно это сказать!
– Дочка, расскажи все, не томи! Мы разделим с тобой правду, какой бы ни была, – измучилась бедная мать.
– Вы уверены…?
– Да говори уже!
– Так знайте: вашу дочь обвинили в проституции! Разместили информацию в сети и выставили все в таком свете, что не подкопаться. Пашка поверил и порвал со мной, замдиректора заставил написать увольнительную, уйти «по-хорошему», а не то сказал, что выкинет с позором. Меня даже слушать не стали. Я потеряла в одночасье все: работу, отношения – все, что имела, все коту под хвост. Конечно же, ничем подобным я не занималась! Порядочность, которую вы мне привили с детства, изничтожили, а имя честное втоптали в грязь. Это Авдеев, и он остался безнаказанным… Он должен понести за все ответ.