Как приручить Обскура

— Да, мистер Ацзурро… простите, как?.. Адзурро?.. Мистер Адзурро, статус Йеллоустоунской кальдеры не будет пересмотрен и она не будет открыта для не-магов. Потому что там обитает дракон. Нет, сэр, я никогда не говорил, что в Америке нет драконов. Я говорил, что их нет в Большом Каньоне. Да, в Йеллоустоунской кальдере обитает одна особь. Да, мы пытались провести операцию по его ликвидации, но возникла проблема: дракон очень старый и очень большой. Насколько большой?.. Нет, я не интересовался, сколько в нём футов от морды до кончика хвоста. Сколько футов в полумиле — вот примерно столько и в нём. Да, думаю, Центральный парк покажется ему небольшой лужайкой. Сейчас рядом с ним круглосуточно дежурит отряд авроров. После длительных обсуждений Конгресс решил, что подкармливать его проще и безопаснее, чем попытаться уничтожить ещё раз. Да, конечно, я принимал участие в первой операции. Да, видел. Какой он?.. Ну, он… он большой.

Нет, никто из журналистов никогда не копался в нём вот так, запустив в кишки обе руки по локоть. Правду сказать, никто из журналистов даже не пытался напоить его Веритасерумом. Эффект этого зелья был настолько опасен (тут Грейвз всегда иронически ухмылялся), что на его использование даже в рамках расследования требовались особые обстоятельства и отдельное разрешение. Сейчас Грейвз испытывал на себе — чем это зелье было так опасно, и ухмыляться ему не хотелось.

— Кого я убил? Одного выскочку из Дурмштранга вроде тебя, — с ненавистью сказал Грейвз, торопясь завалить Гриндевальда подробностями, чтобы за ними было не видно, кого он ещё убил тогда. — Был тут один живописец, рисовал портреты не-магов, живые портреты. Я убил его голыми руками, разбил к хренам моржовым башку ему, как яйцо, бил его мордой об пол, пока его собственные зубы не оказались у него в глотке…

— Тише, тише, — Гриндевальд взмахнул рукой, заставляя его умолкнуть. — Убил и убил, гордиться тут нечем. Что было дальше?..

— Дальше была война, — сказал Грейвз. — Я ушёл на фронт добровольцем, со мной был отряд. Мы примкнули к британскому корпусу во Франции.

— Это я слышал, — Гриндевальд кивнул. — В каком-то захолустье в Нормандии даже улицу твоим именем назвали, — он подмигнул. — В каком звании ты вернулся?..

— Лейтенант.

— Лейтенант?.. — искренне удивился Гриндевальд. — Кавалер Ордена Почётного легиона, кавалер Креста Виктории — лейтенант?.. Как же так? — участливо спросил он.

— Я нарушил Статут во время войны, — коротко сказал Грейвз.

Глянуть со стороны — беседуют два человека, беседуют откровенно, долго, касаются таких тем, о которых постороннему не расскажешь. Наверное, близкие друзья. Наверное, старые коллеги.

Небо за окном потемнело, а Грейвз продолжал говорить. У него пересохло горло, он начал хрипеть, но утолять жажду водой с Веритасерумом он не стремился. Облизывал губы, глотал горькую слюну, которой становилось всё меньше и меньше.

Зелье действовало долго — видно, его варил кто-то очень умелый. Грейвз выложил всё, всю свою жизнь, весь путь к вершине Конгресса, рассказал все секреты, служебные обязанности, все тайны, какие мог, но Гриндевальду всё было мало.

Гриндевальд расспрашивал его не из любопытства — он всерьёз собрался занять место Грейвза. Оборотное зелье подарит ему облик Грейвза, но память Грейвза мог подарить ему только сам Грейвз. Гриндевальд не рискнул взламывать её — слишком велик был шанс, что он запутается, захлебнётся чужой памятью — и сам в ней утонет, и Грейвз лишится рассудка. Персиваль цеплялся за мысль, что он нужен Гриндевальду живым, чтобы Оборотное зелье продолжало работать. И пока он жив — у него будет шанс на побег.

— Ну, а что у тебя с личной жизнью?.. — наконец спросил Гриндевальд. — Семья, дети?.. Любовницы?.. Любовники?.. — он поднял бровь. — Девочки, мальчики… ящерки?.. Рыбки?.. Толстый персидский кот?..

Грейвз покачал головой.

— Никто тебе не поверит. Ты не сможешь меня подменить.

— Перси, я жду, — терпеливо повторил Гриндевальд.

Он встал из-за стола, прошёлся по комнате, разминая ноги. Фиал с Оборотным зельем, в котором уже плавал волос Грейвза, он держал в руке и периодически встряхивал. Зелье переливалось изумрудным и сапфировым мерцанием с проблесками золотых искр: павлиний хвост, да и только.

— У тебя есть кто-то, кто знает тебя очень близко?..

— Нет, — с облегчением ответил Грейвз.

— Хорошо, я спрошу так, — Гриндевальд терпеливо вздохнул, — ты занимаешься сексом?.. С кем-нибудь?.. Расскажи мне подробности.

— У меня нет никого постоянного, — сказал Грейвз, устало закрывая глаза. Во рту почему-то был вкус железа. Он облизал больным языком зубы и продолжил: — Я встречаюсь с мужчинами и плачу им за секс. Они не знают, кто я. Это всё.

— Ты платишь за секс?.. — Гриндевальд окинул его быстрым взглядом. — Перси, ты роскошный мужчина, тебе бы давали за одни только брови. Да к тебе очередь добровольцев должна стоять.

— Не хочу связывать себя отношениями, — сказал Грейвз. — Лучше платить. Легче. И никто никому не должен.

— Только мужчины?.. — уточнил Гриндевальд.

— Только мужчины.

— Опиши свой типаж, — потребовал он. — Кого ты выбираешь?

— Молодые, — Грейвз упёрся затылком в высокую спинку стула. Дико хотелось почесать переносицу, но его руки были снова скованы чарами, и он терпел неприятное зудящее чувство. Наверное, туда упала прядь волос, и теперь щекоталась, как проклятая. Он закрыл глаза. Говорить это не мешало, а сил видеть Гриндевальда перед собой уже не осталось. — Двадцать лет… двадцать пять. Темноволосые. С хорошей фигурой, сильными руками. Мне нравится, когда у них красивые губы…

Он говорил медленно, уже не пытаясь, как в самом начале, глотать слова. Это было бесполезно. Гриндевальд уже столько всего знал о нём, что новое унижение почти не вызывало сопротивления.

— И как ты предпочитаешь развлекаться с ними?.. — с неподдельным интересом спросил Гриндевальд. Судя по голосу, он наслаждался каждой минутой допроса. — Ртом, руками… в задницу?..

— Ртом, — бесцветно сказал Грейвз. — Больше всего — ртом. Я люблю, когда они мне сосут. Ставлю на колени, держу за волосы. Всегда смотрю. Заставляю смотреть в ответ.

— А как же самое заветное?.. — Гриндевальд с издевательской ухмылкой хлопнул себя по заду. Грейвз инстинктивно скривился:

— Я брезглив. Мне редко хочется… войти с чёрного хода.

— Есть кто-то особенный?.. — небрежно спросил Гриндевальд.

— Нет, — с усилием повторил Грейвз, глядя ему в глаза. — У меня нет постоянного партнёра. Я никого не трахаю дважды. Я ни в кого не влюблён. У меня нет близких людей. Никто не привязан ко мне. Меня некем шантажировать, — не сдержав торжества, бросил он.

— Перси, Перси, Перси, — Гриндевальд вздохнул, подошёл ближе и подцепил его за подбородок покровительственным жестом: — Дурачок Перси. Раз у тебя нет близких — никто и не поймёт, что ты — это уже не ты…

— Тебе никто не поверит, — твёрдым шепотом повторил Грейвз.

— Не скучай без меня, милая Шахразада, — ухмыльнулся Гриндевальд, доставая палочку. — Я хотел бы провести с тобой больше времени, но дела вынуждают нас ненадолго расстаться. Когда я вернусь, мы продолжим.

И палочка коснулась виска, погружая Грейвза в беспамятство — уже знакомое, глухое и чёрное.

***

— Перси, не будь букой, выбирайся размять ноги хоть иногда, — сказал Гриндевальд, заходя в облезлую комнату с чашкой чая в руках. Грейвз старался не прислушиваться к запахам еды, которые тянулись через приоткрытую дверь. Живот давно сводило от голода, обоняние обострилось. Аромат крепкого чёрного чая с ложечкой сахара вызвал у Персиваля головокружение.

Гриндевальд трансфигурировал себе низкое кресло у облезлой стены, сел, положил ногу на ногу. Он был в своём собственном облике, вот только одежда была с плеча Грейвза. Персиваль прекрасно узнал свой любимый фасон, свою рубашку и свои запонки. Ублюдок явно успел побывать у него дома. Где ещё он копался?.. В спальне?.. В библиотеке?.. Нижнее бельё тоже позаимствовал из комода?..