Лезвием по уязвимости

Владивосток на одной широте с Сочи, но климат здесь суровее многих городов центральной полосы России. Год на год не приходится, когда зимы снежные, когда нет, но стабильно морозные, а при температуре минус двадцать и стопроцентной влажности воздуха даже самый слабый ветер пронизывает насквозь, обжигает кожу ледяным дыханием – а ветра с моря лютые, порывистые. Обычно просыпаешься среди ночи из-за шума, оконные рамы ходят ходуном, и кажется, еще немного и неистовый порыв выбьет стекла или, на худой конец, отворит окна и ворвется внутрь. И так вскакиваешь несколько раз за ночь в тревоге, в беспокойстве, почти не выспавшись…

Но насколько прекрасны морские пейзажи, которые, пожалуй, компенсируют суровость местного климата, неумолимость приморских ветров! Это и заледенелое море с золотым отражением заката, таким ярким, что слепит в глазах, и наледи, причудливо замерзшие в виде волн, и снег, искрящийся на солнце, точно россыпь бриллиантов, и очертанья сопок в морозной дымке января.

Несомненный плюс географического положения Владивостока в том, что в самом городе температура редко опускается ниже двадцати-двадцати пяти градусов: теплоотдача моря смягчает мороз; и не задувай здесь такие неистовые ветра, климат был бы вполне сносным. В городках и поселках по хабаровской трассе, к северу Приморья, совершенно другая картина: зимой стоит мороз под тридцать пять, а летом, в пик жары, такой же градус, но со знаком плюс. Море не забирает тепло и не возвращает его – природа, что положено ей, то и принимает.

После продолжительной зимы наступает весна, когда плюсовые температуры ночью устанавливаются не раньше начала апреля. Солнце греет на всю мощность, чтобы растопить снега и льды, а справившись с задачей на ура, уходит в спячку, и в мае город накрывают тучи. Календарное лето наступает первого июня, фактическое – двадцать пятого; море прогревается только к июлю, когда температура воды становится комфортной для купания. Возможно, в этом и прелесть Японского моря, что пляжный сезон короче по сравнению с Черным, а потому и долгожданнее.

И еще. Во Владивостоке, как ни в одном другом российском городе, чувствуешь себя ущербным без автомобиля, и тому есть несколько причин. Во-первых, это город автомобилистов благодаря Японии, что обеспечивает соседа подержанной техникой, и здесь же расположен крупнейший авторынок, куда едут со всей страны, за тысячи километров, чтобы подобрать добротную иномарку за цену, которой по России больше не найти. Во-вторых, по статистике, едва ли не на каждого приморца приходится автомобиль, и все создано для удобства водителей в ущерб удобству пешеходов: на переходах приходится стоять подолгу, а времени на то, чтобы перейти дорогу на зеленый свет, отводится мало. Выстаивать на светофоре по полторы минуты тяжело в ветра, ненастья, что для Приморья с переменчивой погодой далеко не редкость. В-третьих, горный рельеф. Дома расположены на сопках, и подъезд автобусов, трамваев к ним есть не везде. Жителям пешком приходится спускаться-подниматься от остановки к дому, что создает одни сплошные неудобства, особенно больным и пожилым. И, в-четвертых, маршрут и расписание движения городского транспорта. Складывается впечатление, что когда они составлялись, нужды людей учитывались мало; взять тот же тридцать девятый маршрут, следующий от улицы Сафонова до Луговой. Это единственный автобус, на котором можно уехать с Богом забытого района, идет всего семь остановок, не до центра и не допоздна. На Луговой конечная и пересадка; вместо того, чтобы запустить полноценный маршрут до центра, ввели «39 д», который ходит раз в три часа, так что поймать его – большая редкость и удача дня. Автобус ходит до девяти часов, и если не успел к положенному времени, езжай до «Борисенко», а после волочись две остановки в сопку. В любую погоду, при любых ветрах. И таких примеров масса.

Все это приводит к мысли, что, живя здесь, надо разбиться в лепешку, но приобрести автомобиль. Пусть самый дешевый, не до изысков, главное, чтобы был на ходу. И свой.

Для Аллы настали нелучшие времена. Дожди и облачность, плаксивая погода, типичная для этого сезона, еще сильнее разводили депрессию, корни которой крылись в событиях последних дней.

«Запомни: это не ты потеряла работу и парня – это они потеряли тебя!» – как могла поддерживала подругу Яна. А про себя делала неутешительные выводы:

«И где же в этой гребаной жизни справедливость, если она бьет по самой беззащитности – женщине, рожденной с огромной потребностью любить и отдавать ее частицу обществу, но пожизненно обреченной на одиночество, зависть, борьбу и клевету? Долгие годы она пребывает в ожидании любви, взаимной, сильной, но время рушит иллюзии, и когда, наконец, встречает ту самую, настоящую, и парит от счастья, ее вырывают вместе с сердцем! Женщина абсолютно беззащитна перед злом, несправедливостью, закон и общество равнодушны к ее страданиям; в своих бедах она предоставлена самой себе, но слишком слаба и уязвима для того, чтобы вести борьбу в одиночку».

Алла горела страстным желанием призвать подлеца Авдеева к ответу: побитая и униженная, она в тот же день обратилась к представителям закона, отнесла заявление в ближайший полицейский участок. Сама того не желая, прислушалась к Маринке, поскольку хотела добиться справедливости любой ценой, любыми средствами. И начала с законных.

«Прошу привлечь к уголовной ответственности Авдеева Глеба Андреевича за клевету и публичное унижение в сообществе “Курицы Владивостока” социальной сети “ВКонтакте” меня, Воронцовой Аллы Геннадьевны, в результате чего пострадали мои честь и достоинство», – написала Алла. На лист бумаги упала крупная слеза, и последнее слово размазалось.

Читая это, полицейский усмехнулся.

– Так каким образом пострадали ваши честь и достоинство?

– Из-за клеветы меня бросил парень, уволили с работы…

– И что же такого написал о вас гражданин Авдеев?

– Что я занимаюсь проституцией, но это ложь!

– А с чего он привел такую информацию?

– С того, что задался целью сломать мне жизнь! – не выдержала девушка.

И тут до нее дошло, что ее расспрашивают не ради того, чтобы прояснить детали дела и помочь, а из банального любопытства к чужой беде.

– Вы уверены, что вас оклеветал гражданин Авдеев?

Последний вопрос прозвучал особенно глупо.

– Да, а иначе я не пришла бы к вам! Это он, и если нужно будет, я приведу свидетельницу!

– Не нужно. Непростая складывается ситуация… – сделал паузу полицейский. – Все живы, здоровы, никто не пострадал… Договоритесь с гражданином, решите мирно, полюбовно. Вас знаю, пары: день поругались, день помирились.

– Мы с ним не пара! Я пришла за справедливостью. Как же уголовная ответственность за клевету, за унижение личности? Закон существует… Лишь на бумажке? – недоуменно развела руками Алла, но правоохранитель не воспринимал ее всерьез.

– Девушка, вашей жизни ничего не угрожает. А то, что с парнем… Ваши личные дела. Уверен, вы помиритесь. И сами заберете заявление.

– Не заберу! – парировала Алла.

– Ох, сложно с вами. У нас полно работы, серьезной и ответственной. Не смеем вас задерживать, уж извините, – страж порядка нарочно выделил «серьезной».

– Ясно! – она скомкала лист и, бросив в урну, выбежала из участка.

На улице почувствовала себя гадко, что раскрыла душу дяде в форме, а в эту душу плюнули – зачем только пошла? Послушала бы Янку…

Дурная слава тут же разлетелась, во «ВКонтакте» ей писали незнакомцы. Прознавшие о ней через «курятник» потешались, и Алла одним кликом удалила профиль, оставив только skype и почту. Стало воротить до тошноты от Интернета, где так легко сломать жизнь человеку и остаться безнаказанным. Где всему поверят на слово, дайте только поглумиться, утолите жажду общества в крови и зрелищах, и жертв с удовольствием растерзают, а палачей признают обличителями зла.

Яна не могла смотреть спокойно на мучения подруги и вызвонила Пашку, чтобы вывести на разговор и вправить мозг. Но на свете не существовало слов, способных пробудить в нем сострадание и веру в искренность бывшей возлюбленной, он оставался непреклонен, считал, все справедливо и позор послужит ей расплатой за предательство, измену. Его слова могли бы щедро сдобрить солью раны Аллы, но к счастью, та об этом разговоре не узнает никогда.