Лезвием по уязвимости

Алла уловила в воздухе вибрацию. Дрожащая рука отца сжалась в кулак.

– Законы, что должны нас защищать, по сути, лживы, лицемерны. Вот если бы меня избили, пострадало тело, завели бы дело, а то, что сломлен дух, морально уничтожена, так это тьфу, пустяк. Пришла в полицию, прогнали как собаку – ну и к чертям их! Я отомщу, и он за все ответит мне.

– Авдеев?! Кто такой Авдеев? Убью и задушу подонка сам! – рассвирепел отец.

– Мой бывший. Работали с ним в банке. Он создал запись в Интернете и разнес все по конторе. Не пачкай руки, эта падаль мне за все ответит. Лишь нужно время, пап…

Алкоголь даровал необычайную смелость, и заяц величал себя тигром. В состоянии опьянения все немыслимое казалось предельно простым, и расквитаться с врагом было все равно, что прибить комара.

– Как же так, дочка? За что это обрушилось на нас? – залилась слезами мать.

Глядя на эти слезы и неподдельное волнение, Алла заразилась жалостью к самой себе и с ненавистью, остервенением выкрикнула:

– Да будет проклят Авдеев! Да будут прокляты ублюдки, выродившие его на свет! Да будут прокляты иллюзии, что у нас есть права и закон нас защитит! В задницу быть правильной, порядочной, хрен кто оценит. Прежняя жизнь не по мне, я не жалею, что ушла из гребаного банка. После всего случившегося я не смогу ходить туда и видеть своего врага, но не иметь возможности вцепиться в глотку, видеть коллег, клиентов, улыбаться им, когда внутри скребутся кошки. Мне тошно жить и притворяться, что у меня все хорошо, что сильная, справляюсь с трудностями. Плевать на постороннюю оценку, отныне буду жить так, как комфортно мне!

– Но как же Павлик? Как он мог поверить?

– Плевать! – сказала как отрезала она.

Как показала ситуация, не те приоритеты расставляла Алла прежде. Все силы вкладывала в отношения, карьеру – родителей не баловала ни звонками, ни визитами и крайне редко видела девчонок, откладывала встречи, посиделки на потом. Но потеряла все, нашла успокоение в семье и у подруг. Все отвернулись, и остались эти люди, их поддержка и участие ей помогли оправиться, вернули к жизни.

«Непоколебима лишь родительская любовь, ценна лишь крепость дружеских уз – все остальное приходящее и уходящее», – усвоила она.

Алла провела дома месяц, и у нее было достаточно времени на то, чтобы все обдумать, остыть и принять решение, как жить дальше, на холодную голову. Но взвешенное, верное решение далось не сразу. Первое время ей хотелось биться головой об стену и все крушить, она была во власти ненависти и обиды и не могла отвлечься ни на что другое, но вскоре у нее возникло странное желание. Ей захотелось прочесть роман, в котором у главного героя дела обстояли куда хуже, чем у нее; девушка не имела пристрастий к мазохизму, наоборот, подсознательно желала заглушить свою боль впечатлением от более сильных страданий. «Клин клином вышибают», – говорят в таких случаях; это, во-первых. И, во-вторых, в ее состоянии сердце стало более чувствительно и восприимчиво к искусству.

Родительская библиотека была богата на собрания классиков, но из всех произведений Алла остановилась на шедевре Виктора Гюго «Человек, который смеется». Она жаждала сильных эмоций и была уверена, что Гюго ей это даст, поскольку прежде уже прочла «Собор Парижской Богоматери» и осталась под впечатлением от порожденной гениальностью его пера истории, от редчайшего таланта писать настолько образно и сильно. Прочтение романа перевернуло ее внутренний мир и всколыхнуло глубоко запрятанные чувства. Алле импонировал романтизм и именно то, как раскрывал его великий француз. Он рисовал исключительного человека в исключительной обстановке, уродливого лицом, но благородного душой. Фоном служили безжалостные исторические события, которым герой пытался противостоять своей чистой, невинной, сродни детской природой. Таким был Квазимодо, таким был и Гуинплен.

Романтический герой – это борец за справедливость, таинственный странник и отшельник, кто обращается к природе, чтобы уйти от мира людей, порочности, несовершенства. Квазимодо восстает против общества, когда спасает Эсмеральду от казни и укрывает в Соборе, но лишь отсрочивает ее смерть. Над героями Гюго висит рок своего времени – их судьба предопределена, и мечты этих благородных душ о счастье изначально обречены на крах. Гуинплен выступает в Палате Лордов, где говорит о нищете и страданиях, пытаясь достучаться до сильных мира сего, но в ответ слышит смех и глумление.

В романтизме идеализированы не только люди, но и чувства. Любовь возвышенная, духовная – поистине божественное чувство и не имеет ничего общего с обычной плотской страстью. Красавица Дея любит Гуинплена, она слепа, но наделена особым даром и видит в возлюбленном то, чего не дано разглядеть остальным, – его прекрасную душу, а не обезображенное лицо человека с гримасой смеха. Гуинплен не представляет своей жизни без Деи, она для него все. Две сироты выросли вместе, обрели отца в лице бедняка Урсуса, бродячего шута и мизантропа, который кормит нищих, помогает страждущим, считает, что жизнь – мучение, а смерть – избавление, и, помогая человеку продержаться, он тем самым обрекает его на дальнейшие страдания в жестоком мире. Такой своеобразный мизантроп с чуткой, гуманной душой.

Герои были одной семьей, зарабатывали уличными представлениями, переезжали с места на место и довольствовались тихим счастьем «маленького» человека, пока не всплыла роковая правда и не повлекла за собой цепочку драматических событий…

Алла напряженно следила за сюжетом, не в силах оторваться от книги, уже по ходу прочтения несколько раз поймала себя на мысли, что переоценила свое состояние и не стоило браться за столь эмоционально тяжелое произведение сейчас: это равносильно тому, что поливать ожоги кислотой, но остановиться было нельзя. Гюго увлек, захватил, покорил!

После прочтения остался тяжелый осадок: романист порушил надежды читательницы о счастье полюбившихся героев. На благополучную концовку можно было бы рассчитывать, развивайся события в другое время и в другом месте, но никак не в феодальной Англии семнадцатого века. Историю, особенности общественного строя того времени не исказишь: бедняки имели минимум возможностей и прав, были обречены на унизительное выживание.

Как бы то ни было, каждый находит в произведении что-то «свое», дает субъективную оценку, исходя из личного опыта, и, благодаря Гюго, Алла сделала важные выводы.

«Ну почему в реальной жизни трудно встретить такую любовь, как у Деи с Гуинпленом? Любить сердцем, а не глазами – наивность романтизма или непостижимый идеал реализма? Полюбила бы я Пашку, будь он уродлив? Полюбил бы меня он, будь я слепой? Конечно же, в человеке важна душа, но на первом этапе общения серьезные дефекты внешности отпугнут любого, и чтобы узнать о красоте духовной, нужно перейти к следующему этапу, но до этого может и не дойти, поскольку «встречают (а чаще и провожают) по одежке». Мы оба клюнули на внешность, но полюбил ли Пашка мою душу? Она была пред ним чиста, но он этого не видел, поскольку был зациклен на внешнем, моей растоптанной репутации, о том, как я выгляжу в глазах других. Любил во мне лицо, красивую оболочку, и когда я пала в грязь этим лицом, отвернулся. Нет, он не Гуинплен – да и я не Дея! Раз так, убиваться и не стоит, роман Гюго помог отличить истинное чувство от мнимого. Опять же, легко сказать, труднее подавить свои чувства…»

Алла не могла забыть его в одночасье, и если бы сказала, что забыла, верить этому не стоило… Месяц она приходила в себя, изливала боль в подушку и лишь сейчас стала воспринимать расставание спокойно, как факт, как данность; теперь ее больше беспокоило, где жить, на что существовать. Если Яна и распахнула перед ней двери, то наглеть и задерживаться не стоило, к тому же та снимала квартиру не одна, а с приятельницей на пару. Аллу отличало чувство такта, и даже сейчас, оставшись на улице, она не хотела никого стеснять.

На банковской карте оставались кое-какие сбережения, как раз протянуть первое время: снять квартиру и питаться месяц-полтора. Мысли о поисках работы не давали покоя. Девушка подумывала искать новый банк, но болезненные ассоциации, воспоминания об увольнении стали для нее барьером, и она захотела кардинальных перемен, найти себя в чем-то другом, лишь бы не возвращаться к прошлому. Подумала, что на экономике мир клином не сошелся и интересно было бы попробовать себя в другой какой-то сфере.