Бар «Безнадега»

А еще мочой, мусором и пивом. В переулке за «Безнадегой» пахнет как всегда – подворотней любого большого города. Будь ты хоть в Нью-Йорке, хоть на лазурном берегу, запахи подворотен везде одинаковые.

Мигает фарами тачка, пищит сигнализация. Нутро машины встречает такой же сыростью, как и на улице, осенним холодом, почти слякотью. Дождя нет, дороги в этот час почти свободны, Москва, шумная и беспокойная днем, сейчас дремлет, убаюканная ветром и стуком капель по крышам. Уже вяло и лениво ворочается, но все-таки еще дремлет.

Дороги относительно свободные, поэтому до места я доезжаю без проблем, как раз вовремя, чтобы припарковаться за углом и дойти до нужного подъезда. Иду не спеша, потому что торопиться особенно некуда.

Я облокачиваюсь о перила на крыльце, перекладываю в левую руку коробку, жду.

Ненавижу ждать.

Через какое-то время в подъезде слышатся легкие, торопливые шаги. Кто-то спускается по лестнице. Маленькие ножки в изношенных кроссовках. Потом писк домофона, и передо мной оказывается Дашка.

- Привет! – улыбается она. Улыбается открыто и широко. Улыбается мне.

- Ты сегодня задержалась.

- Прости, не могла найти чистые носки, - улыбка все еще широкая. Девчонка показывает рукой на собственные ноги, и я вижу носки. Один желтый, другой голубой в мелкий красный горох.

У нее бледное, слишком бледное лицо, огромные карие глаза, Дашка худая и нескладная, под глазами вечно тени. Она кутается в старую черную куртку и коричневый огромный шарф, немного сутулится и ежится. И мне все это не нравится в который раз.

- Может, хватить строить из себя…

- Не начинай, - обрывает она меня на полуслове, все еще улыбаясь, - а то пойду без тебя. Отдавай мое пирожное.

Я протягиваю Дашке коробку.

- Ты бесишь меня, - говорю вполне серьезно, но Дашке плевать, сквозь прозрачную крышку девчонка пытается рассмотреть то, что внутри.

- Ага. Сегодня «Малиновый поцелуй»?

- Да, - цежу сквозь зубы, потому что ведь реально бесит.

- Ну и круто, - карие глазищи удовлетворенно жмурятся. - Хватит строить из себя хрен знает кого, Андрей. Ведь реально одна пойду.

- Все-все, - поднимаю руки вверх и спускаюсь вслед за ней с крыльца, раскрывая над головой девчонки зонт. Пока ждал, снова начал накрапывать мелкий, мерзкий дождь. – Рассказывай.

- Нет, - качает она головой, отчего темные пряди падают на лоб. – Это ты рассказывай, выглядишь паршиво.

- Непростая неделя была. Ничего выдающегося, - пожимаю плечами. – Дела, сделки, поиски всякой хрени.

Дашка хмыкает, чуть поджав тонкие губы. Она сегодня задумчива и сосредоточена. Мы идем медленно, стучит глухо по натянутой над нашими головами темной ткани дождь.

- Много нашел? – спрашивает девчонка.

- Много чего?

- Хрени, Андрей… - вздыхает она на непонятливого меня. И приходит моя очередь хмыкать.

- Достаточно, чтобы вспомнить значения слов жадность, алчность и человеческая глупость. Знаешь, Дашка, пообещай мне не теряться, ладно?

- Не теряться? – она смотрит удивленно, повернув ко мне худое лицо. Скулы впалые, тонкие руки в карманах коротких брюк. Не понимаю эту моду на короткие шмотки. Гавроши. И Дашка сейчас как Гаврош. На самом деле, будь она в другой одежде, это вряд ли что-либо поменяло. В ней всегда было гораздо больше от того оборванного, не нужного родителям мальчишки из Парижа, чем в ком-либо еще из тех, кого я знаю. Дашка – тоже gamin. Разве что в макете слона не живет. А так... Все то же. Даже локальная революция намечается. Своя, маленькая, и тем не менее…

- Как я могу потеряться, Зарецкий? Мне пять лет, что ли… Да и до маразма еще далеко.

- Уверена? – щурюсь на девчонку, и маленький кулак прилетает мне в плечо. – Ага, очень больно и страшно, - кривлю губы в подобии улыбки.

- Я стукнула тебя не для того, чтобы напугать или сделать больно, - ворчит Лебедева. Потом вздыхает и поясняет: – Я стукнула тебя, чтобы показать, что возмущена. Знаешь, люди иногда так делают. Я имею в виду нормальные люди.

- То есть я не нормальный?

- То есть ты не человек.

- И кто же я?

Спрашиваю и вглядываюсь в лицо девчонки. Мы никогда, на самом деле, не обсуждали с ней эту тему. Она просто не спрашивала, а я не считал нужным заводить разговор первым. Но я знаю, что она знает. И она знает, что я знаю, что она знает.

- Расслабься, Зарецкий, мне все равно.

Я принимаю такой ее ответ. Он меня более чем устраивает. С большой вероятностью Дашке совсем не все равно, но она говорит то, что говорит, потому что знает, что это именно то, что я хочу от нее услышать. Потому что так ей безопаснее. Дашка очень часто поражает меня именно вот этой своей осторожностью и пониманием.

Мы идем молча какое-то время, а потом девчонка вдруг поднимает на меня взгляд и задает вопрос, который застает меня врасплох, потому что тема странная. С учетом того, кто именно спрашивает и у кого.

- Андрей, а ты когда-нибудь влюблялся?

- Ты влюбилась?

- Ты еврей? – дуется Дашка. – Что за дурацкая привычка? Почему нельзя ответить сразу?

Я улыбаюсь, хмыкаю, смотрю на недовольную Дашку, немного покрасневшую под моим взглядом Дашку, улыбаюсь еще шире.

- Да, влюблялся.

- И как оно?

- На самом деле… - я поначалу думаю о том, какие слова подобрать, а потом плюю на это дело. Потому что мы с Дашкой друг другу не врем. Договорились еще на «берегу», и вот уже три года как не врем. – Гнусно.

- Гнусно?

- Ага. Ты тупеешь, слабеешь, теряешься, мучаешься какое-то время, не понимаешь, что с тобой происходит, притворяешься тем, кем не являешься на самом деле.

- Зачем?

- Не знаю, - пожимаю плечами. – Оно само происходит. Мозги – в кашу, и член, собственные стремления и желания – в задницу.

Дашка смеется. Недолго, но весело и задорно.

- Я не об этом, - все еще посмеиваясь, поясняет она, заправляя темную прядь за ухо. – Я про «притворяешься», зачем? – и снова этот ее пытливый взгляд.

- Хочешь казаться лучше, чем есть на самом деле, хочешь стать лучше, чем есть на самом деле…

- Разве это плохо?

- Да. Потому что это не ты. Ты скрываешь настоящего себя, прощупываешь почву, решая, какую свою часть показать, а какую нет, осторожничаешь, примеряешься. Как игра в покер. И ничего вокруг не замечаешь.

- Ну хоть что-то хорошее в этом есть?

- Что-то есть, - пожимаю плечами. – Тебе хорошо. Какое-то время. Не долго.

- А как же любовь до гроба? Умерли в один день, вот это вот все… - она обводит рукой улицу перед собой. – Бабочки в животе, розовые пони, жрущие радугу, карамельный сироп вместо дождя, солнце в два часа ночи вместо лампочки из-за смс?

- Ага, и за «окошком Альпы», - усмехаюсь. – Я… это есть, Дашка, наверняка есть, но встречается редко. Так почему ты спрашиваешь? – мы почти дошли до угла, и времени на то, чтобы услышать ее ответ, у меня мало.

- Потому что никак не могу влюбиться, - пожимает она плечами, опуская темную голову. – Все кругом влюбляются, девчонки шепчутся, обсуждают парней. А я не могу. Мне никто не нравится. И… я как будто лишняя, понимаешь? Кажется, что что-то упускаю. Со мной что-то не так?

- И это все? – вздергиваю я брови. – Дашка, все с тобой так, успеешь ты еще и влюбиться, и полюбить, и страдать потом по ночам. Хочешь, влюбись в меня, - развожу в стороны руками.

Дашка оглядывает меня с ног до головы и снова смеется, опять заливисто и громко.

- Фу, - морщит она нос, - это будет совсем по-дебильному.

- Почему это? – делаю я обиженный вид.

Дашка опять смотрит на меня внимательно, почти придирчиво, скрещивает на груди руки, щурится, нарочито глубоко вздыхает.  

- Ты не человек, ты… давай, назовем это «спас меня», ты старше меня… на сколько? Лет на пятнадцать? У тебя явно темное прошлое и не менее темное настоящее, полно скелетов в сундуках и шкафах, куча денег. Все шаблоны собрали?

Я смеюсь. Коротко и отрывисто.

- Не знаю, Дашка, возможно… - качаю головой, все еще улыбаясь.