Как приручить Обскура

Приз. Конечно же, приз. Молчи. Молчи, молчи, молчи, сволочь. Тебе полагается приз!.. Закрой рот. Не смей. Я хочу приз!.. Прикуси язык!

— Да, Криденс, — удивительно спокойным голосом сказал он. Старый ты козел, Персиваль, дождался, да?.. Дождался повода?.. — Если я выиграю, — он едва запнулся, но продолжил ровно, не сбив дыхания: — ты меня поцелуешь.

Криденс смутился. Кивнул.

Грейвз почувствовал, как замерло сердце. Согласился!.. Зачем?.. Почему?.. Да что ему в этом такого?.. Он не понимает, что нельзя соглашаться?.. Или боится, разозлить отказом?.. Персиваль, Персиваль, твою ж мать!.. Дважды подумай, трижды. Что ты творишь?.. Остынь, есть ещё время. Проиграй ему. Не трогай его. Пожалей мальчишку.

Да ладно, — вкрадчиво вмешался внутренний голос. — Один поцелуй. Что тут плохого?..

— Красный, — шепотом сказал Криденс.

— Рубин, — ответил Грейвз.

Они свернули к старому каменному мосту через реку, медленно пересекли его. Вода тихо журчала под гулким сводом, в вечерней тиши её было отчётливо слышно. А может, у Грейвза вдруг с чего-то обострились все чувства, и он ощущал на лице лёгкую прохладу ветра, слышал и воду, и отдалённое конское ржание, и чей-то свист высоко в небе. Мир будто раздвинулся перед ним, и он как впервые, смотрел на дальние бугры холмов, чёрные на фоне неба, и на острые звёзды над ними.

— Зелёный, — сказал Криденс.

— Павлиний хвост.

— Белый.

— Мрамор.

— Что такое мрамор… сэр?..

— Камень. Очень красивый, я покажу тебе. Если отполировать — блестит, как зеркало.

— Белый блестящий камень, — повторил Криденс себе под нос, будто запоминая.

— Он бывает разных цветов. Я вспомнил белый. Дальше?..

— Чёрный.

— Ночное небо.

— Розовый.

— Помада.

— Помада?..

— Краска для губ.

— Раскрашивать лицо — грех, — монотонно пробормотал Криденс не своим голосом.

— Это ещё почему? — удивился Грейвз.

Он неточно помнил христианские заповеди, но насчёт украшения себя Библия не была сильно строга.

— Мэри Лу говорила, что это грех. Это привлекает мужчин.

Грейвз пренебрежительно фыркнул.

— Однажды Честити получила пощёчину за то, что заговорила на улице с незнакомым мужчиной. А Модести было запрещено играть с мальчиками. Только со мной.

— Криденс, — терпеливо сказал Грейвз, — Мэри Лу была злобной и жестокой стервой. Нравиться другим людям — это естественное желание. Украшать себя помадой, румянами, пудрой, одеждой — это не грех. Остановись.

Криденс застыл, сутулясь и чутко вслушиваясь в то, что говорит Грейвз. Тот снял с себя лёгкий шарф из тонкой шерсти и накинул на Криденса.

— Вот так, — он пригладил концы, чтобы лежали ровнее по обе стороны от воротника. — Теперь ты стал…

— Красивым, — шёпотом подсказал Криденс. Казалось, он улыбается — на опущенном лице было не разглядеть.

— Что?.. Нет!.. — возразил Грейвз и тут же поправился, чтобы Криденс не понял его неверно: — Ты уже красивый. А теперь стал ещё и модным.

Он одёрнул пальто на его плечах, чтобы сидело ровнее, убрал руки.

Ох уж эти пуритане. Как они вообще размножаются с такими запретами?.. Раз в год в миссионерской позе?.. С мальчиками не играй, красивое не носи… Додумались же объявить грехом такие чудесные вещи, как секс и флирт. Они бы ещё еду запретили.

Грейвз вспомнил скудный благотворительный рацион для беспризорных детей и грустно вздохнул.

— Дальше, Криденс?..

— Фиолетовый.

— Закат.

— Синий.

— Хоуп.

Криденс издал какой-то тихий звук. То ли хмыкнул, то ли попытался хихикнуть, но подавил порыв и опустил голову. Улыбнулся.

Перебрасываясь словами, они пересекли мост. Придуманная игра оказалась увлекательной. Грейвз подбирал ассоциации, вороша всю свою жизнь, а Криденс хитрил, видимо, стараясь растянуть удовольствие.

— Жёлтый.

— Золото.

— Золотой?..

Грейвз усмехался и отвечал — «кольцо».

На башне с часами ударил колокол, звон поплыл, растворяясь в сумерках. Они повернули к городу по другому берегу реки, мимо рядов тонких осин. От зеленовато-серой коры пахло свежей горчинкой, под ногами лежали прошлогодние листья, схваченные морозцем. Река тихо плескалась совсем рядом, убегая к озеру за холмы.

— Вы выиграли, сэр, — сказал Криденс. — Я больше не знаю цветов.

Грейвз остановился. Отвёл от лица тонкую узловатую ветку с бурым листиком, чудом пережившим зиму. Машинально облизнулся, сунул руки в карманы. Какие у Криденса губы?.. Последний шанс представить перед тем, как ты это узнаешь, Персиваль. Должно быть, шершавые. Обкусанные. Тёплые. Какой он на вкус?.. Какое у него дыхание? Умеет ли он целоваться? Да нет, кто бы его учил — сёстры, что ли?

Мгновение трепетало, затягиваясь в петлю. Вот сейчас… Всего один поцелуй. Не так уж и много. И руки, руки в карманах держи… А то ты себя знаешь. И не заметишь, как завалишь парня прямо здесь, под осинки.

— Я хочу мой приз, — хрипловато сказал Грейвз. Сердце билось медленно, во рту собиралась слюна. Как же сладко растягивать предвкушение — будто сдерживать долгожданный оргазм. Ещё секунда, ещё одна, вот сейчас, вот уже почти, и мгновения — как медовые капли, которые ловишь ртом — тягучие, прозрачные, сладкие.

Криденс шагнул к нему, оказался так близко, будто хотел обнять. Грейвз поднял лицо. Криденс был едва выше, сейчас он качнётся вперёд, и…

…и Криденс неловко прижался губами и носом к щеке.

К щеке?..

Грейвз раздражённо выдохнул. Да что это за издевательство! То есть, этот несчастный запуганный мальчишка ещё и не соображает, что Грейвз ходит рядом и едва сдерживается, чтобы не тянуть к нему руки?.. Он идиот или притворяется?.. Или он настолько невежественный, что не способен догадаться, на какой поцелуй намекал Грейвз?.. А все эти объятья, вздохи, прислонённая к плечу голова — это что, нежные сыновьи чувства и ничего больше?..

Разочарование было отрезвляющим и холодным. Грейвз застыл, почувствовал, что губы Криденса всё еще прижимаются к щеке. Ему нужно разрешение перестать, что ли?..

— Спасибо, Криденс, — сухо сказал он.

Тот вздрогнул, качнулся назад, подобрал руки к груди.

— Простите… Я сделал что-то не так, сэр? — растерянно спросил он.

— Я рассчитывал на другой поцелуй, — сдерживая злость, сказал Грейвз.

Нет, Персиваль, сам себя накрутил — сам на себя и злись. Мало ли на что ты рассчитывал. Не было уговора про поцелуй в губы. Подавись своим призом.

Грейвзу казалось, он и правда сейчас подавится. Горло сжалось, будто в нём что-то застряло. Нет, ни в коем случае нельзя срываться на Криденсе. Он не при чём, он не виноват.

— А какой… вы хотели? — потерянно спросил Криденс. Он не отступил ни на шаг, Грейвз чувствовал его зажатое дыхание у себя на шее.

Какой!.. Он даже не понимает, что ты пытался с ним флиртовать. Он этого даже не понимает, Персиваль. Твои сладкие фантазии — чушь. Настоящий, живой Криденс ничего не поймёт. Он ничего тебе не подставит, даже если приказать ему снять штаны. Он слеп от невежества. Ты его лишь напугаешь, если хоть что-то сделаешь.

Мерлиновы яйца, во что ты ввязался, Персиваль?.. Учи его, воспитывай, поднимай на ноги, спасай его, спасай людей от него — за просто так, за «спасибо». Даже минет в благодарность тебе не светит.

— Сэр?.. — тревожно позвал Криденс. Он так и стоял вплотную, чуть ли не прижимаясь щекой к щеке, и от его близости, от его тёплого запаха из ворота пальто у Грейвза начинала кружиться голова. — Мистер Грейвз… Я не знаю других поцелуев. Только такой.

Грейвз шумно выдохнул, сам не понимая, то ли ему смешно, то ли хочется убивать.

Он невинен, как младенец, понимаешь, ты, старый хрыч?.. Он не знает других поцелуев, потому что никто никогда его не целовал, козёл ты похотливый. Может, сестра чмокала в щёку перед сном, и другой ласки он не знал. Пока ты не появился со своими навязчивыми фантазиями.

Давай, устрой ему первый поцелуй, научи. Просвети. Не удержишься ведь. Не сможешь. Силы воли устоять не хватит, правда, Персиваль?.. Как тут устоишь, когда он сам чуть ли не просит?..