Тайна замка Бельвуар

Исследователям стало ясно, что драматург и поэт Шекспир скрыл своё подлинное имя.

Предполагают, что, уйдя из дому, в котором, видимо, была очень тяжелая материальная и бытовая обстановка, Шакспер с цыганами либо бродячими актерами прибыл в Лондон, где пробивался случайным ремеслом, потом пристал к какому-то театру, а затем – к открывшемуся „Глобусу“. Этот театр обожали в то время молодые графы Рэтленд и Саутгемптон. Они, что называется, чуть ли ни дневали в нем, проводя время в ущерб обязанностям при дворе, чем была недовольна королева. Возможно, в значительной степени на их деньги этот театр и создавался. Такая вот вырисовывается картина, Роджер, в моем втором рассказе о Гилилове».

– Но ведь потом, – сказал, встрепенувшись, граф, – актерские труппы, чтобы их не считали бродячими, приписали ко дворам знатных особ, а сейчас они имеют патенты и находятся под покровительством самого короля и членов его семьи.

– Но тогда этого не было, и наш претендент на шекспировское творчество каким-то чудесным образом оказался у подножия Терпсихоры и Аполлона – в театре «Глобус», – сказал Нортон. Граф рассмеялся.

– Александр, рассказывая о Гилилове, вы изобразили созданную им картину пропасти двух, якобы непереплываемых от одного к другому, берегов. Их что, соединить нельзя?

– Ах, Роджер, это не пропасть, это – Большой каньон в штате Колорадо в Америке. Я вам покажу его на фотографии, я там был. Но случилось самое худшее, возможно, этого даже кто-то хотел. А тут еще нашлись очень наивные, но горячо верящие в свою правоту люди, их было немало, которые (как вам бы и хотелось) стали «сшивать» берега, довольно часто булькаясь в воду!

Оба собеседника громко и весело расхохотались. Нортон продолжил:

– Делали они это, даже при крушениях, последовательно, шаг за шагом, укрепляя «канаты», что порождало впечатление уверенности в своём деле, правды и окончательной истины, которую спешили зафиксировать в учебниках, а потом и в научных трудах, энциклопедиях.

– И все этому поверили? – спросил граф, довольный услышанным, при этом улыбаясь почти загадочной улыбкой.

– На ваш вопрос скажу одно: придется начинать третью часть рассказа о Гилилове, – произнес Нортон.

– Начинайте, Александр, но мне нужно размять ноги, они сильно затекли, – сказал граф, вставая и сильно прихрамывая.

– О да! Конечно, конечно, – воскликнул Нортон. И они медленно пошли по дорожке в сторону парка.

Гилилов

Продолжение 3

– Что ж в третьей части вы расскажете о Гилилове? – спросил граф у идущего рядом Нортона.

– А вот что. Умные люди, а они всегда были, есть и будут, поняли, что шекспировские произведения написал другой или другие люди, но только не безграмотный человек из Стратфорда-на-Эйвоне. Кстати, у Шакспера вся семья, как я уже говорил, была неграмотна, а в его завещании не упомянута ни одна книга, хотя наличие библиотеки у Титана слова, Логодедала можно предположить; не оказалось в нём ни рукописей якобы писателя, ни его собственных, уже изданных произведений. В завещании распределялись только бытовые объекты, вещи, деньги, проценты. Это завещание, найденное сто лет спустя после смерти якобы великого драматурга, произвело на его почитателей и исследователей своей убогостью столь гнетущее впечатление, что оно даже незримо вьётся и кусается здесь, в этом парке. К слову сказать, и книги, и рукописи великих английских поэтов, писателей, драматургов, а Шекспир среди них уже тогда был первой величиной, стояли больших денег. И получается, драматургу в лице Шакспера-актёра эти честные деньги, заработанные якобы его собственным талантом, были не нужны, а ростовщические, шейлокские, грели душу, и над ними он трясся, торгуя домами, пивом, сеном, соломой, отдавая деньги в рост знакомым или незнакомым людям, а при случае задержки, неуплаты ссуды тащил их в суд. Вот такая разнонаправленная картина выявилась, когда настоящий отец бросил свои творения. Добавлю, что некоторые знатные особы, например, из семейства Сидни, на публикациях своих творений имели неплохой доход, – сказал Нортон и посмотрел на графа; тот молчал, прикусив губу.

Ещё бы! Ведь его жена и была из этого семейства. Но Нортон не стал особо заострять на этом внимание, достаточно было показать графу, что Гилилов многое знает.

– Продолжайте, – сказал граф, помедлив ещё с минуту.

– Хорошо, – ответил Нортон, – теперь вы понимаете, что за подставной фигурой в лице Шакспера стали искать истинного создателя творений драматурга; возможно, даже нескольких авторов или соавторов.

– Ну и что же, нашли? – как-то буднично спросил Роджер.

– Нашли, – ответил Нортон, – нашли пятьдесят претендентов.

– Ого! Ничего себе! – граф рассмеялся как-то облегчённо и свободно. – Но неужели в пьесах Шекспира, в его поэзии нет хоть каких-то указаний, зацепок, объясняющих, кто их написал?

– Почему же нет? Есть, такие указания есть. Их обнаружил и систематизировал Гилилов, – ответил Нортон.

– И что? Он их отыскал по пятидесяти кандидатурам?! – воскликнул граф.

– Нет, конечно. Понимаете, Роджер, люди умеют искать – они научно обосновали из пятидесяти только десять, из них Гилилов оставил семь наиболее вероятных претендентов. Но отсеивали не просто так, а изучали, исследовали каждую кандидатуру, её творчество, биографию. Изучали, по существу, целую эпоху. Это обогащало знания человечества в целом. Работы было немало, она продолжается до сих пор, то есть до моего времени. Теперь за дело взялись математики, информатики, статистики, инженеры, экономисты, люди других профессий и просто любители, исследуя данный вопрос. Выстроены целые школы приверженцев того или иного претендента на роль подлинного Шекспира. Всё это очень хорошо проанализировал и оценил Гилилов. Приведу два примера, чтобы вам, Роджер, была более ясна картина изучения и раскрытия шекспировского вопроса, сущность которого состоит в том, чтобы научно определить, кто им действительно был. Ведь он укрылся от человечества, как Протей в своих текучих легендах, а люди с этим не могли согласиться. Большой вклад в раскрытие тайны Шекспира внесла в XIX веке шекспировед из Америки Дэлия Бэкон (1811–1859), однофамилица Френсиса Бэкона (1561–1626), который в юные годы учёбы графа Рэтленда в университете патронировал, занимался воспитанием последнего по поручению канцлера лорда Берли (1512–1598), то есть участвовал в вашей учебе и воспитании, Роджер. Прошли годы, случился мятеж Эссекса. В судилище над ним особо усердствовал Бэкон, видимо, расчищая себе дорогу в фавориты королевы. Он требовал казни мятежника, обосновывая это как философ и ученый. Можно представить, как его выступление подействовало на королеву, не чуждую ученым теориям и аргументам. Затем Бэкон стал канцлером, он и сейчас занимает этот пост, но науку не бросил: часто проводит опыты по замораживанию растений в своей лаборатории, – проговорил Нортон.

– Лучше бы он заморозил себе мозги и память, – мрачно сказал граф.

– Может это и случится, но позже, а сейчас я свяжу американскую исследовательницу с этим английским ученым и канцлером. Изучив суть шекспировского вопроса и написав по нему несколько работ, Дэлия Бэкон обосновала имя Фрэнсиса Бэкона в качестве подлинного Шекспира, то есть отца брошенных детей-пьес. Свою теорию, довольно стройную и убедительную в философском плане, она решила подтвердить эмпирическим путем и, приехав в городок, на родину Шакспера, тайно проникла в церковь Святой Троицы – место захоронения этого человека, где попыталась сдвинуть могильный камень, полагая найти за ним рукописи драматурга, подтверждающие её теорию. Изнуренная творческими поисками, а теперь ещё и задержанная стражей, она попала в психиатрическую больницу, сойдя с ума, – Нортон остановился, он просто устал.

– О боги! – воскликнул граф. – Это невозможно, немыслимо! Как серьёзно и глубоко всё зашло!

Нортон продолжил:

– Ещё одну могилу обыскивали. И если не рукописи искали, то, наверняка, тело захороненного в ней человека.