Как приручить Обскура

Гриндевальд шумно отхлебнул чай:

— Знаешь, Перси, правду говорят: первый рабочий день — самый тяжёлый. Пока ты здесь прохлаждаешься, я выполнял, между прочим, твою работу, — осуждающим тоном сказал он. — Бегал подтирал задницу твоим аврорам, уверял мадам Президент, что великий тёмный маг Геллерт Гриндевальд не посмеет сунуть нос в Нью-Йорк, тренировал суровый взгляд на подчинённых. Знаешь, очень эффектно, — он зевнул, прикрыв рот ладонью, — стоит выйти куда-нибудь, встать эдак, руки в карманы, с задумчивым видом поглядывая по сторонам — все тут же пугаются и начинают работать в два раза быстрее. Дарю идею. Если выживешь — обязательно проверь, сам увидишь.

Грейвз не смотрел на него, ему было омерзительно. Он стоял у окна, прислонившись задом к подоконнику.

— Ты голоден? — с интересом спросил Гриндевальд, позвенев ложечкой о край чашки. — Да?.. Нет?.. Я не вижу, — он нахмурился, вглядываясь в его лицо, будто этот важный вопрос беспокоил его не на шутку. — Перси, не играй со мной в прятки, это бессмысленно.

Из разбитого окна ветер приносил запах соли и водорослей, гниющих на берегу по кромке прилива, совсем рядом слышался ворчливый шорох прибоя.

— Считай, что ты стал магглом, — предложил Гриндевальд. — Или не-магом, как вы их тут называете. Никакого тебе волшебства. Никакой возможности бежать. На суицид ты не решишься, — он усмехнулся. — Слишком влюблён в свою идеальную жизнь и у тебя ещё теплится надежда её вернуть. Ужинать будешь?.. — буднично спросил он, глянув в соседнюю комнату через пустой дверной проём. Там, на столе, высились вазы с фруктами, между ними стояли тарелки, супница, соусник… Лиможский фарфор, мать любила его. Золотые гроздья мимозы на широком изумрудном ободе. Гриндевальд даже сюда запустил руки. Как бы не пришлось после него столовое серебро пересчитывать.

Грейвз продолжал молчать. Рано или поздно Гриндевальду надоест кривляться, и допрос возобновится. До тех пор он не собирался издавать ни звука.

— Перси, ты ведёшь себя, как ребёнок, — укоризненно сказал Гриндевальд. — Взрослый человек на твоём месте давно понял бы, что со мной не надо играть. Со мной надо сотрудничать, — он широко улыбнулся. — Либо ты сотрудничаешь со мной сам, либо под Веритасерумом. От него у тебя глаза делаются, как у щенка — я этого не люблю, выглядит как-то пугающе.

Грейвз отвернулся к окну, продолжая хранить молчание.

— Если тебе хочется морить себя голодом — я не возражаю, — сказал Гриндевальд. — Сбросишь пару фунтов — будешь выглядеть на полгода моложе. Потом я всё равно заставлю тебя есть, — небрежно сказал он и снова зевнул. — Но пока не смею прерывать твоё наслаждение собственным стоицизмом…

Гриндевальд поставил чашку на пол, пригладил белые волосы.

— Не знаю, какие у тебя планы на завтра, а у меня с утра встреча с Даклендом и Брукс. Кто-то в Чикаго, говорят, научился чеканить фальшивые драготы… Хотя тебе наверняка это не интересно, — сказал он, заметив, как у Грейвза азартно блеснули глаза. — Кстати, что это за семейка Бэрбоунов?.. Мутят воду, вынюхивают… Я разве не должен за ними приглядывать?..

Грейвз ощутимо вздрогнул, сжал губы.

Криденс. Криденс Бэрбоун, постыдный, грязный секрет. Забитый, сутулый юноша с губами потрясающей формы, скуластый, темноглазый, запуганный — Криденс был тайной, которую Грейвз охранял почище секретов государственной важности.

— Так-так, это интересно! — Гриндевальд сверкнул глазами. — Мы что-то нащупали, да?..

Грейвз ответил тяжёлым взглядом, качнулся вперёд, но Гриндевальд ткнул в него палочкой:

— Империо.

Грейвз бывал под заклятием подчинения, вот только раньше это всегда было на тренировках. Авроров учили сбрасывать с себя путы чужой воли, и он тоже умел, но на это уходило время. А времени Гриндевальд ему не давал.

— Выпей воды, Перси, — приказал он.

Грейвз быстрым шагом пересёк комнату. Часть его сознания продолжала бороться, но часть испытывала непреодолимое желание делать всё так, как ему говорят. Он налил себе воды, расплескав половину на стол, взял стакан. Огромным усилием воли задержал руку. Не пить, только не пить, только не пить…

— Перси, — подхлестнул его голос.

Он вскинул руку неловким жестом, стукнулся о стакан зубами. Сжал его край, будто хотел откусить, но голова сама запрокинулась, и он выпил — крупными, торопливыми глотками, проливая на грудь, с отвращением к собственной слабости, предвкушая, что самое страшное сейчас только начнётся…

— Поведай мне, драгоценный, что связывает тебя с Бэрбоунами?.. — вкрадчиво спросил Гриндевальд, сняв заклятие подчинения. Сволочь, он прекрасно понимал, что, оставаясь в трезвом рассудке, Грейвз будет выбалтывать свои секреты куда менее радостно. Пытка доставляла Гриндевальду отдельное удовольствие.

Что связывало его с Бэрбоунами… Грейвз задохнулся, от стыда и ужаса лицо стало горячим. Он больно укусил себя за губу, но это не помогло.

— Есть один мальчик… — хрипло прошептал он, опуская стакан.

— Мальчик?.. — оживился Гриндевальд. — Вот ты ублюдок, Перси!.. Такой приличный на вид, а копни поглубже — и всё как у всех, грязные мыслишки, пороки… Так, я хочу подробностей, — он хлопнул себя по коленям. — Сколько лет мальчику?..

— Я не знаю, — ответил Грейвз. — Восемнадцать… Может быть, больше.

— Мальчик, — разочарованно хмыкнул Гриндевальд. — Я-то обрадовался… Ладно, выкладывай, что там с этим мальчиком. Ты его трахаешь?

— Нет, — сквозь зубы ответил Грейвз. — Не трахаю. Но очень хочу.

— Так-так… И вы встречаетесь?..

— Я вижусь с ним… иногда.

— Перси, не заставляй меня тянуть из тебя клещами каждое слово! Что вы делаете, когда видитесь?

— Ничего. Гуляем. Разговариваем. Я просто смотрю на него… Я ничего с ним не делал!.. — с глухим отчаянием признался он.

Закрыл глаза. Дышать было тяжело, будто на грудь наступил лапой тот самый дракон из Йеллоустоуна. Вот он, твой секрет, Персиваль Грейвз, не прикрытый благородными мотивами, заботой о безопасности, благом магического общества… Ты просто хочешь мальчишку до дрожи, до приступов аритмии. Так хочется — прикоснуться к щеке рукой, поднять ему голову, пальцем провести по губам… Раскрыть ему рот, пусть испуганно и доверчиво смотрит своими глазищами — он не отпрянет, он сделает всё, что прикажешь, лишь бы потом ему сказали с улыбкой: «Криденс, ты был хорошим мальчиком»…

— Ну и о чём же вы говорите?.. — нетерпеливо спросил Гриндевальд.

— Однажды я обещал… — с трудом выговорил Грейвз, — не подумав, сказал ему, что заберу от приёмной матери в мир магов. Он сквиб, он никто… Я хотел заставить его забыть обещание, но на него не подействовал Обливиейт. И он не поддаётся легиллименции.

— Ах ты хрен моржовый, Персиваль Грейвз, — с нескрываемым наслаждением сказал Гриндевальд. — Хочешь выебать беспомощного сироту, сквиба, дворняжку. Ну и грязная же ты скотина!..

Грейвз стоял у стола, не смея повернуться и взглянуть Гриндевальду в глаза. Это было, мать вашу, крайне изобретательно: сначала заставлять пить сыворотку правды, а потом выворачивать наизнанку. Грейвз вдруг понял, что серьёзно недооценивал Гриндевальда. Очень, очень большая ошибка.

Нет, ошибка или нет, он обязан пройти через это. Пока он жив, он не потерял шанс всё изменить. Да, Персиваль, он прав, ты скотина, ты хрен моржовый, но ты сам в это вляпался. Держи теперь голову, принимай, что заслужил.

Грейвз повернулся. Гриндевальд сидел в кресле, сцепив пальцы на животе, смотрел с каким-то издевательским озорством.

— Как зовут мальчика?..

— Криденс, — сипло ответил Грейвз.

— Как он выглядит?

— Высокий… но кажется ниже, потому что постоянно сутулится. У него чёрные волосы. Ужасная стрижка, будто ему на голову надели горшок и срезали всё, что торчало. У него тёмные глаза… Красивые, но он вечно их прячет, боится взглянуть в лицо. У него губы… — тихо сказал Грейвз.

О губах Криденса он мог бы написать поэму. Плотные, крупные, резко очерченные, яркие оттого, что Криденс постоянно кусал их. Они манили Грейвза, как огонь — мотылька. Иногда он говорил с Криденсом лишь для того, чтобы смотреть, как они раскрываются, смыкаются, круглятся, формируя слова из звуков.